Ефрем (Лэш)
Поделись знанием:
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
| Архимандрит Ефрем | |
| Archimandrite Ephrem | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
| Известен как: | |
Архимандри́т Ефре́м (англ. Archimandrite Ephrem), в миру Кристофер Лэш (англ. Christopher Lash; 3 декабря 1930, Индия — 15 марта 2016, Лондон, Великобритания) — священнослужитель Фиатирской архиепископии Константинопольского патриархата, архимандрит, известный английский литургист, филолог и переводчик.
Содержание
Биография
Родился в Индии[1], в семье английского военного Генри Лэша[en]. Его брат Николас Лэш[en] — католический богослов, сестра Дженифер Лэш[en] — писательница и художник.
С 1979 по 1985 годы преподавал богословие в университете Ньюкасла.
После принятия православия, стал официальным переводчиком литургических текстов Фиатирской архиепископии Константинопольского патриархата, являясь с 2006 года клириком храма св. Антония Великого и св. Иоанна Крестителя в Лондоне.
С 1999 года преподавал в Институте православных исследований в Кембридже, а также являлся официальным представителем православной церкви в Генеральном синоде церкви Англии.
Скончался 15 марта 2016 года[2]. Отпевание было совершено 31 марта архиепископом Фиатирским Григорием (Феохарус-Хадзитофи) и духовенством Фиатирской архиепископии. На отпевании присутствовал архиепископ Сурожский Елисей (Ганаба). Погребение состоялось на кладбище Сент-Панкрас[en][3].
Библиография
- St. Romanos the Melodist, On the Life of Christ: Kontakia («Кондаки на жизнь Христа», переводы св. Романа Сладкопевца). San Francisco: Harper., 1995.
- The Divine Liturgy of our Father among the Saints John Chrysostom («Божественная литургия иже во святых отца нашего Иоанна Златоуста»), 1995.
- Ефрем (Лэш), архим. Исследуйте Писания // Альфа и Омега, № 12 (1997).
- Orthodox Prayer Book. Oxford University Press, 1999. ISBN 978-0191224478
- Divine Liturgy of Saint Basil the Great. Newrome Press LLC.
Напишите отзыв о статье "Ефрем (Лэш)"
Примечания
- ↑ [www.guidetoreligion.com/gallery/ephrem-lash/ Ephrem Lash.] (англ.)
- ↑ [byztex.blogspot.fi/2016/03/memory-eternal-archimandrite-ephrem-lash.html Archimandrite Ephrem Lash. Memory Eternal!] (англ.)
- ↑ [otrf123.wordpress.com/2016/03/22/the-funeral-of-archimandrite-fr-ephrem-lash/ The Funeral of Archimandrite Fr Ephrem Lash.] (англ.)
Ссылки
- [facebook.com/ephrem.lash Официальная страница Ephrem Lash] (англ.) в социальной сети Facebook
- [www.anastasis.org.uk/ Anastasis (the Home Page of Archimandrite Ephrem)] (англ.)
- [www.bogoslov.ru/persons/2368187/index.html Ефрем (Лэш), архимандрит] на портале Богослов.Ру
- интервью
- [www.bogoslov.ru/text/2500883.html Archimandrite Ephrem (Lash) on the translation of church services into modern language.] (англ.)
Отрывок, характеризующий Ефрем (Лэш)
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Категории:
- Родившиеся 3 декабря
- Родившиеся в 1930 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Индии
- Умершие 15 марта
- Умершие в 2016 году
- Умершие в Лондоне
- Учёные по алфавиту
- Филологи по алфавиту
- Филологи Великобритании
- Переводчики по алфавиту
- Переводчики Великобритании
- Архимандриты Константинопольской православной церкви
- Фиатирская архиепископия
- Литургисты
- Переводчики с древнегреческого языка
