Зайцев, Борис Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Зайцев Борис Петрович
Род деятельности:

историк, специалист в области специальных исторических дисциплин

Место рождения:

Еленинские Карьеры, Бешевский район, Сталинская область

Награды и премии:

Зайцев Борис Петрович (30 ноября 1927, Еленинские Карьеры Бешевского района Сталинского округа (теперь г. Докучаевск Донецкой области.) — 23 января 2014, Харьков) — историк, специалист в области специальных исторических дисциплин, кандидат исторических наук (1969), доцент кафедры историографии, источниковедения и археологии Харьковского государственного университета (1973). Один из основателей эмблематики на Украине.





Биография

Детство

Родился 30 ноября 1927 в семье служащего, имел сестру Лилию Петровну Зайцеву, мать двух детей. В 1934 году, в связи с переводом отца на работу в Сталинское рудоуправление, семья переехала на постоянное место жительства в г. Сталино (ныне г. Донецк) где проживала до начала октября 1941 г. Здесь он окончил шесть классов 18-й средней школы. В период Великой Отечественной войны, с октября 1941 года по октябрь 1943 года, вместе с семьёй находился в эвакуации на станции Ленинабад Таджикской ССР, где продолжил учёбу в железнодорожной школе.

Юность

В феврале 1943 года вступил в ряды Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи.

После освобождения Сталинской области от немецко-фашистских оккупантов вернулся на родину, в пос. Еленовские карьеры, и продолжил учёбу в средней школе. Был избран секретарём школьной комсомольской организации. В начале декабря 1944 года прямо со школьной скамьи был мобилизован в ряды Красной Армии. В годы войны и в послевоенные годы воинскую службу проходил в зенитно-артиллерийских частях Московского округа противовоздушной обороны СССР (36-я отдельная зенитно-артиллерийская бригада, 1225-й и 1212-й зенитно-артиллерийские полки) рядовым, а затем сержантом-командиром дальномерного отделения приборного взвода зенитно-артиллерийской батареи. После демобилизации в марте 1951 года приехал в г. Яма (ныне г. Северск) Донецкой области. В 1951 году закончил 10-й класс Ямской вечерней школы рабочей молодежи и продолжил обучение на историческом факультете Харьковского государственного университета (1951—1956)[1].

Образовательная и научная деятельность

С октября 1955 года работал старшим лаборантом археологического музея университета. Заведующий археологическим музеем Харьковского университета (1959—1964). Во время работы в археологическом музее ежегодно принимал участие в археологических экспедициях, которые проводились на базе исторического факультета археологами К. Э. Гриневичем, Б. А. Шрамко и В. И. Кадеевым. Осуществил ряд самостоятельных археологических исследований памятников черняховской культуры в бассейне Северского Донца[1].

С 1964 года работал на кафедре историографии, вспомогательных исторических дисциплин и методики истории исторического факультета (теперь — кафедра историографии, источниковедения и археологии). В 1969 году защитил кандидатскую диссертацию «Эмблематика Советской Украины» (ХГУ, научный руководитель — проф. Е. И. Каменцева). Утвержден в звании доцента (1973). Заместитель декана исторического факультета по научной работе[2].

Основные научные интересы: нумизматика, геральдика, архивоведение, краеведение. Один из основателей эмблематики на Украине. В ХГУ преподавал специальные исторические дисциплины, архивоведение, историю древних обществ, параллельно преподавал в Харьковском институте культуры[1].

Автор более 400 научных, научно-методических и научно-популярных работ[2].

За значительный вклад в развитие краеведческого движения на Украине Президиум правления Всеукраинского союза краеведов присвоил Б. П. Зайцеву звание «Почетный член Всеукраинского союза краеведов» (1996). В составе кафедры стал лауреатом Республиканской премии им. Д. И. Яворницкого Всеукраинского союза краеведов (1997). Награждён орденом «За мужество» III степени, имеет девять медалей, в том числе «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов»[2].

Был членом редакционных коллегий серий сборников архивных документов и материалов «Старовинні міста Харківщини» и «Краю мій, Слобожанщино!». Участвовал в работе геральдической комиссии при Харьковском горисполкоме. Вместе с В. В. Поповым (тогда студентом 5 курса исторического факультета) участвовал во всеукраинском конкурсе по созданию эскиза Большого Государственного Герба Украины (1996)[1].

Смерть

Умер 23 января 2014 года в Харькове.

Основные работы

  • Історія створення першої радянської печатки // АУ. — 1966. — № 6.
  • Емблема професійної Спілки робітніків-металістів (1923—1931 рр.) // Історичні джерела та їх використання. — 1969. — Вип. 4.
  • Перші радянські бойові нагороди: метод. посібник (Х., 1976, у співавторстві).
  • Університет в 1946—1980 рр. // Харківський державний університет, 1805—1980 (Х., 1980, в соавторстве).
  • Історія архівної справи в України // Архівознавство та археологія (Х., 2006, у співавторстві).

См. также

Напишите отзыв о статье "Зайцев, Борис Петрович"

Литература

  • Борис Петрович Зайцев: воспоминания и библиография / Авт.-сост. Сергій Іванович Посохов; Авт.-сост. Сергій Михайлович Куделко, М. В. Гречишкина. — Харків: Издательство ХНУ им. В. Н. Каразина, 2012. — 139 с.
  • Любченко Т. Старший товариш // Харківський університет. — 1972. — 30 травня.
  • Новікова О. Борис Петрович Зайцев // Харківський університет. — 1997. — 23 вересня.
  • Скачко І. Війна та мир // Харківський університет. — 1991 — 4 травня.
  • Бердута М. З. Університет: життя і доля: [Про істориків Б. К. Мигаля, В.І. Кадеева, Б. П. Зайцева] // UNIVERSITATES. — 2007. — № 2.

Примечания

  1. 1 2 3 4 Борис Петрович Зайцев (до 80-річчя з дня народження): Біобібліогр. показ. / Уклад.: В. Д. Прокопова, С. Б. Глибіцька; Наук. ред.: С. М. Куделко; Бібліогр. ред.: Ю. Ю. Полякова. — Х.: ХНУ імені В. Н. Каразіна, 2007. — 53 с.
  2. 1 2 3 Кафедрі історіографії, джерелознавства та археології — 40 років: Довідкове видання / Укладачі: Б. П. Зайцев, О.Є. Шабельська, — Х., 2004.

Отрывок, характеризующий Зайцев, Борис Петрович

Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.