Домра

Не следует путать с Домброй.

Домра
Домра трёхструнная малая
Классификация	Струнный щипковый музыкальный инструмент, хордофон
Диапазон (24 лада) и строй малой домры
Родственные инструменты	Балалайка, мандолина
Связанные статьи	Русская народная музыка, Русский оркестр В. В. Андреева

ДомраДомра

До́мра — русский, украинский и белорусский народный струнный щипковый музыкальный инструмент. Домра имеет корпус полусферической формы. Защипывание струн производится при помощи медиатора. Характерным приёмом звукоизвлечения является тремоло. Существуют два вида домр: трёхструнная (русская) домра с квартовым строем, традиционно использующаяся в России, и четырёхструнная домра с квинтовым строем, получившая наибольшее распространение в Белоруссии и на Украине. Домра используется для сольного исполнительства (домра малая, прима) и в составе ансамблей и оркестров русских народных инструментов.

Домра широко применялась скоморохами на Руси в XVI—XVII веках как сольный и ансамблевый («басистая» домра) инструмент, но начиная с XVII века, после выхода ряда церковных и государственных указов (один из них 1648 года царя Алексея Михайловича «Об исправлении нравов и уничтожении суеверий»), согласно которым скоморошество подвергалось гонениям, домры были уничтожены и забыты.

Современный облик домра обрела в 1896 году, после реконструкции В. В. Андреевым вятской балалайки. На основе этого инструмента, в 1896—98 годах, мастерами-художниками Ф. С. Пасербским, С. И. Налимовым (работал при оркестре Андреева 26 лет), Н. П. Фоминым, П. П. Каркиным, было создано семейство оркестровых домр, ставших основой Великорусского оркестра им. В. В. Андреева. В 1908 году, по инициативе дирижёра Г. П. Любимова, вместе с мастером С. Ф. Буровым, была разработана группа четырёхструнных домр.

История

Наибольшее распространение домра получила в XVI—XVII веках у скоморохов, как сольный и ансамблевый инструмент. Предположительно занесена на Русь татарами во время монголо-татарского ига.

Сведения о домре в России сохранились в старинных дворцовых записях и на лубочных картинках. Игроки на домре назывались домрачеями.

В Польше сохранилось издание Библии перевода Семёна Будного (Несвижская, 1571 −72 гг., так называемая, «арианская»), в котором используется название инструмента «домры», как перевод слова «органум», то есть «инструмент», чтобы подчеркнуть всеобъемлющее прославление народом Бога в Псалмах Царя Давида («Хвалите Господа на домрах»). В то время домра была распространена в Великом княжестве Литовском (современные Литва и Белоруссия, где официальным языком был русский-книжный), и поляками воспринималась как народный (неблагородный, хотя звучал при дворе Великих князей Радзивиллов). Также считается «казацким» инструментом, которым был украинский торбан.

История домры трагична. В средневековой Руси она была основным инструментом народных музыкантов и актёров-скоморохов. Скоморохи ходили по сёлам и городам и устраивали весёлые представления, в которых часто позволяли себе небезобидные шутки над боярами и церковью. Это вызвало гнев как светских, так и церковных властей, и в XVII веке их начали ссылать или казнить. Так же казнили и домру. Она исчезла.

В XIX веке никто не знал о её существовании. Лишь в конце века руководитель первого оркестра народных инструментов, музыкант-исследователь Василий Андреев проделал труднейшую кропотливую работу по восстановлению и усовершенствованию русских народных инструментов. Вместе с С. И. Налимовым они разработали конструкцию домры, опираясь на форму и конструкцию найденного Андреевым в 1896 году в Вятской губернии неизвестного инструмента с полусферическим корпусом. Историки до сих пор спорят о том, был ли найденный Андреевым инструмент действительно старинной домрой. Тем не менее, реконструированный в 1896 году инструмент получил название «домра». Круглый корпус, средней длины гриф, три струны, квартовый строй — так выглядела реконструированная домра.

