Пальма Мерцалова

Пальма Мерцалова — выкованное из рельса в конце XIX века кузнецом Алексеем Ивановичем Мерцаловым с помощником-молотобойцем Филиппом Федотовичем Шкариным изображение пальмы, награждённое на Парижской международной промышленной выставке 1900 года премией Гран-при. Изображена на гербе Донецкой области. Существует проект по установлению копий пальмы Мерцалова в столицах ведущих государств мира.

История создания

Алексей Иванович Мерцалов

Родился в 1856 году в крестьянской семье в селе Кураховка Екатеринославской губернии. На Юзовском металлургическом заводе работал в течение сорока лет. Уволился 8 июля 1919 года. Умер 1 августа 1935 года в Анапе.

Филипп Федотович Шкарин

Родился 21 января 1879 года. Начал работать на Юзовском металлургическом заводе в 1895 году в возрасте семнадцати лет. В 1897 году был переведён в кузнецы. Работал мастером в кузнечном цехе до 1950-х годов.

Стальная пальма была выкована в конце 1895 года кузнецом металлургического завода «Украинского общества каменноугольного, железного и рельсового производств» Алексеем Ивановичем Мерцаловым при помощи молотобойца Филиппа Федотовича Шкарина и других рабочих завода. Создание пальмы было приурочено к шестнадцатой Всероссийской промышленной и художественной выставке промышленных и кустарных промыслов, которая проходила в 1896 году в Нижнем Новгороде. На этой выставке пальма была выставлена как один из экспонатов павильона «Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств».

Пальма Мерцалова изготовлена без сварки и соединений из целого куска рельса. Рельс был выбран в качестве исходного материала в рекламных целях, как основной продукт «Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств». Высота пальмы составляет 3 метра 53 сантиметра. На её создание у Мерцалова ушло три недели. На верхушке пальмы расположен венчик, а вокруг ствола десять листьев. Листья пружинят, хотя они выкованы из стали и составляют единое целое со стволом. Для пальмы также выкована кадка, которая состоит из четырёх укреплённых рельсовых стоек, вокруг которых уложены двадцать три металлических кольца разного сечения. Количество колец соответствовало возрасту завода — 23 года. Пальма весит 325 килограммов, а кадка — 200.

На Нижегородской выставке пальма Мерцалова была высоко оценена специалистами, людьми искусства и простыми посетителями выставки. Алексей Мерцалов лично присутствовал на выставке вместе с группой других рабочих завода. Харьковский журнал «Горнозаводской листок» так описывал произведение Алексея Мерцалова:

Пальма сделана из одного рельса. Её ствол несет на себе десять листков и вверху заканчивается венчиком. Высота подлинно художественного изделия — 3 м 53 см. Молот и зубило — вот единственные инструменты, которыми пользовались кузнецы.

Другая газета того времени писала:

Пальма поражает зрителей высотой, стройностью, удивительным изяществом. Её темные, рассечённые листья, веером расходящиеся от ствола, были так легки, а тонкий шершавый ствол так гибок, что вначале было трудно поверить, что это не живое растение, вывезенное с кавказского побережья, а тончайшее произведение искусства. Всем хотелось потрогать её руками.

В 1900 году пальма Мерцалова выставлялась на Всемирной промышленной выставке в Париже, на которой павильон «Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производств» получил премию Гран-при. После участия в Парижской выставке пальма с макетом шахты были переданы на хранение в музей Горного института в Санкт-Петербурге, где оригинал пальмы Мерцалова хранится по сей день. При транспортировке в музей отломался один из листьев. Его прикрепили обратно на заклёпках.

В 1950-е годы пальма была исследована и исследования подтвердили, что она сделана из цельного рельса. До 1953 года имя создателя не было известно. Пальма участвовала в выставках как «Юзовская», под этим же именем она хранилась в Горном институте. Розысками автора занимался инженер Константин Яковлевич Захаренков. Он в 1959 году нашёл Филиппа Федотовича Шкарина, всё ещё работавшего в то время на Донецком металлургическом заводе, который узнал произведение Мерцалова. Его слова подтвердили другие рабочие: И. К. Косенко, Ф. Н. Шерудило, В. Т. Цыганкова, В. В. Полякова.

