Колюка
| Колюка | |
| Калюка | |
| Классификация | |
|---|---|
| Родственные инструменты | |
| Связанные статьи | |
Колюка (калюка) — русский духовой музыкальный инструмент, являющаяся разновидностью продольной обертоновой флейты без игровых отверстий.
Описание
Звуки колюки строятся по натуральному звукоряду, недостающие ноты исполнители иногда допевают сами, имитируя голосом резкий и сиплый звук инструмента. Колюка не мелодический, а скорее ритмический инструмент, с её помощью музыканты усиливают ритм песни или танца. Для изготовления колюки использовали высушенные стебли зонтичных растений (дудника, пустырника, борщевика и т. д.). Размеры инструмента зависят от роста и длины рук играющего обычно от 30 до 80 см. Длина считается приемлемой, если ладонью руки или пальцами можно закрыть нижнее отверстие на стволе. Внутренний диаметр трубок от 15 до 25 мм. Так как на стволе отсутствует пыж, подача звука регулируется самим играющим с помощью нижней губы и языка. Считается, что мужчины играли на калюках по возвращении с сенокоса, в сочетании с косой, выстукивая на ней ритмические рисунки под пляску или задорные частушки.
Аналоги
Этот музыкальный инструмент также встречался и у финнов под названием "питкяхуйлу" (фин. Pitkähuilu)
Напишите отзыв о статье "Колюка"
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=niqDIUnEfLU Исполнение на питкяхуйлу].
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| ||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Колюка
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