Позднее, благодаря ближайшему сподвижнику В. Андреева, пианисту и композитору Николаю Петровичу Фомину, было создано семейство домр, которые вошли в состав русского оркестра — пикколо, малая, альтовая, басовая, контрабасовая.

Для расширения диапазона домры предпринимались попытки её конструктивного совершенствования. В 1908 году по предложению дирижёра Г. Любимова мастером С. Буровым была создана четырёхструнная домра, с квинтовым строем. «Четырёхструнка» получила скрипичный диапазон, но, к сожалению, уступала «трёхструнке» в темброво-колористическом плане. Впоследствии также появились её ансамблевые разновидности и оркестр четырёхструнных домр.

Сейчас инструмент пользуется популярностью в России и странах зарубежья, для него написаны многие концертные и камерные произведения, созданы переложения, в частности, скрипичных произведений.

Название инструмента

«Домра» — древнерусское слово, заимствованное из тюркского: ср. тат. dumbra «балалайка», крым.-тат. dambura «гитара», тур. tambura «гитара», казах. dombra, монг. dombura, калм. dombr̥. Сюда же домраче́й (домраче́я) — музыкант, играющий на домре, из тюрк. *domračy; ср. казначе́й, казна́.

Домра фигурирует как атрибут скоморошьего ремесла, обычно в совокупности с другими инструментами: гуслями, волынками, зурнами, бубнами.

Поговорки «рад скомрах о своих домрах»; «любить — игра, купить — домра»; «у Ерёмы гусли, у Фомы домра»… дают повод предполагать, что ударение в названии инструмента падало на последний слог: домра́.

Конструкция

Домры и другие щипковые инструменты высокого качества изготавливаются из следующих пород древесины:

• Клён белый (явор) и остролистный, волнистая берёза — кузов инструмента.
• Клён (специальный) — подставка.
• Ель, пихта резонансная (прямослойная, хорошо высушенная) — дека.
• Очень твёрдые породы — гриф.
• Чёрное дерево — накладка грифа, верхний и нижний порожки.
• Твёрдые породы — навесной панцирь домр малых и балалаек прима.

Наилучшие образцы домр изготавливаются по моделям Семёна Ивановича Налимова (1857—1916).

Домра, как и многие другие струнные инструменты, состоит из двух основных частей: полусферического корпуса и грифа.

Основными частями корпуса являются кузов и дека. Кузов формируется путём склеивания семи (реже — девяти) полос дерева — клёпок. Дека закрывает кузов сверху и окантовывается по краям обечайкой. На корпусе находятся кнопки для закрепления струн и нижний порожек, предохраняющий деку от давления натянутых струн. По центру деки, ближе к грифу, находятся семь круглых резонаторных отверстий (одно большое и шесть маленьких вокруг). Как правило, их называют «резонаторным отверстием» (ед. ч. для удобства речи), «голосником» или «розеткой». Над декой, около накладки грифа имеется навесной панцирь, защищающий деку от повреждений при игре. Для удобства игры и защиты деки в месте соприкосновения предплечья правой руки с корпусом может быть прикреплён подлокотник.

Между резонаторным отверстием и нижним порожком расположена подставка. Она поддерживает струны и передаёт их колебания корпусу.

Гриф вставлен в корпус и закреплён в нём. Сверху на гриф наклеена накладка, в месте соединения головки с шейкой грифа прикреплён верхний порожек. На накладку нанесены тонкие поперечные пропилы, в которые вставляются металлические порожки. Промежутки между металлическими порожками называются ладами. Порядковый счет их начинается от верхнего порожка. На домре малой 19—26 ладов, на остальных трёхструнных — около 19. На головке грифа имеются колковые валики для закрепления струн. Их натяжение регулируется вращением колков.

От расположения подставки и верхнего порожка зависит высота струн над грифом. Струны, слишком высоко приподнятые над грифом, затрудняют игру на инструменте, их трудно прижимать на ладах. На подставке и на верхнем порожке делаются углубления (прорези) для струн. Подставка устанавливается на деке в точно установленном месте.

Струны домры традиционно более упругие для пальцев, чем, скажем, струны балалайки. Для игры используются стальные струны, а также синтетические.

