Дю Белле, Рене
| Рене дю Белле фр. René du Bellay<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Надгробие Рене дю Белле</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 27.09.1535 — 08.1546 | ||
| Избрание: | 1535 | |
| Предшественник: | Луи де Бурбон-Вандом | |
| Преемник: | Жан дю Белле | |
| Рождение: | ок. 1495/1500 Суде | |
| Смерть: | 1546 Париж | |
| Похоронен: | Нотр-Дам-де-Пари | |
Рене дю Белле (фр. René du Bellay; ок. 1495/1500, Суде, Перш — август 1546, Париж) — французский прелат и натуралист, епископ Граса и Мана.
Биография
Третий[1] или четвертый[2] сын Луи дю Белле, сеньора де Ланже, и Маргерит де Майе де Латур-Ландри, дамы де Глатиньи, брат Гийома, Жана и Мартена дю Белле.
В отличие от энергичных и воинственных братьев, Рене стремился к созерцательной жизни. В 1526—1536 годах он был церковным советником Парижского парламента, и генеральным викарием своего брата Жана, епископа Парижа. В последнем качестве он конфликтовал с Сорбонной по вопросу преследования еретиков, и в особенности, в связи с делом ректора Копа в ноябре 1533[3].
Братья обеспечили ему бенефиции — должности аббата-коммендатария в Сен-Меане и Сен-Лоран дю Ге д'Оне, а в 1532 году кафедру епископа в Грасе, на которой его в 1535 году сменил Бенедетто Тальякарне (Бенуа Теокрен)[3]. В 1533—1534 годах, когда Жан дю Белле находился в посольстве в Лондоне, Рене управлял парижской церковью[4].
В 1535 году Луи де Бурбон-Вандом отказался в его пользу от епископской кафедры в Мане, перейдя на должность архиепископа Санского[5].
27 сентября 1535 дю Белле принес присягу королю в Фонтен-Франсез, и 8 октября Кристоф Пело, сеньор де Песку, сенешаль Мена, передал ему в пользование епископские бенефиции[5]. 17 сентября 1536 новый епископ торжественно вступил в город[5]. Он оставался в этой должности до своей смерти[6][3]. Существует мнение, что в 1542 году он был смещен, и в дальнейшем был «почетным епископом»[7].
Лучшее время года епископ проводил за городом, в своем замке Тувуа, где устроил ботанический сад, в котором собрал образцы всевозможных растений, от обыкновенных до экзотических, доставлявшихся за большие деньги из заморских экспедиций[2]. По свидетельству Конрада Геснера, его ботаническая коллекция была богатейшей не только во Франции, но и превосходила те, что имелись в Германии и Италии. В саду Рене дю Белле впервые в регионе появились эбеновое и фисташковое деревья, а также никотиана, в просторечии именуемая табаком[4]. Высказывалось предположение, что с научных опытов епископа Мана началась интродукция культуры табака во Франции[4].
Каталог растений ботанического сада Тувуа не сохранился[4].
В 1546 году население епархии просило епископа представить при дворе Франциска I отчет о бедственном состоянии страны, где жителям приходилось есть хлеб из гречихи с желудями, так как огромные средства расходовались на содержание армии, при том, что край в 1544 и 1545 годах сильно пострадал от морозов, уничтоживших виноградники, и семимесячной засухи. В результате, к началу 1546 года монтуарский буасо пшеницы (ок. 12,5 литров) стоил 16 су, что являлось огромной суммой[8]. Рене охотно исполнил это поручение, но обратно уже не вернулся. В августе он умер в Париже и был погребен в соборе Нотр-Дам, а сердце было перевезено в Ман в капеллу Нотр-Дам-дю-Шеве[6].
Из ученых трудов Рене дю Белле известно сочинение «Missale ad usum ecclesiæ Cenomanensis» (Молитвенник по обычаю Манской церкви), изданное в Париже в 1541 in-8°, а в 1546 и 1548 in-folio[9]. Два собственноручных письма епископа к брату-кардиналу хранятся в Национальной библиотеке[10]. Секретарем епископа был Жак Пелетье, и именно дю Белле постриг в монахи Пьера Ронсара[3]. Кроме того, епископ был покровителем знаменитого натуралиста Пьера Белона[11].
Напишите отзыв о статье "Дю Белле, Рене"
Примечания
- ↑ Bourilly, Vindry, 1908, p. I.
- ↑ 1 2 Guyard de La Fosse, Colomb, 1837, p. 322.
- ↑ 1 2 3 4 Bourilly, Vindry, 1908, p. III.
- ↑ 1 2 3 4 Nouvelle Biographie générale, 1853, с. 228.
- ↑ 1 2 3 Blanchard, 1897, p. 189.
- ↑ 1 2 Guyard de La Fosse, Colomb, 1837, p. 323.
- ↑ [www.catholic-hierarchy.org/bishop/bbellayr.html Bishop René du Bellay de Langey] (англ.). Проверено 5 июня 2016.
- ↑ Blanchard, 1897, p. 197.
- ↑ Nouvelle Biographie générale, 1853, с. 229.
- ↑ Blanchard, 1897, p. 200.
- ↑ Blanchard, 1897, p. 191.
Литература
- abbé Blanchard. Les du Bellay à Glatigny // Bulletin de la Société archéologique du Vendômois. T. XXXVI. — Vendôme: F. Empaytaz, 1897.[gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k4336176/f1.image]
- Bourilly V.-L., Vindry F. Introduction // Mémoires de Martin et Guillaume Du Bellay. T. I. — P.: Renouard, 1908.[gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k65640484.r=]
- Guyard de La Fosse J.-B., Colomb J. Histoire des évêques du Mans. — Le Mans: Ch. Richelet, 1837.
- Bellay (René du) // Nouvelle Biographie générale. T. V. — P.: Firmin Didot frères, 1853.
Отрывок, характеризующий Дю Белле, Рене
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