В конце 1990-х — начале 2000-х годов были обращения к руководству музея Горного института с просьбой о возврате пальмы Мерцалова в Донецк, но они не увенчались успехом.

Современные копии

Образ пальмы Мерцалова по инициативе Донецкого областного фонда «Золотой Скиф» принят как символ возрождения Украины — независимого и мощного промышленного государства. Существует одноимённый проект по установлению копий пальмы Мерцалова в столицах ведущих государств мира. В рамках этого проекта ведётся работа в 70 странах. Также существует проект «Донбасс на высочайших точках планеты Земля» в рамках которого альпинисты Донецкой областной федерации альпинизма и спортивного туризма поднимают уменьшенную копию пальмы на вершины гор, а затем передают её в посольство стран, на территории которых совершалось восхождение. В 2001—2004 годах альпинисты в рамках этого проекта взошли на 7 высочайших вершин мира — Эльбрус, Аконкагуа, Мак-Кинли, Килиманджаро, Эверест, Вильгельм, Винсон. Поднимаемые альпинистами копии имеют длину полметра и весят три килограмма.

12 сентября 1999 года в Донецке на площади возле выставочного центра «Экспо-Донбасс» была установлена первая копия пальмы Мерцалова. Эта копия хранится накрытой стеклянным колпаком, её высота составляет 4 метра 20 сантиметров. Создана донецким кузнецом Сергеем Фёдоровичем Каспруком при помощи сына Олега и других донецких кузнецов, который работал над пальмой в течение трёх с половиной месяцев. Копия Каспрука также цельная, без сварки и соединений. Для её изготовления на шахте «Лидиевская» взят рельс 1901 года с маркировкой Ю. В. Ж. Д. Так как не сохранилось описания технологии Мерцалова, то Каспрук разрабатывал свою. Заготовка из рельсы была осаждена и на месте листьев были надрублены заделы. Эти заделы нагревались и далее выковывались при помощи зубила и молотка. В процессе работы было выполнено около десяти тысяч нагреваний. Сергей Каспрук также изготавливал и следующие копии, которые были установлены в Киеве и Москве. Планировалось, что эта копия станет одним из экспонатов создаваемого в Донецке национального музея истории промышленности Украины, но в настоящее время музей так и не создан.

В мае 2001 года копия пальмы Мерцалова была подарена Киеву по случаю десятой годовщины независимости Украины. Высота этой копии 3 метра 55 сантиметров. Киев в ответ подарил Донецку статую архистратига Михаила. Планировалось, что памятник будет установлен на Площади Независимости, но пальма была перенесена в торговый центр «Глобус». Там пальма стояла на первой линии торгового комплекса возле магазина спортивных товаров, а затем её перенесли на третью линию торгового комплекса и установили в центр художественного салона. К открытию чемпионата Европы по футболу 2012 года киевскую копию пальмы перенесли ко входу к новому зданию музея истории города на пересечении улиц Богдана Хмельницкого и Пушкинской.

В сентябре 2001 года в рамках «Дней Донбасса» в Москве на Манежной площади (ТЦ «Охотный ряд») была установлена копия пальмы Мерцалова (режиссёр торжественной церемонии — К. Никитина). Москва в ответ подарила Донецку копию Царь-пушки.

27 июля 2002 года копия пальмы Мерцалова силами донецкого лагеря подводного плавания «Акватик» была установлена в подводном гроте на мысе Тарханкут в бухте Чудесная (Крым). Организаторы акции выбирали символ Донбасса и в качестве вариантов рассматривали копии памятника «Слава шахтёрскому труду» в Донецке и памятника металлургу в Мариуполе, но остановились именно на пальме Мерцалова. Грот был выбран для установки, чтобы аквалангисты при следующих погружениях не ранились о крону пальмы. Он находится на глубине 12,5 метров. Географические координаты: 45 градусов 20 минут 116 секунд северной широты, 32 градуса 33 минуты 722 секунды восточной долготы. Эта копия в два раза меньше оригинала и изготовлена донецкой фирмой «Лекам». Для сохранения пальмы в морской воде она покрыта специальной корабельной краской, которую предоставил Азовский судоремонтный завод. Основание было забетонировано.

