Джонанг

Джона́нг(тиб. ཇོ་ནང་ Вайли: jo nang) — традиция тибетского буддизма, основанная в Тибете Кунпангом Чодже Цондру (1243—1313). Школу иногда рассматривают как подшколу Сакья, однако Джонанг развивалась как самостоятельная школа и сами её представители не считают себя частью Сакья.

История Джонанг

Один из учеников Соманатхи, мастер Калачакры Юмо Микио Дордже (11-й век) считается тибетским родоначальником доктрины Жентонг, выражением сияющей абсолютной природы реальности, которая отражает третий «поворот колеса» Будды Шакьямуни. Эти воззрения, наряду с практикой Калачакра-тантры, стали позднее характерной чертой Школы Джонанг. От Юмо Микьё Дордже традиция переходила через таких держателей линии как: Дхармешвара, Намкха Озер, Намкха Гьялцен, Шераб Озер, и Чокьи Озер. Затем, в 1294 Кунпанг Чодже Цондру (1243—1313) основал Монастырь Пунтсок Чойлинг в месте по имени «Джомонанг», в Цанге. С того времени духовная традиция, связанная с тем местом, стала упоминаться как «Джонанг», и те, кто придерживается методов, сохраненных, и переданных в том месте были известны как последователи линии «Джонанг».

Далее продолжателями традиции стали великие мастера Чангсем Гьялву Еше, Йонтен Гьялтсо и Долпопа Шераб Гьялцен. В течение восьмидесяти лет, которые последовали за смертью Долпопы, его опыт широко распространился и стал известен как доктрина «жентонг». Это позволило учению линии Джонанг процветать повсюду на Снежной Земле. Жентонг Долпопы не был единственным в Тибете: наряду с ним, существовал Жентонг его современника - Третьего Кармапы Рангджунг Дордже. Если Жентонг Долпопы отрицает пустоту от самобытия на абсолютном уровне, ограничивая её только относительным - то Жентонг Рангджунг Дордже признаёт пустоту от самобытия на абсолютном уровне, а не только лишь на относительном.

Долпопа отрицал пустоту от самобытия на абсолютном уровне, считая абсолютное пустым лишь от другого:

«Великие Колесничие, положившие начало Традиции. Они безошибочны и обладают всеми высочайшими достоинствами. В их традиции не всё является пустым от себя. Четко отделив то, что пусто собой, от того, что пусто другим, они говорили лишь, что всё, являющееся поверхностной реальностью, пусто от себя, а то, что является абсолютным, то пусто от другого.»

Третий Кармапа Рангджунг Дордже совмещал два типа пустоты (пустоту от самобытия 18 видов - и пустоту от другого) на абсолютном уровне:

«Абсолютное же — это пустотность собственной природы, которая объясняется как восемнадцать таких пустотностей как пустотность внутреннего и т. д., тогда как истинное выражается как самовозникающее изначальное осознавание без двойственности воспринимаемого и воспринимающего, также существующее как абсолютное.»

В начале пятнадцатого столетия, Чже Цонкапа (1357—1419) и традиция Гелуг начала оказывать доминирующее влияние на светскую власть в Центральном Тибете, при поддержке монгольских ханов. Вследствие этого доктрина Жентонг в трактовке Долпопы и Таранатхи стала подвергаться нападкам из-за противоречия философских доктрин (школа Гелуг придерживалась пустоты от самобытия на абсолютном уровне: точно так же, как Жентонг Кагью и Ньингма). Хотя критика школы Джонанг продолжала возрастать, наличие мистических лидеров, таких как Кунга Дролчок (1507—1566), который собрал «Сто восемь Сущностных Инструкций Руководства Джонанг», и продолжающаяся поддержка правителей Центрального Тибета, обеспечили процветание традиции Джонанг в то время.

Процветание традиции Джонанг продолжилось через преемника Кунги Дролчока — Таранатху (1575—1635), который был шестнадцатым и последним великим настоятелем Монастыря Джонанг Пунцог Чойлинг, и автором самых ясных комментариев о методах стадии завершения Калачакры и о воззрении Жентонг, основателем монастыря Тактен Пунцог Чойлинг.

