Завицианос, Маркос
| Маркос Завицианос | |
| Μάρκος Ζαβιτσίανος | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
Ма́ркос Завици́анос (греч. Μάρκος Ζαβιτσίανος, 1884, Константинополь — 1923, Женева) — греческий художник и гравер начала 20 века. Один из первых греческих социалистов.
Содержание
Биография
Маркос Завицианос родился в Константинополе в 1884 году, в греческой аристократической семье происходившей с острова Керкира. Отец его был врачом, мать, французского происхождения, имела художественное образование.
Завицианос поступил в константинопольскую греческую Великую школу нации, но в 1902 году его семья переехала в Греческое королевство и обосновалась на острове Керкира.
В 1904 году Завицианос уехал в Мюнхен. Поступил в Мюнхенскую академию художеств, где учился живописи у Габриеля фон Хакля и гравюре у M. Kern.
В годы своего пребывания в Германии он подружился с одним из пионеров социализма в Греции писателем Костасом Хадзопулосом (1868—1920) и принял социалистические идеи.
В возрасте всего лишь 23 лет, принял участие в полемике на страницах журнала «Нумас», о книге Георгия Склироса «Наш общественный вопрос» (1907), в которой с пафосом и ясностью высказал свои убеждения и своё видение о будущем греческого общества.
В 1911 году он вернулся на Керкиру, где сотрудничал с Константином Теотокисом в создании «Социалистического союза Керкиры»[1].
В 1912 году Завицианос выставил свои работы в афинском дворце Заппион, а через 2 года принял участие в художественном обществе «Товарищество девяти» и иллюстрировал шестью своими гравюрами книгу К.Теотокиса «Цена и деньги».
Завицианос выставлял свои работы в Керкире в 1914 году.
В 1915 году Завицианос был среди учредителей журнала «Антология Керкиры», в котором он публиковал свои литературные и художественные работы.
Завицианос принял участие в выставках Союза греческих художников 1915, 1916 и 1917 годов и в выставке La Boetie в Париже в 1919 году.
В период 1919—1922 Завицианос выполнил гравюры для второго издания книги П. Властоса «В тени смоковницы», которое однако не состоялось.
В 1922 году Завицианос организовал персональную выставку в Заппионе, где выставил свои работы маслом и гравюры.
В том же году он отправился в Берлин, где иллюстрировал книгу Вернера Хагемана (Alfred Maria Ellis — Werner Hageman) «Ифигения».
В последующие годы Завицианос выставлял свои работы на выставках в Афинах и Париже. В 1923 году, находясь в Женеве, Завицианос заболел пневмонией и умер в возрасте 39 лет.
Оценки и наследие
Один из крупнейших поэтов современной Греции Костис Паламас, в своей статье посвящённой памяти художника, писал: «Маркос Завицианос был настоящим художником в проявлениях как своей работы, так и своей жизни. … Маркос Завицианос соединял вдохновение художника и теоретическое образование. Он был способен использовать перо писателя, чтобы обсудить и вопросы эстетического характера и социологического порядка…».
Захариас Папантониу пишет о нём как о «замыкающем ряд Полиласа, Калосгуроса, Теотокиса и Мавилиса».
Маринос Каллигас охарактеризовал его «думающим человеком, который осознавал ответственность настоящего художника».
В 1936 году работы Завицианоса были выставлены на Венецианской Биенале[2][3].
В 1982 году, десятилетия спустя после смерти Теотокиса, были изданы его «Рассказы — Истории Керкиры» и «Жизнь госпожи Керкиры», иллюстрированные гравюрами Завицианоса, выполненными в начале века для этих несостоявшихся изданий.
В 2003 году работы Завицианоса были выставлены на выставке «Света и тени — Панорама греческой гравюры», организованной Муниципальной галерей города Ханья[4]
В 2013 году Культурный фонд Национального банка Греции издал книгу «Маркос Завицианос „Работы и тексты“», в которую включена антология работ художника с иллюстрациями к книгам Полиласа, Теотокиса, Калосгуроса, Мавилиса и др[5].