В декабре 2002 года копия пальмы Мерцалова была подарена Оттаве в рамках фестиваля искусств «Канадские листья». 10 апреля 2003 года копия пальмы Мерцалова была подарена Ганноверу и установлена в центральном холле ганноверского выставочного комплекса. Во Львове копия пальмы Мерцалова установлена в мае 2003 года на привокзальной площади. В январе 2004 года копия пальмы Мерцалова была временно установлена в Киеве, на территории Свято-Успенской Киево-Печерской Лавры, затем эта копия была отправлена в Иерусалим. Также в 2004 году две копии пальмы была подарены Харькову в честь 350-летия, одна из них установлена во Дворце спорта, а вторая в центре культуры Национальной юридической академии. Кроме того в 2004 году ещё одна пальма Мерцалова была установлена в Ираке в честь возобновления работы посольства Украины, другая — в аэропорту «Борисполь», планировалось, что её затем перенесут в один из авиасалонов в Ле Бурже. Также делались заявления о намерениях установить копии пальмы Мерцалова в Риме (в честь 70-летия Анатолия Борисовича Соловьяненко), Берлине и Киото возле императорского дворца.

В рамках празднования 75-летия Донецкой области летом 2007 года в Донецке была установлена ещё одна копия пальмы Мерцалова. Она расположена на бульваре Пушкина у здания Донецкой облгосадминистрации. Эту копию выковывал кузнец Евгений Ермак. Пальма выкована уже не из рельсы, а из дамасской стали и стоит между двумя чашами фонтанов. Вес копии около 500 килограммов. Каждый лист состоит из 120 слоёв металла, а его цвет содержит шесть оттенков — от белого до чёрного. На один лист у кузнеца уходила неделя работы и двадцать килограммов металла. Готовый лист весит в четыре раза меньше, что связано с технологией изготовления дамасской стали. Поверхность покрыта лаком.

Установке этой копии пальмы предшествовал конфликт между исполнительным директором фонда «Пальма Мерцалова» Константином Петровичем Воробьёвым с городской администрацией и областным советом. Его концепция установки копии пальмы Мерцалова на бульваре Пушкина также предусматривала закладку плакетов победителей фестиваля «Золотой Скиф» и плакетов с названиями городов, где уже установлены другие копии. Воробьёв утверждал, что является владельцем авторских прав на программу «Пальма Мерцалова» и реконструкцию бульвара Пушкина с установкой копии пальмы Мерцалова, а также пытался запретить установку копии пальмы в другой концепции. 17 марта 2003 года Воробьёв подавал заявку в «Укрпатент» на регистрацию для себя торговой марки «Пальма Мерцалова», но получил отказ.

В конце 2008 года от копии пальмы у облгосадминистрации вандалы отломали ветку. 21 апреля 2009 года работники кузнечного предприятия «Гефест» демонтировали пальму и увезли на реставрацию. Так как они заранее не поставили в известность администрацию и общественность города, то исчезновение пальмы с места вызвало слухи о её похищении, о чём написали несколько новостных сайтов. В ходе реставрации при помощи аргонной сварки был приделан недостающий лист пальмы и выполнены профилактические работы, в частности обработка поверхности льняным маслом. К 1 мая 2009 года пальма была возвращена на место.

Геральдический символ

17 августа 1999 года по итогам конкурса на сессии донецкого областного совета был утверждён герб Донецкой области, разработанный авторским коллективом рекламного агентства «Кардинал» под руководством Константина Петровича Воробьёва и включающий в себя пальму Мерцалова как основной символ. Пальма Мерцалова символизирует на этом гербе чёрную металлургию и угольную промышленность.

Было также придумано символическое значение пальмы: цельный крепкий ствол стал символизировать единство и целеустремлённость; корни, уходящие в землю стали символизировать источник силы и богатства; широкие листья стали символизировать широту охвата различных сфер деятельности.

Донецкий геральдист Евгений Александрович Малаха подверг критике утверждённый вариант герба и изображение на нём пальмы голубым цветом. По его мнению, герб и, в частности, изображенная на нём пальма Мерцалова содержат ряд геральдических ошибок. Он с командой художников и геральдистов разработал второй, «эталонный» вариант герба. В этом варианте герба пальма изображена чёрным цветом, что более соответствует изделию из чёрного металла и символу чёрной металлургии.