Борьба за власть в Тибете вовлекла в свою орбиту исповедующие буддизм монгольские племена. Политическими противниками оказались, с одной стороны, сторонники школ Карма-кагью - а с другой стороны, Гелугпа. Первые опирались на силы халхаского Цокту-тайджи, а вторые на джунгарского хошута Гуши-хана. Принятие монголами, отправленными Цокту-тайджи в Тибет для ликвидации школы Гелуг, во главе с его сыном Арсланом, стороны правящей теократии, предопределило победу Гелуг. В борьбе за политическую власть школа Джонанг поддерживала сторонников Карма-кагью, выступая против правящей в Тибете теократии, и разделила вместе с ними поражение.

С укреплением в Тибете власти школы Гелуг при поддержке монгольских войск и при проигрыше монгольских войск противников Гелуг, политическое и территориальное влияние школы Джонанг начало уменьшаться. В середине XVII века монгольская армия Гуши-хана вторглась в Центральный Тибет, разгромила тибетских правителей Цанга и возвела на престол Далай-ламу V (1617—1682). В 1650, Далай-лама V запретил учение Жентонг версии Долпопы с Таранатхой и печатание текстов Джонанг в Тибете, обвинив Джонанг в подмене буддийского учения индуистским. (Учение Карма-кагью индуистским он, при этом, никогда не объявлял.) Тогда, в 1658, Далай-лама V преобразовал монастырь Джонанг Пунцог Чойлинг в монастырь линии Гелуг (каким он и оставался вплоть до передачи Богдо-гэгэну IX в Индии). Это официально ознаменовало упадок школы Джонанг в Центральном Тибете. Одним из поводов было различие в философских доктринах школ Джонанг и Гелуг. Доктрина Жентонг связана с индийской теорией Татхагатагарбхи и оказалась близка философским взглядам буддистов Китая (школа Чань) и Японии (школа Дзен): но есть две разных версии Жентонг. Философия Гелуг, точно так же как Жентонг школ Кагью и Ньингма, признаёт на абсолютном уровне (а не только лишь на относительном) пустоту от самобытия - в то время, как Жентонг Долпопы с Таранатхой отрицает пустоту от самобытия на абсолютном уровне, сводя её исключительно к уровню относительному.

В то время как сфера политического и военного влияния Гелуг простиралась до границ Центрального Тибета, провинция Амдо и восточный Тибет (Кхам) оказались незатронутыми. Здесь, в отдаленных районах Голок, Нгаба и области Серта в Амдо, последователи Джонанг нашли убежище. Еще с XV века, с основания монастыря Чодже мастером Ринчен Палом (1350—1435) при патронаже императоров китайский империи Мин, традиция Джонанг прочно обосновалась в этой обширной сельской местности Амдо. К середине XVI века Джонанг объединила свои монашеские комплексы вокруг области Дзамтанг в Амдо, усилил своё влияние до степени, что они стали местными императорскими регентами. Эта изолированная область во время XVII века стала основным местом, где линия Джонанг спасалась от преследований, строя монастыри и передавая учение Жентонг и Калачакра-тантру.

В конце XIX века мастера внесектарного движения Риме Джамгон Конгтрул (1813—1899) и Джамьянг Кхенце Вангпо (1820—1892), начали свою деятельность в Восточном Тибете. Письма этих фигур, включая сущностные наставления от живых духовных традиций Тибета, под названием «Пять Сокровищ Конгтрула», вновь разожгли интерес к традиции Джонанг и литературе о доктрине Жентонг. В этот период стало известно о таких великих мастерах, продолжающих традицию прошлого, как Бамда Гелег (1844—1904) и Кэнпо Лодро Дракпа (1920—1975), авторов текстов «Рев Бесстрашного Льва» и «История школы Джонанг».

При этом, Джамгон Конгтрул приписывал Долпопе Жентонг Третьего Кармапы Рангджунг Дордже, который учил пустоте от самобытия на абсолютном уровне - в то время, когда исторический Долпопа пустоту от самобытия на абсолютном уровне отрицал, редуцируя к относительному уровню. Жентонг Джамгон Конгтрула представлял собой традицию Кагью и Ньингма, а не Джонанг (в Тибете бытовали две различных версии Жентонг).

Особенности традиции Джонанг

Школа Джонангпа является единственной из тибетских школ, где практика Калачакра-тантры является основной. При этом, традиция Джонанг не является единственным держателем практик стадии завершения Калачакры: стадия завершения Калачакры практикуется в Гелуг. Также Джонанг известна как распространитель воззрения Жентонг в версии Долпопы с Таранатхой. Особенностью этой философской доктрины является отрицание пустоты от самобытия на абсолютном уровне, поскольку именно так понимали Татхагатагарбху Долпопа с Таранатхой.