Медиатор

Наилучшим материалом для изготовления медиатора является панцирь черепахи. Форма медиатора овальной формы. Размер зависит от размеров инструмента, и примерно составляет 2—2,5 см длиной и 1,4 см шириной. Толщина медиатора постепенно уменьшается, начиная с 1,5 мм в части, соприкасающейся со струной (нижней части), до 0,5 мм в части, удерживаемой пальцами (верхней части). Правый нижний край медиатора (примерно 1/4 периметра) стачивается под углом для образования фаски, которая затем шлифуется до «зеркального блеска». Медиатор переворачивается и аналогичным образом на нём делается вторая фаска.

В настоящее время широко используются медиаторы из полимерных материалов: капролона, этрола черепахового, капрона мягкого. Для получения приглушённого звука на домрах альт и бас используется медиатор из натуральной кожи.

Строй

Трёхструнная домра

Струна	Нота	Октава	Нотация
1	d2 (ре2)	Вторая
2	a1 (ля1)	Первая
3	e1 (ми1)

Звучание открытых струн трёхструнной домры образует её квартовый строй. Последовательность тонов для домры малой, начиная с первой струны, самой высокой по тону: Ре (второй октавы); Ля, Ми (первой октавы).

Интервалы между соседними струнами: d²{ч.4}a¹{ч.4}e¹ (буквенная нотация по Гельмгольцу, ч.4 — чистая кварта).

Музыкальный диапазон трёхструнной домры малой с 24-мя ладами на грифе составляет две полных октавы и десять полутонов (часть первой октавы, вторую и часть третьей): от Ми первой октавы до Ре четвёртой.

Четырёхструнная домра

Струна	Нота	Октава	Нотация
1	e2 (ми2)	Вторая
2	a1 (ля1)	Первая
3	d1 (ре1)
4	g (соль)	Малая

Строй четырёхструнной домры квинтовый (у домры контрабас — квартовый), аналогичный строю мандолины и скрипки. Последовательность тонов для домры примы: Ми (второй октавы); Ля, Ре (первой октавы); Соль (малой октавы).

Интервалы: e²{ч.5}a¹{ч.5}d¹{ч.5}g (ч.5 — чистая квинта).

Музыкальный диапазон четырёхструнной домры прима с 24-мя ладами составляет три полных октавы и девять полутонов (часть малой октавы, первую, вторую и часть третьей): от Соль малой октавы до Ми четвёртой.

Настройка

Сначала проверяют правильность положения подставки на деке: одна и та же открытая струна и зажатая на XII ладу должна звучать с разницей в октаву. Если звук на XII ладу оказывается ниже, то подставку передвигают в сторону грифа (укорачивают рабочую часть струны), если выше — наоборот. Так проверяют все струны.

Опорной струной, от которой начинают настройку, у домры малой и примы является 2-я. Её настраивают по камертону Ля, фортепиано или баяну.

Все последующие струны настраивают путём образования интервалов между двумя соседними открытыми струнами: чистой кварты для трёхструнной домры и чистой квинты для четырёхструнной домры (домру контрабас настраивают по квартам).

В чистой кварте содержится V полутонов (в квинте — VII), поэтому 2-ю струну зажимают на V ладу и настраивают 1-ю струну в унисон со 2-й, после этого между ними открытыми образуется чистая кварта. Третью (и четвёртую) струну настраивают аналогичным образом, зажимая её на V (VII) ладу и сравнивая её звучание с открытой настроенной струной.

Семейство домр

Трёх- и четырёхструнные домры вместе с балалайками образуют балалаечно-домровый оркестр. Четырёхструнные домры могут составлять чисто домровый оркестр. Домра прима является ведущим в оркестре и солирующим инструментом. В настоящее время практически не используются трёхструнные домры меццо-сопрано, тенор и контрабас.

Домры пикколо звучат на октаву выше написанного на нотном стане. Тенор и контрабас, трёхструнная альт звучат на октаву ниже написанного.