• Герб Донецкой области
• Coat of Arms of Donetsk Oblast 1999.svg

  Утверждённый вариант герба Донецкой области

• Stamp of Ukraine ua170cvs.jpg

  Герб Донецкой области на оригинальной марке художественного маркированного конверта Украины 2007 года

Библиография

• Володин Г. Г. Мерцаловская пальма // По следам истории. Очерки из истории Донецкого ордена Ленина металлургического завода имени В. И. Ленина. — Донецк: Донбасс, 1967. — С. 38-43. — 20 000 экз.
• Стёпкин В.П. Пальма Мерцалова // Иллюстрированная история Юзовки-Сталино-Донецка. — Донецк: Апекс, 2007. — С. 12. — 1000 экз. — ISBN 966-8242-55-6.
• Памятники и памятные знаки // Всё о Донецке.: Справочное пособие. — Донецк: Донбасс, 2003. — С. 156-162. — ISBN 5-7740-0782-0.

Ссылки

• [www.liveinternet.ru/community/769936/post119387739/ Горный музей Горного института в Санкт-Петербурге. В конце фотография оригинала пальмы Мерцалова] (рус.).

• [www.donetsk.dn.ua/sights/monuments/article114.html Памятный знак «Пальма Мерцалова»] (рус.). Наш Донецк. Проверено 3 мая 2009.
• [annet.dn.ua/donetsk/palma/ Герб Донецкой области Пальма Мерцалова] (рус.). Annet. Проверено 3 мая 2009.
• Владимир Бойко. [geraldika.ru/symbols/3582 Восточная ПАЛЬМира (О символах Донецка)] (рус.). Грани (2003). Проверено 3 мая 2009.
• В. Коцаренко [www.tehnopolis.com.ua/ko/2000-07.htm Пальма Мерцалова — символ Донбасса] // Технополис. — 17 февраля 2000. — № 7 (396).
• [gold.skif.net/palm/body.html Проект «Пальма Мерцалова»] (рус.). Благотворительный фонд содействия развитию и популяризации Донбасса «Золотой Скиф» (5 декабря 2002). Проверено 1 мая 2009. [www.webcitation.org/619UCw3Xr Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
• Дмитрий Марковский [www.eizvestia.com/articles/44/0/9982/ Донецк не для пальм] // Экономические известия. — 1 февраля 2007. — № 9 (542).
• Максим Исаенко. [maidan.org.ua/static/mai/1169568861.html Донецкая область теряет Пальму Мерцалова] (рус.). Майдан (23 января 2007). Проверено 3 мая 2009.
• Юлия Ильина. [blik.net.ua/content/view/7816/150/ Евгений Ермак выковал пальму Мерцалова из дамасской стали] // БЛИК. — 9 мая 2007.
• [www.travel-to-ukraine.info/ru-sight/pal-ma-mertsalova.html Пальма Мерцалова] (рус.). Туристическая компания «Киевский Спутник». Проверено 3 мая 2009.
• [www.igraem.com.ua/pamyatniki-donecka/palma-mercalova.html Пальма Мерцалова] (рус.). Проверено 3 мая 2009.
• Евгений Шибалов. [pda.ura.dn.ua/05.02.2007/24593.html Битва за наследие кузнеца] (рус.). УРА-Информ. Донбасс (5 февраля 2007). Проверено 3 мая 2009.
• Е. Ясенов. [www.donjetsk.com/enciklopedia/330-palma.html ПАЛЬМА]. Донецкий. Авторский сайт Евгения Ясенова (10 ноября 2008). Проверено 10 ноября 2009. [www.webcitation.org/619UIwArk Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].
• Е. Ясенов, К. Захаренков. [www.donjetsk.com/retro/957-s-chego-nachinayutsya-simvoly.html С чего начинаются символы]. Донецкий. Авторский сайт Евгения Ясенова (16 сентября 2011). Проверено 20 сентября 2011. [www.webcitation.org/64vPCWCQA Архивировано из первоисточника 24 января 2012].

Отрывок, характеризующий Пальма Мерцалова

В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.