Авед, Жак Андре Жозеф
| Жак Андре Жозеф Авед | |
| фр. Jacques André Joseph Aved | |
 Авед позировал для этой картины «Химик в лаборатории» своему другу худ-ку Шардену, получившему заказ от C. A. de Rothenbourg, 1734, Лувр | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
 Работы на Викискладе | |
Жак Андре́ Жозе́ф Аве́д (фр. Jacques André Joseph Aved), прозванный Камелот (le Camelot) и Аве́ Батавский (Avet le Batave); 12 января 1702 года, Дуэ — 4 марта 1766 года, Париж) — французский живописец-портретист эпохи и стиля рококо и академического направления; знаток и торговец произведениями искусства.
Содержание
Биография
Учился у Бернара Пикара в Амстердаме, затем в Париже у портретиста А. С. Беля. В 1734 году стал академиком.
Как лучший портретный живописец Парижа был рекомендован турецкому посланнику при французском дворе Мехмеду-Эффенди (Mehmed Said Efendi), исполнявшему волю короля, желавшего иметь потрет турка. Готовый портрет был выставлен в зале гвардии замка Шуази (Château de Choisy-le-Roi); Людовик XV был восхищён и заказал художнику свой портрет, что ещё больше упрочило репутацию живописца. Прежде чем браться за кисть, он посещал заказчика и старался понять его характер, особенности и привычки.
Его портреты вошли в моду, стоили очень дорого; ателье художника выпускало по несколько картин в год, и скоро у него образовалось порядочное состояние, которое он употребил на собрание всего необычного — собрание редкостей. Его коллекция была лучшей в своём роде не только в Париже, но и в Голландии. В его доме собирались передовые люди того времени, среди которых был Руссо в 1738 году.
Умер от апоплексического удара в 1766 году. Собрание редкостей и картины Аведа были проданы с аукциона. К каталогу картин, изданному Реми (Remy), прилагалась биография Аведа, написанная его сыном Шарлем Франсуа, адвокатом парламента.
Творчество
Портреты:
- художника Жан-Франсуа де Труа (1679-1752), Версаль
- художника Pierre Jacques Cazes (1676-1754), Версаль
- композитора Рамо, fr:Musée des Beaux-Arts de Dijon
- Вольтера, там же
- турецкого посланника Мехмеда-Эффенди (Саида Паши), 1742, 238 x 161 см. Холст, масло, Версаль
- философа Мирабо, Лувр
- мадам Круаза́ (Croizat), музей Фабра, Монпелье
См. также
Напишите отзыв о статье "Авед, Жак Андре Жозеф"
Примечания
Литература
- Аведъ Жак-Андре-Жозефъ // Энциклопедический словарь, составленный русскими учеными и литераторами. СПб., 1861.
Отрывок, характеризующий Авед, Жак Андре Жозеф
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