Работы
Завицианос, знакомый с западно-европейской гравюрой, ставил себе целью перенести западно-европейские мотивы в греческую тематику. Завицианос выбирал, каждый раз, отличный стилистический мотив, в зависимости от требований самой темы.
Справедливо отмечается что его работы были неравносильными и с разными направлениями. Его целью на протяжения своей короткой жизни было стилистическое обновление, простых жанровых картин Керкиры начала 20-го века.
В работах «Девушки пригорода на прогулке» и "Крестины’ художник использует декоративные мотивы в одежде. Художник применил много декоративных элементов живописи, но не ограничился ими. Завицианос был художником, который работал всегда по случаю. Тема определяла метод и стиль а не обратное. Когда он иллюстрировал рассказы П.Властоса, он удалялся от стиля Наби, в пользу реалистического и описательного воспроизведения.
Его работы непосредственны. Когда он исполнял гравюру «Драка», он интересовался верным воспроизведением характеров и насильственностью этого момента. Его формы чисты и чёткие. Человеческие фигуры изображаются с конкретными и одновременно чёткими очертаниями.
Сам Завицианос считал себя живописцем, но в истории современного греческого искусства он остался как гравёр. Несмотря на то, что он учился в Мюнхенской академии, он создаёт свой стиль в живописи, в соответствии с принципами импрессионизма. Что касается его гравюры, следует определить её, основываясь на различии между реалистическим/воспроизводящим и фантастическим/символическим. На полюсах этой шкалы он работал и исполнял свои гравюры. Завицианос часто использовал реалистический язык, но это никогда не вело его к упрошённому натурализму[6]. Его работы, в большей своей части, являются гравюрами, предназначенными для иллюстрации книг, и несут на себе печать реализма. Но в его живописи, которая включает в себя пейзажи и портреты, очевидно его знакомство с импрессионистскими и постимпрессионистскими тенденциями[7].
Напишите отзыв о статье "Завицианос, Маркос"
Ссылки
- ↑ [www.corfuhistory.eu/?p=1327 Η ίδρυση του Σοσιαλιστικού Όμιλου της Κέρκυρας]
- ↑ [www.nationalgallery.gr/site/content.php?artist_id=4373&sel=352 National gallery]
- ↑ [www.biblionet.gr/book/187104/%CE%A3%CF%85%CE%BB%CE%BB%CE%BF%CE%B3%CE%B9%CE%BA%CF%8C_%CE%AD%CF%81%CE%B3%CE%BF/%CE%9C%CE%AC%CF%81%CE%BA%CE%BF%CF%82_%CE%96%CE%B1%CE%B2%CE%B9%CF%84%CE%B6%CE%B9%CE%AC%CE%BD%CE%BF%CF%82:_%CE%88%CF%81%CE%B3%CE%B1_%CE%BA%CE%B1%CE%B9_%CE%BA%CE%B5%CE%AF%CE%BC%CE%B5%CE%BD%CE%B1 :BiblioNet : Μάρκος Ζαβιτζιάνος: Έργα και κείμενα / Συλλογικό έργο]
- ↑ [pinakothiki-chania.gr/default.aspx?process=show/el/exhibitions/past/fwta_skies Φώτα και Σκιές στη Δημοτική Πινακοθήκη Χανίων — Municipal Art Gallery of Chania]
- ↑ [www.rizospastis.gr/page.do?publDate=6/4/2013&pageNo=23&direction=1 Εφημερίδα «Ριζοσπάστης» — «Rizospastis» newspaper : ΠΟΛΙΤΙΣΜΟΣ]
- ↑ [archive.avgi.gr/ArticleActionshow.action?articleID=719580 Η χαρακτική του Μάρκου Ζαβιτσιάνου — Η Αυγή online]
- ↑ [www.corfu-museum.gr/index.php/en/component/content/article/26-2013-07-10-16-15-45/arts/painting/13-20-corfu-painters-till-the-end-of-20th-century?showall=&start=3 www.corfu-museum.gr]
Отрывок, характеризующий Завицианос, Маркос
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voila l'avantage d'etre pere. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]
Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
