Измит
Город
|
Измит (тур. İzmit) — город в регионе Мармара, Турция, в области Чаталджа-Коджаэли (тур. Çatalca-Kocaeli Bölümü). Административный центр (центральный район, меркези) провинции Коджаэли. Располагается на северном побережье Мраморного моря на узкой прибрежной полосе и на холмах высотой до 200 м.
До 1337 года город носил название Никомедия (греч. Νικομήδεια) и принадлежал вначале Римской империи, затем Византии. В 1337, после захвата турками, были разрушены стены и истреблено почти всё греческое и городское население. Город теряет своё значение и становится третьестепенным. Сейчас Измит является центром одного из важнейших промышленных районов Турции.
Содержание
История города
Доисторические времена и Античность
Согласно исследованиям[1], люди живут на этой территории вот уже пять тысяч лет, что неудивительно, поскольку город обладает удачным географическим положением, являясь пересечением многих торговых путей.
Первые свидетельства постоянного поселения на месте Измита относятся к XII веку до нашей эры. В это время территория была под властью фригийцев и позже перешла к народу, прибывшему сюда из греческого города Мегара в поисках новых мест для жизни. Обосновались они в районе нынешней Башискеле, где построили портовый городок Астакос[1].
Городок был разрушен царём Фракии Ликимахом и на месте сегодняшнего Измита был возведён город Никомедия. В 91—94 годах до нашей эры город переходит под управление Римской империи. В 284 г. н. э. император Диоклетиан снова превращает город в столицу и Никомедия становится четвёртым по величине городом империи — после Рима, Антиохии и Александрии[1].
В это время Никомедия приобрела большое культурное значение, её называли «Афинами в Вифинии». Расположенная на путях из Малой Азии на Балканы, она была крупным торговым и ремесленным центром и сохранила своё значение даже после переноса столицы в Константинополь.Никомедия прославилась также своими святыми: более 100 христианских святых именуются Никомедийскими[1]:Святой Георгий (Победоносец, греч. Άγιος Γεώργιος), Трофим Никомедийский, Евсевий Никомедийский, Каллиста Никомедийская, Ермолай Никомедийский, Никомедийские мученики (Анфим, епископ Никомедийский, Вавила Никомедийский и его 84 ученика) святой великомученик и целитель Пантелеимон и другие.
Диоклетиан был талантливым правителем, но в то же время являлся фанатичным приверженцем языческих богов. Он устроил одно из жесточайших гонений на христиан. Так 23 апреля 303 года в Никомедии, во время правления императора Диоклетиана, после восьмидневных тяжких мучений был обезглавлен христианский святой, великомученик Святой Георгий (Победоносец).
Город, множество раз подвергавшийся землетрясениям, был восстановлен только во времена императора Юстиниана[2].
Сельджукский и османский периоды
В 1078 город перешёл в руки турок-сельджуков. Во времена Крестовых походов турки потеряли город. Окончательный переход под управление турок произошёл в период правления Орхана I Гази в 1337 году. Никомедия, превратившаяся во времена сельджуков в Изникмид (тур. İznikmid), в правление Баязида I стала называться Измид (тур. İzmid) (следует отметить, что Никомедия и Измит — это одно и то же слово, но взятое из разных исторических периодов, а не два разных названия, т. е. переименования как такового не произошло). Если в те времена Византия и имела планы на возврат Никомедии, осуществиться им не пришлось[2].
Во времена султана Селима I в Измите были построены корабельные верфи. Период наивысшего расцвета города пришёлся на правление султана Сулеймана I. Значение города возросло с открытием двух транспортных линий в 1837-м году: судоходного сообщения между Измитом и Стамбулом и железнодорожной ветки от вокзала Хайдарпаша через Измит до Анкары. Однако землетрясение 1894 года привело к упадку города[2].
В 1912 г. в городе проживало 18 550 армян, 18 223 турка, 3603 грека и 2500 евреев[3].
Первая мировая война лишила город прежнего значения. 6 июля 1920 года город захвачен англичанами, 28 апреля 1921 года греками. 28 июля город снова вернулся туркам[2].
География
Измит располагается между 40° и 41° северной широты и между 29° и 31° восточной долготы на берегу Измитского залива Мраморного моря и на севере омывается водами Чёрного моря. Является административным центром провинции Коджаэли.
Поверхность характеризуется обилием крутых склонов. Основная часть города располагается вдоль узкой полоски берега. Топографически город делится на две непохожих друг на друга части. Первая часть — это старые кварталы, застроенные преимущественно малоэтажными домами (местами даже трущобами), с их узкими улочками, карабкающимися по склонам холмов. Вторая часть — деловой центр города с проходящими через него автомобильной и железнодорожной магистралями. Ещё одна важная особенность города — это его принадлежность к зоне землетрясений первой степени опасности. Все эти геологические и топографические особенности вкупе с осадками повышают риск селей и оползней.
Измит располагается на востоке Мраморноморского региона, который соединяет Европу и Азию. На севере омывается Чёрным морем, на востоке граничит с провинцией Сакарья, на юге с Бурсой, на западе с Яловой и Стамбулом. Согласно переписи 2007 года, в Измите проживает 1 437 926 человек, и на квадратный километр приходится 398 человек. Наличие сухопутных, железнодорожных, морских и даже воздушных (военный аэродром, который должен стать аэродромом для частных самолётов деловой элиты Измита) путей сообщения превращает город в важный транспортный узел Турции[1].
Проходящий через восточную часть Измита 30-й меридиан определяет часовой пояс Турции (UTC+2).
Строение поверхности
Значительная часть территории Коджаэли к северу от Измитского залива (собственно Измит) является неровным плато с уклоном с юга на север.
Плато выглядит как холмистая местность, изрезанная долинами рек, впадающих в Чёрное море. Возле залива высота холмов достигает 645 м, в то время как на севере у Чёрного моря едва ли превышает 350 м. Долина Измита и озеро Сапанджа (тур. Sapanca) представляют собой низменности. Область к югу от залива в основном холмистая. Вдоль берегов озера и залива остаётся узкая полоска земли, ограниченная круто взмывающими вверх склонами Саманских гор (тур. Samanlı Dağları) до высоты 1602 м — гора Картепе (тур. Kartepe), что в переводе означает «Снежный холм» или «Снежная вершина».
Население
Измит — один из важнейших промышленных и торговых центров Турции — обладает населением в 643 766 человек, из которых 202 003 проживают собственно в городе и 441 763 — в сельских районах и пригороде. Землетрясение 17 августа 1999 года вызвало значительное изменение в численности населения.
Провинция (вилайет, ил) Коджаэли, центром которой является Измит, занимает территорию 3626 км² и обладает населением в 1 223 000 человек. Интенсивная индустриализация 1955—1960 годов вызвала быстрый рост населения.
Согласно поадресной переписи населения 2007 года, в Коджаэли проживает 1 437 926 человек. В связи с развитием туризма, появлением новых рабочих мест и суточной миграцией рабочей силы, количество человек, находящихся на территории провинции, меняется в зависимости от времени суток.
Климат
Климат Измита переходный от умеренного морского климата к средиземноморскому. Лето жаркое и сравнительно сухое. Однако сильная жара в городе бывает редко, и температура крайне редко достигает 35 °C и выше. Зима прохладная и влажная. Снегопады и морозы являются довольно распространенным явлением в зимний период. В среднем девять дней в году выпадает снег. Весна и осень приятно мягкие по погоде, но склонны к резким перепадам температуры.
Среднегодовая температура составляет 14,5 °C. Исторический максимум в 44,1 °C был зафиксирован 13 июля 2000 года. Минимум был зарегистрирован 23 февраля 1985 года и составил −8,3 °C.
Преобладает порывистый юго-восточный ветер. Среднегодовое количество осадков — 823,3 мм. Больше всего осадков (107,8 мм) выпадает в декабре. Самый сухой месяц — август (39,2 мм).
Город получает более 2000 солнечных часов в год, лето бывает солнечным.
Относительная влажность летом составляет 56 %, зимой — 64,6 %.
Географическое положение
Измит, центр граничащей со Стамбулом провинции Коджаэли, находится от Стамбула на расстоянии 85 км. Расстояние до Анкары по автомагистрали TEM (тур. TEM otoyolu) составляет 120 км. Аэропорт Ататюрка находится в 120 км от центра города.
Измит на севере омывается водами Чёрного моря, а на юге Измитским заливом (тур. İzmit Körfezi) Мраморного моря. При рассмотрении на карте можно увидеть, что территория Измита как бы обнимает залив с севера востока и юга. Залив является одним из самых загруженных узлов турецких морских путей. В заливе находится два больших порта — Дериндже (Derince) и Ярымджа (Yarımca) — а также около тридцати четырёх частных пристаней.
Измит с его железными дорогами, автомагистралями и портами является одним из важнейших транспортных узлов, соединяющих европейскую и азиатскую часть Турции.
Общественный транспорт
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Образовательные учреждения
|
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Экономика
Измит — второй по развитости промышленного производства город Турции. Здесь расположены заводы и фабрики таких фирм, как Borusan Mannesmann, Lassa, Kordsa, Brisa, Goodyear, Pirelli, Ford, Honda, Hyundai, Chrysler, Petkim, Tüpraş (англ. Tüpraş), Tabosan, «Ассан Алюминий», DYO, Marshall, Arçelik, Lever и др. Экономика Измита почти полностью зависит от промышленности. Близость к такому крупному деловому центру как Стамбул и наличие железных дорог и автомагистралей даёт возможность транзитных перевозок. Пять государственных портов, сорок три частных пристани занимают важное место в транспортной системе страны.
Фабрика по производству бумаги Seka Kağıt Fabrikası является одним из старейших предприятий города (осн. 1934) и вносит большой вклад в развитие экономического потенциала города. Изначально экономика города основывалась на текстильной и лесоперерабатывающей промышленности. С открытием таких фирм, как Petrol Ofisi (тур. Petrol Ofisi) в 1941, Tüpraş (англ. Tüpraş) в 1960, Petkim в 1965, значительную долю в экономике заняла нефтеперерабатывающая промышленность. В последние годы развились органическая химия, металлургия, производство продуктов питания, лекарств, удобрений, красок. В Измите также есть судостроительная верфь.
Города-побратимы
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 5 июля 2013 года. |
Напишите отзыв о статье "Измит"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.kocaeli.bel.tr/content.asp?categoryID=318&contentID=9406 Kocaeli’nin tarihçesi] (недоступная ссылка — история, копия) (История Коджаэли на официальном сайте)
- ↑ 1 2 3 4 Энциклопедия Meydan Larousse, том 6-й, стр. 635
- ↑ George Sotiriadis, An Ethnological Map Illustrating Hellenism in the Balkan Peninsula and Asia Minor, 1918
Ссылки
- [www.kocaeli.bel.tr/tr/04_album.asp?islem=catx&UstID=186&s=6 Официальный сайт Измита] (тур.) (недоступная ссылка)
- [www.allaboutturkey.com/kocaeli.htm Информационный сайт]
| Административное деление ила Коджаэли
|
| ||||||||||||
Отрывок, характеризующий Измит
Да счастливый Наполеон,Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
