Дружинин, Василий Григорьевич

Васи́лий Григо́рьевич Дружи́нин (10 [22] августа 1859, Санкт-Петербург — 15 января 1936, Ленинград) — российский и советский историк, исследователь старообрядчества, археограф, палеограф, собиратель древнерусских и старообрядческих рукописей и икон. Член-корреспондент РАН с 1920 года.

Биография

Происходил из дворян, владельцев Кыштымских горнопромышленных заводов на Урале.

Раннее детство прошло на Моховой улице (д. 8, кв. 2), куда семья переехала после отставки отца. В 1879 году окончил 3-ю Санкт-Петербургскую гимназию и поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета. В том же году перешёл на историко-филологический факультет, который окончил в 1883 году со степенью кандидата и был оставлен для приготовления к профессорскому званию. В это время он входил в «Кружок русских историков», объединявший молодых историков петербургской школы; заседания кружка часто проходили в доме родителей Дружинина.

С 12 декабря 1886 года Дружинин стал внештатным сотрудником в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел и служил там до 1891 года. В 1889 году он получил степень магистра русской истории за диссертацию [tvereparhia.ru/biblioteka-2/r/1286-raskol/16013-druzhinin-v-g-raskol-na-donu-v-kontse-xvii-veka-issledovanie-1889 «Раскол на Дону в конце XVII в.»] (СПб., 1889) и был избран приват-доцентом Санкт-Петербургского университета.

В 1896 году он стал членом Археографической комиссии. В сентябре 1897 года за рецензию на работу А. В. Краснова «Зыряне и св. Стефан, епископ Пермский» был удостоен золотой Уваровской медали. С 1899 года был секретарём Археографического общества, заведовал его библиотекой. В 1914 году был избран почётным членом Археологического института.

За службу В. Г. Дружинин был пожалован орденом Св. Станислава 3-й степени и за участие в 4-м Международном тюремном конгрессе орденом Аннамского дракона. Состоял действительным и почётным членом различных обществ.

Дружинин тратил значительные средства на собирание памятников старообрядчества; он был владельцем уникальной коллекции старообрядческих книг (свыше 40 тыс.), рукописей (более 1,1 тыс.), икон, произведений поморского медного литья (около 500 предметов). Кроме того он владел богатейшим архивом своего дяди, писателя А. В. Дружинина.

На Всемирной Парижской выставке в 1900 году представил произведения каслинского художественного литья.

После Октябрьской революции 1917 года он участвовал в разработке положения о Главном управлении архивным делом и его организации. В 1920 году был избран членом-корреспондентом АН СССР; в декабре 1921 года был назначен заместителем председателя Археографической комиссии. В 1918—1920 годах он преподавал курс палеографии старообрядческих рукописей в Археологическом институте; занимался систематизацией строгановской библиотеки; описывал архивы и рукописи, поступавшие в Археографическую комиссию, в том числе собрание В. О. Ключевского.

В конце 1929 года Дружинин был уволен из Археографической комиссии, исключен из Академии наук, арестован, но вскоре освобожден. Спустя полгода, 25 июня 1930 года, последовал новый арест и по «Делу академиков» приговорён к заключению в лагерь на 5 лет, которое было заменено запретом на проживание в ряде городов страны. В течение 1932—1935 годов находился в ссылке в Ростове Ярославской области.

Умер в Ленинграде вскоре после возвращения из ссылки. В 1959 году был реабилитирован за отсутствием состава преступления.

Семья

Жена — Евдокия Александровна Александрова. У них сын — Александр (1890—1939). Также окончил 3-ю классическую гимназию (1909), затем юридический факультет Петербургского университета. Служил присяжным поверенным. Был дважды женат: с 1913 года — на писательнице Е. В. Георгиевской (детей не было); вторая жена — Галина Марковна Степанова — зубной техник (умерла в блокадном Ленинграде). Во втором браке родилась дочь — Марианна Александровна (1929—1996). А. В. Дружинин в 1939 году был арестован и скончался в госпитале «Амурлага».

Научные труды

Областью главных научных интересов В. Г. Дружинина было старообрядчество. Он стал первым исследователем истории и культуры Выголексинского общежительства. В. Г. Дружинин является автором нескольких книг, главные из которых:

• «Священноиерей Матвей Андреев, его беседы с беспоповцами и послания к ним» (1908);
• «Словесные науки в Выговской поморской пустыни» (СПб., 1911);
• «Поморский Торжественник» (СПб., 1911);
• Справочник-указатель «Писания русских старообрядцев: Перечень списков, составленный по печатным описаниям рукописных собраний» (СПб., 1912);
• [elib.shpl.ru/ru/nodes/24182-druzhinin-v-g-pomorskie-paleografy-nachala-xviii-stoletiya-pg-1921#page/1/mode/grid/zoom/1 Поморские палеографы начала XVIII столетия.] — Пг., 1921. — 66 с.

Литература

• Алексеев А. И. [www.pravenc.ru/text/180490.html Дружинин] // Православная энциклопедия. Том XVI. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 284—285. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-028-8

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50386.ln-ru Профиль Василия Григорьевича Дружинина] на официальном сайте РАН
• [www.gdovuezd.ru/v-g-druzhinin.html Дружинин Василий Григорьевич]

Отрывок, характеризующий Дружинин, Василий Григорьевич

Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»