Никомидийские мученики

Никомидийские мученики — общее наименование мучеников за христианскую веру, принявших мученическую смерть в городе Никомидии.

Никомидия, основная императорская резиденция на востоке во времена великого гонения при императорах Диоклетиане и Галерии, стала местом подвига для множества христианских мучеников.

Никомидийские мученики включают как весьма известных святых, среди которых Георгий Победоносец и великомученик Пантелеимон, так и менее известных, и даже вовсе неизвестных по именам (1 003 мученика Никомидийских, 10 000 мучеников Никомидийских и другие), см. ниже.

Место подвига

Никомидия, или Никомедия, — древний город в Малой Азии. Возвышению города весьма способствовал император Диоклетиан, избравший его своей резиденцией. Соответственно, мученики именуются по названию города Никомидийскими — именно такой вариант написания традиционно используется в календарях Русской православной церкви.

Известные мученики

Диоклетиан был талантливым правителем, но в то же время являлся фанатичным приверженцем языческих богов. Он устроил одно из жесточайших гонений на христиан. Так 23 апреля 303 года в Никомедии, во время правления императора Диоклетиана, после восьмидневных тяжких мучений был обезглавлен христианский святой, великомученик Георгий Победоносец.

Общее число пострадавших в Никомидии христиан исчисляется многими тысячами, поэтому поимённо известна лишь малая часть пострадавших.

Отдельные мученики

• Анфим Никомидийский

память 28 декабря (10 января) и 3 (16) сентября.

• Георгий Победоносец — память 23 апреля (6 мая).

Группы мучеников

Известны несколько групп мучеников, одновременно погибших во время гонений на христиан в этом городе, имена которых зачастую неизвестны вовсе.

• 20 000 мучеников Никомидийских — память 28 декабря (10 января).

Пострадали в 302 году в праздник Рождества Христова при Максимиане, который приказал христианам, собравшимся в Никомидийской соборной церкви, принести жертву языческим богам, однако получил отказ. В итоге христиане были сожжены в храме. Пока гонители готовились поджечь храм, епископ Анфим Никомидийский крестил оглашенных и всех причастил Святых Тайн.

Епископу Анфиму удалось спастись, он пострадал позже, его память, а также память ряда других Никомидийских мучеников почитается как 28 декабря (10 января), так и 3 (16) сентября.

• Феопемпт и Феона Никомидийские — память 5 января (18 января).

Феопемпт был епископом Никомидийским, а Феона был «волшебник», которому поручили погубить Феопемпта. Уверовал во Христа, увидев, что приготовленный им яд дважды не причинил епископу вреда.

• 10 дев мучениц в Никомидии — память 31 декабря (13 января).
• Васс, Евсевий, Евтихий и Василид — память 20 января (2 февраля).

Богатые и знатные императорские сановники, члены синклита. Пострадали при Диоклетиане. Будучи свидетелями страдания священномученика Феопемпта, епископа Никомидийского, уверовали во Христа, крестились, отказались от царских наград и объявили себя христианами. Подверглись пыткам и приняли мученическую смерть. Вместе с ними пострадали пять их рабов. «Васс был закопан по грудь в землю и умер от ран. Евсевий был повешен вниз головой и рассечён на части. Евтихий был растянут между столбами и четвертован, а Василид пронзён ножом».

• 1 003 мученика Никомидийских — память 7 (20) февраля.

Пострадали после казни Васса, Евсевия, Евтихия, Василида, императорского постельничего Петра и бывшего языческого жреца Феона. Семьи казнённых и все слуги, рабы и свободные, общим числом 1 003 человека исповедали Христа перед императором Диоклетианом. Преторианцы окружили их и истребили всех до единого, включая детей.

• Трофим и Евкарпий — память 18 (31) марта

Во время гонения на христиан при императоре Диоклитиане служили воинами в Никомидии, отличались большой жестокостью. духовно переродились после чудесного видения и выпустили из тюрьмы заключённых в неё христиан. Подверглись мучениям, а затем были казнены (сожжены на костре).

• 10 000 мучеников Никомидийских — память 18 (31) марта.

Были усечены (обезглавлены) после ложного обвинения христиан в поджоге дворца.

• Виктор, Зотик, Акиндин, Зинон, Севериан и Кесарий — память 18 апреля (1 мая).

Одним из первых пострадавших при императоре Диоклитиане стал великомученик Георгий Победоносец. Многие язычники обратились ко Христу, видя его несокрушимую веру. Святые Виктор, Зотик, Акиндин, Зинон, Севериан и Кесарий были поражены тем, что святой Георгий не потерпел вреда от специального колеса, предназначенного для мучений. Они всенародно объявили, что тоже веруют во Христа. По повелению судьи святым мученикам отсекли головы в Никомидии (около 303 года).

• Исакий, Аполлос и Кодрат — память 21 апреля (4 мая).

Язычники Исакий, Аполлос и Кодрат служили при дворе императора Диоклитиана. Видя страдания великомученика Георгия Победоносца, уверовали во Христа, всенародно объявили себя христианами, были приговорены к смерти. Мученик Кодрат был обезглавлен, а мученики Аполлос и Исакий, лишённые пищи, умерли от голода.

• Анатолий и Протолеон — память 23 апреля (6 мая).

Воины. Вера и мужество великомученика Георгия побудили их уверовать во Христа. Открыто заявив о своей вере, были обезглавлены.

• Евсевий, Неон, Леонтий и Лонгин — память 24 апреля (7 мая).

После смерти великомученика Георгия Победоносца императором Диоклетианом был издал указ о преследовании христиан. Будучи свидетелями чудес великомученика Георгия, Евсевий, Неон, Леонтий и Лонгин уверовали во Христа. Их заключили в тюрьму. Они назвали себя христианами перед правителем и отказались участвовать в языческих жертвоприношениях. Были подвергнуты жестоким пыткам, а затем обезглавлены. Вместе с ними пострадали и другие мученики.

• 5 мучеников в Никомидии — память 16 (29) июня.

• 25 мучеников Никомидийских — память 1 (14) июля.

• 366 Никомидийских мучеников — память 31 августа (13 сентября).

• Мученики 3 628 в Никомидии пострадавшие — память 2 (15) сентября.

Пострадали при императорах Диоклитиане и Максимиане. Это были христиане, которые пришли из Александрии и уверовали во Христа после казни святого Петра, архиепископа Александрийского. Вместе с семьями они пришли в Никомидию и добровольно отдали себя на мучения. «Диоклитиан пытался вначале убедить их отречься от Христа, но, видя их непреклонность, приказал всех обезглавить, а тела бросить в горную пропасть. Спустя много лет мощи святых мучеников были обнаружены по различным благодатным проявлениям».

• Вавила Никомидийский и его 84 ученика — память 4 (17) сентября.

Пострадал при Максимиане. Вавила во время гонений на христиан скрывался и тайно обучал детей христианской вере, о чём донесли императору. По императорскому приказу Вавилу и учеников арестовали. За отказ отречься от Христа Вавила подвергся жестоким избиениям и был брошен в тюрьму. Император призвал учеников Вавилы, малолетних детей, отречься от Христа, посулив почести и награды тем, кто был постарше, но дети отказались приносить жертвы идолам. После новых избиений Вавилу приговорили к смерти. Вслед за ним казнили и 84 ученика.

В западных мартирологах

Известны и некоторые другие Никомидийские мученики. Например, в древних западных мартирологах сохранилась память о мучениках с именами Авит, Киннанк, Артемон, Еремит, Алик, Капитон (из числа пострадавших в Никомидии 77 христиан).

Отрывок, характеризующий Никомидийские мученики

C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.