Выдающиеся учителя традиции Джонанг

Долпопа Шераб Гьялцен

Долпопа был одним из самых влиятельных буддийских мастеров Тибета. Став сначала важным ученым традиции Сакья, он перебрался затем в монастырь Джонанг, где стал четвертым главой этого монастырского комплекса и затем построил там монументальную ступу. Собственно, Долпопа и является тем, кто сформулировал доктрину Жентонг. Его интерпретации Махаяны и Ваджраяны вызвали дискуссии, продолжавшиеся почти 700 лет.

Джецун Таранатха

Таранатха родился в 1575 году в округе Дронг провинции Цанг (тиб. gtsang) в Западном Тибете. Согласно рассказам о его жизни, подтверждаемым автобиографией, Кхенчен Лунгриг Гьямцо признал его в раннем возрасте перерождением Кюнга Дролчога, видного учителя традиции Джонанг. Его препроводили в местный монастырь для получения образования. Со временем он обосновался в Джомонанге — монастырском центре Джонанг в Цанге.

Традиция Джонанг сегодня

В 1960-е годы, во время Культурной революции в КНР, многие из великих мастеров линии были вынуждены покинуть монастыри, и бежать в сельскую местность Амдо, где они блуждали как кочевники или находили убежище в пещерах. Два следующих десятилетия последователи школы жили бездомными на собственной родине и собирались вместе только на летние затворы. После окончания Культурной революции в 1976 г., монахи Джонангпы начали возвращаться в свои монастыри, где восстановили и возродили свою уникальную духовную традицию. После того, как китайские власти открыли доступ иностранцам в некоторые районы древнего Тибета (входящие сейчас в провинции Сычуань и Цинхай), в изолированных областях было обнаружено не менее 40 монастырей, принадлежащих школе Джонанг, включая главный монастырь по имени Цангва, расположенный в районе Дзамтанг, провинции Сычуань. Эти монастыри, в которых живут приблизительно 5000 монахов, были найдены в Амдо и районах Гьяронг, Кингэй и в Тибетской Автономной Области.

Поскольку книги Долпопы были запрещены в XVII веке, они стали чрезвычайно редкими. В 1970-е и 1980-е годы некоторые из его книг были вновь открыты и переизданы. (Американская Библиотека Конгресса теперь имеет полный набор Собрания сочинений Долпопы, которые были переизданы в Дели в 1992.)

Учение Калачакры со времён основателя школы, Цонкапы, является важной частью традиции Гелугпа. Цонкапа не принял комментарий Таранатхи на практику Калачакры, написав собственный. Его Святейшество, действующий XIV Далай-Лама, активно дает посвящение в Калачакра-тантру. Более того, сейчас, когда под руководством Далай-ламы XIV идет консолидация всех школ тибетского буддизма, проводится всяческое содействие укоренению этой традиции за пределами Тибета. Так, Его Святейшество Далай-лама XIV подарил главе линии Его Святейшеству Богдо-гэгэну IX Халха Джецун Дамбе Ринпоче первый за пределами Тибета монастырь Джонанг, на склоне горы в г. Шимла, столице индийского штата Химачал-Прадеш. Монастырь был назван в честь монастыря Джонанг Пунцог Чойлинг, построенного когда-то Таранатхой, преобразованного в 1658 Далай-ламой V в монастырь линии Гелуг, а позже разрушенного во время Культурной революции. В воссозданном монастыре сейчас живут больше пятидесяти молодых монахов.

В настоящее время монастыри школы Джонанг существуют не только в Тибете, но и в Индии, Непале, на острове Тайвань и в США. В 2009 году в Москве открылся центр «Джонангпа» под руководством ламы Йонтена Гиалтсо.

См. также

• Таранатха
• Татхагатагарбха
• Богдо-гэгэн
• Жентонг
• Калачакра
• Шесть Йог Калачакры

Ссылки

• [www.jonangfoundation.org Jonang Foundation]
• [www.jonangpa.ru Джонанг. Традиция тибетского буддизма. Официальный сайт традиции Джонанг в РФ и СНГ]
• [www.jonangpa.ru Сайт московского центра "Джонангпа" традиции Джонанг]
• [www.jonangmonasteryshimla.com Сайт монастыря в Шимле (Индия) традиции Джонанг]
• [www.jetsundhampa.com Официальный сайт Его Святейшества Богдо-гегена Халха Джецуна Дамбы Ринпоче IX]

Отрывок, характеризующий Джонанг

– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!