Всемирная выставка (1900)

Всемирная выставка 1900 года (фр. Exposition Universelle) проводилась в Париже (Франция). Проходила с 15 апреля по 12 ноября 1900 года.

Символом выставки стала встреча нового, XX века. Главенствующим стилем на выставке стал ар-нуво. За семь месяцев выставку посетили более 50 миллионов человек, что является рекордной цифрой и по сей день. Свои экспозиции в 18 тематических отделах представили 35 стран. Особенно значительно было участие Российской империи — ближайшего в тот момент союзника Франции.

Выставка

Выставка продолжалась с 15 апреля по 12 ноября 1900 года. Её посетило свыше 50 миллионов человек (мировой рекорд того времени) и принесла французской казне доход в 7 миллионов франков. В выставке приняло участие свыше 76 тысяч участников, площадь выставки составила 1,12 км².

Специально к выставке было сооружено большое количество объектов: Лионский вокзал, вокзал Орсе (ныне музей Орсе), мост Александра III, Большой и Малый дворцы, сквот Улей на Монпарнасе (было задумано как винная ротонда временного пользования). Первая линия парижского метро начала работать во время выставки 19 июля 1900 года. Машинная галерея (Salle des Machines) позже была переделана в Зимний велодром (Vélodrome d’hiver), заслуживший дурную славу во время немецкой оккупации. Помимо этого во время выставки работала троллейбусная сеть.

Частью выставки стали Вторые Олимпийские игры, проходившие целых пять месяцев — с мая по октябрь. Это были первые игры с участием женщин. Соревнования в тринадцати видах спорта из 20 были проведены впервые.

Россия на выставке

На предыдущих Всемирных выставках Россия была слабо представлена, однако на выставке 1900 года правительство решило продемонстрировать техническую мощь России как можно полнее. Благодаря особым дружественным отношениям России и Франции, для русского отдела была выделена самая большая экспозиционная площадь — 24 000 м².

На участие в выставке Россия потратила 5 226 895 рублей (из них правительство ассигновало 2 226 895, а учреждения и экспоненты 3 000 000 рублей). Высочайше учрежденную комиссию возглавил директор Департамента Торговли и Мануфактур В. И. Ковалевский, помимо него генеральным комиссаром назначили князя Тенишева, а главным архитектором выбрали петербуржца Р. Ф. Мельцера. В работе выставки принимал активное участие Д. И. Менделеев, который был вице-президентом Международного жюри.

Российский отдел начал свою работу лишь 17 апреля, на два дня позже открытия выставки. Из представленных на выставке 18 тематических отделов (дворцов) Россия не участвовала лишь в одном — отделе колонизации. Для некоторых частей российской экспозиции были построены отдельные здания, поскольку не хватало выделенной площади. Центральным павильоном оказался построенный по проекту Мельцера Павильон русских окраин, повторяющий архитектуру Московского и Казанского Кремлей. Рядом была отстроена Кустарная улица с типичными русскими барскими хоромами, избами и сельской деревянной церковью. Возле Эйфелевой башни разместился Алкогольный павильон, где действовала установка по ректификации спирта и продавались сувенирные бутылочки с русской водкой. Павильон М. С. Кузнецова и витрины П. И. Харитоненко были сооружены по проекту архитектора Ф. О. Шехтеля.

За время выставки российская экспозиция получила 1 589 наград: 212 высших, 370 золотых медалей, 436 серебряных, 347 бронзовых и 224 почетных отзыва.

Золотая медаль выставки специальным комитетом во главе с Густавом Эйфелем была присуждена русскому инженеру Лавру Проскурякову за Красноярский железнодорожный мост. Большое впечатление произвела экспозиция Министерства путей сообщения по проекту художника Пясецкого, посвященная Транссибирской магистрали, — Транссибирская железнодорожная панорама. Публика проходила в вагоны с имитацией движения поезда, из которых они могли наслаждаться российскими пейзажами, менявшимися с помощью особого механизма. В конце «пути» посетители выходили в дверь с обратной стороны и попадали в Китайский отдел. Этот аттракцион был отмечен высшей наградой гран-при. Премии гран-при удостоилась также выкованная из рельса пальма Мерцалова. Минусинский краеведческий музей удостоился серебряной медали.
Хрустальный Гран-при выставки и большую золотую медаль получил чугунный павильон Кыштымского горного округа работы Каслинского завода, созданный по проекту архитектора-художника Е. Е. Баумгартена.
Так же премию гран-при получил «Лысьвенский доменный и молотовый Его сиятельства князя Бориса Григорьевича Шаховского, супруги его княгини Варвары Александровны завод» за свою продукцию — кровельное железо, которым до сих пор покрыты купола собора Парижской Богоматери и Британского парламента.

Пресса восторженно отзывалась о русском отделе. По итогам выставки французская газета Liberte написала:

Мы находимся еще под влиянием чувства удивления и восхищения, испытанного нами при посещении русского отдела. В течение немногих лет русская промышленность и торговля приняли такое развитие, которое поражает всех тех, кто имеет возможность составить себе понятие о пути, пройденном в столь короткий срок. Развитие это до такой степени крупное, что наводит на множество размышлений.

Музыкальные инструменты

Впервые международной публике были представлены реконструированные под руководством В. В. Андреева русские народные музыкальные инструменты балалайки и домры, изготовленные С. И. Налимовым. Андреев получил за них золотую медаль, Налимов — бронзовую, Муравьёв — помощник Андреева — почётный отзыв. Вместе с Андреевым в выставке принимал участие его Великорусский оркестр, демонстрировавший экспонируемые инструменты в игре.

Итоги

На Всемирной выставке 1900 года были впервые представлены публике озвученные фильмы и эскалаторы, а Campbell Soup был награждён золотой медалью (она по сей день изображена на банке супа). Рудольф Дизель представил на суд посетителей выставки дизельный двигатель, работающий на рапсовом масле. Были также представлены многие панорамные картины и новые панорамные техники, такие как синеорама, мареорама и Транссибирская железнодорожная панорама. Сербский математик Михаило Петрович был удостоен золотой медали за представленное изобретение гидравлического интегратора.

В центре внимания во Дворце Иллюзий оказался телескоп с диаметром объектива 1,25 м. Этот телескоп был самым большим из всех созданных на тот момент. Труба телескопа насчитывала 60 м в длину и 1,5 м в диаметре.

Литература

• Алексеева С.И. Выставочная деятельность Ремесленного училища цесаревича Николая // 140 лет Ремесленному училищу цесаревича Николая. Страницы истории, найденные в архивах / С. И. Алексеева, И. К. Ботт, О. В. Егоренкова и др. СПб.: ООО "Аграф+", 2015. С. 93-113.
• Орлов М. А. Всемирная Парижская выставка 1900 года в иллюстрациях и описаниях. — СПб.: Типография брат. Пантелеевых, 1900.
• Россия в конце ХІХ века / В. И. Ковалевский. — СПб.: Тип. Акц. О-ва. Брокгауз-Ефрон, 1900. — Т. XVI.
• Окраины России. Сибирь, Туркестан, Кавказ и полярная часть Европейской России / П. П. Семенов. — СПб.: Тип. Акц. О-ва Брокгауз-Ефрон, 1900. — 287 с.

Отрывок, характеризующий Всемирная выставка (1900)

– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.