Зон-Ретель, Альфред
Поделись знанием:
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
| Альфред Зон-Ретель | |
| нем. Alfred Sohn-Rethel | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
Альфред Зон-Ретель (нем. Alfred Sohn-Rethel, 4 января 1899, Нёйи-сюр-Сен, Париж — 6 апреля 1990, Бремен) — марксистский экономист и философ, известный своими исследованиями о связи крупного немецкого капитала с национал-социализмом и в области философии пытавшийся совместить эпистемологию с марксистским анализом. Был близок к франкфуртской школе.
Библиография
- Geistige und körperliche Arbeit. Zur Theorie der gesellschaftlichen Synthesis. Frankfurt 1970. Suhrkamp. l. Auflage
- Materialistische Erkenntniskritik und Vergesellschaftung der Arbeit. Berlin 1971. darin enthalten:
- Geistige und körperliche Arbeit. Zur Theorie der gesellschaftlichen Synthesis. Revidierte und ergänzte Ausgabe. Frankfurt 1972. Suhrkamp.
- Die ökonomische Doppelnatur des Spätkapitalismus. Darmstadt und Neuwied 1972. Luchterhand.
- Ökonomie und Klassenstruktur des deutschen Faschismus. Aufzeichnungen und Analysen. Herausgegeben und eingeleitet von Johannes Agnoli, Bernhard Blanke und Niels Kadritzke. Frankfurt 1973. Suhrkamp. Der Band enthält neben einer aus Anlass der Veröffentlichung geschriebenen Vorbemerkung hauptsächlich Texte, die zwischen 1937 und 1941 in England entstanden. Eine Ausnahme bildet der Text: Die soziale Rekonsolidierung des Kapitalismus, der erstmals erschien in: Deutsche Führerbriefe (Berlin) Jg. 1932, Nr. 72 und 73 (16. und 20. Sept 1932). Er wurde zusammen mit einem Kommentar nach 38 Jahren erstmals nachgedruckt in: Kursbuch 21 (Sept. 1970), S. 17 bis 35
- