Малатья
Город
Показать/скрыть карты
|
Мала́тья (тур. Мalatya, курд. Meledî, арм. Մալաթիա) — город в Восточной Турции, административный центр (центральный район, меркези) провинции Малатья.
Население — 381 081 (2000, перепись).
Средняя высота над уровнем моря — 954 м.
История
В эпоху новохеттских царств поблизости от территории современного города находился город Мелид (ныне городище Арслантепе). С VI века до нашей эры до 1071 года входил в состав Малой Армении. После битвы при Манцикерте в 1071 город был захвачен турками-сельджуками, после чего вошёл в Конийский султанат. В XVI веке завоёван Османской империей. Несмотря на это, вплоть до геноцида армян имел преимущественно армянское население.
Текст ЭСБЕ
Мелитена (греч. Μελιτήνη, Хетт: Meлид; греч. Μαλάτεια, Малатеа; урартск. Ḫāti; лат. Melitene, арм. Մալաթիա) — область в южной части Малой Армении, между Антитавром и Евфратом, а также город того же названия (ныне г. Малатья в Турции); область стала известной в древности благодаря изумительному плодородию почвы.
Особенно славились маслины и виноград, из которого приготовлялся один из лучших сортов греческого вина οίνος Μοναρίτης. При Траяне здесь разрослось до размеров значительного города селение того же имени, что и область; при Юстиниане этот город считался одним из первых в Малой Азии. При разделении Армении на 2 провинции, Мелитена стала главным городом второй Армении. Здесь 577 произошла битва византийского войска с персидским царем Хосровом I. Из других городов области Мелитены известны Arabissus, Ciaca, Lagusa, Sinis.
В Ереване существует район «Малатия» (округ Малатия-Себастия), названный так в честь уцелевших армян из этой области, бежавших в Ереван во время геноцида армян в Османской империи.
Спорт
В Малатье расположен футбольный клуб «Малатьяспор».
Известные уроженцы
- Грант Динк — турецко-армянский журналист, колумнист.
- Четин Алп — турецкий певец
- Кая, Ахмет — турецкий певец
- Барыш Кылыч — турецкий актер
- Мехмет Топал - турецкий футболист
См. также
Напишите отзыв о статье "Малатья"
Ссылки
- [www.malatya.bel.tr Официальный сайт]
| Административное деление ила Малатья
|
| ||||||||||||
|
Это заготовка статьи о Турции. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Малатья
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