Четырёхструнные домры, по сравнению с трёхструнными, обладают бо́льшим диапазоном звуков почти на целую октаву, однако уступают им по тембральной окраске и громкости звучания. Строй четырёхструнных домр аналогичен строю соответствующих скрипичных инструментов: домра прима — скрипке, альт — альту, бас — виолончели, контрабас — контрабасу.

Вид	3-х струнные			4-х струнные
	Мензура	Длина	Лады	Мензура	Длина
Пикколо	260—280	460—480	19	274	473
Малая / Прима	380—400	625—630	19—24	350	600
Альт	490—505	755—780	19	420	703
Тенор	585	875—880	19	474	754
Бас	685—715	1020—1065	19	630	970
Контрабас	889			990	1495

Вид	3-х струнные		4-х струнные
	Строй	Нотация	Строй	Нотация
Пикколо	a2, e2, h1		a2, d2, g1, c1
Малая / Прима	d2, a1, e1		e2, a1, d1, g
Меццо-сопрано	a1, e1, h		—	—
Альт	d1, a, e		a1, d1, g, c
Тенор	a, e, H		e1, a, d, G
Бас	d, A, E		a, d, G, C
Контрабас	D, A1, E1 G, D, A1		G, D, A1, E1

Исполнители и композиторы

Краткий список исполнителей и других деятелей, внёсших значительный вклад в историю домры:

• Александров, Анатолий Яковлевич (1916—1980)
• Белов, Рудольф Васильевич (род. 1938)
• Вольская, Тамара Ильинична (род. 1945)
• Ивко, Валерий Никитович
• Круглов, Вячеслав Павлович (род. 1945)
• Михеев, Борис Александрович (род. 1937)
• Соболева-Белинская, Валентина Ивановна
• Цыганков, Александр Андреевич (род. 1948)
• Чунин, Виктор Семёнович (род. 1933)

См. также Категория:Домристы

Композиторы

• Будашкин, Николай Павлович (1910—1988) — Концерт для домры с русским народным оркестром g-moll (1945).
• Волков, Кирилл Евгеньевич - Концерт для домры.
• Зарицкий, Юрий Маркович — Концерт для домры.
• Кравченко, Борис Петрович — Концерт для домры.
• Пожидаев, Владимир Анатольевич — Концертная симфония для домры и оркестра русских народных инструментов в трёх частях.
• Шишаков, Юрий Николаевич — Русская рапсодия, Второй концерт.

См. также

• Домбра
• Кобза
• Лютня
• Танбур
• Мандолина

Литература

• Васильев Ю.А., Широков А.С. Рассказы о русских народных инструментах. — М.: Советский композитор, 1986. — 88 с.
• Вертков К.А. Русские народные музыкальные инструменты. — Л.: Музыка, 1975. — С. 80—83, 172. — 280 с.
• Коряковцева Г.А. Возвращение домры. — Киров: Триада-С, 2003. — 100 с. — ISBN 5-87291-048-7.
• Махан В.В. [vsemusic.ru/articles/music/domra1.php Домра и домровое искусство на рубеже веков] // выдержки из дипломного реферата. — М., 2000 (ред. 2006).
• Новосельский А.А. Очерки по истории русских народных музыкальных инструментов. — М.: Музгиз, 1931. — С. 36—37, 43—45. — 47 с.
• Фаминцын А.С. Домра и сродные ей музыкальные инструменты русского народа. — СПб.: Типография Э. Арнгольда, 1891. — 218 с.
• Яковлев Ю.В. История русской домры: на подступах к новому прочтению // Сохранение и возрождение фольклорных традиций : Сб. науч. тр. — М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 1993. — Вып. 2: В двух частях. Ч. I. — ISBN 5-86132-009-8.

Радиопередачи

• Ленинградское отделение КПП Музфонда СССР: Домра (1979). В передаче принимает участие Шитенков Иван Иванович (1921—1997) — профессор, один из основателей отделения народных инструментов, организатор класса домры в Ленинградской государственной консерватории.

Ссылки

• Сайт [domrist.ru «Домрист»]

Отрывок, характеризующий Домра

Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.