Дайос Бела
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| Дайос Бела | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Лев Гольцман |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии | |
Дайо́с Бе́ла (нем. Dajos Béla; настоящее имя Лев Гольцман; 19 декабря 1897 — 5 декабря 1978) — немецкий скрипач, руководитель эстрадного оркестра.
Биография
Лев Гольцман родился 19 декабря 1897 в Киеве (отец — русский еврей, мать — венгерка, рано умершая). К девяти годам Гольцман уже выступал с концертами (скрипка).
Участвовал в Первой мировой войне, затем учился в Москве у профессора Михаила Пресса и Берлине у профессора Иссайя Бармаса. Во время учёбы зарабатывал на хлеб, выступая в небольших клубах на севере Берлина. Тогда же он взял себе артистический псевдоним Дайос Бела (Бела была девичьей фамилией его матери); при этом он нередко придумывал себе и другие, недолговременные псевдонимы.
Им был организован танцевальный ансамбль, с которым он стал записываться для ведущих германских лейблов («Odeon», «Parlophone» и «Beka»). Пластинки оркестра Дайоса Белы выпускались миллионными тиражами. Наравне с Паулем Годвином и Мареком Вебером у Белы был один из самых успешных немецких оркестров танцевальной музыки 1920-х годов.
Типичный репертуар его оркестра включал фокстроты, танго, вальсы, диксиленды, лёгкую классическую музыку, музыку к кинофильмам.
В 1933 году Бела выехал с гастролями в Нидерланды, Францию и Великобританию. В Германию Бела больше не вернулся. 2 марта 1935 года он вместе со своим оркестром навсегда покинул Европу, отправившись в Буэнос-Айрес на выступления по контракту с Radio Splendid. По окончании ангажемента выступал в танцевальных кафе Буэнос-Айреса. В начале 1970-х годов Бела навестил Германию по приглашению берлинского сената.
Умер Бела в Ла-Фальде (Аргентина) 5 декабря 1978 года.
Напишите отзыв о статье "Дайос Бела"
Отрывок, характеризующий Дайос Бела
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
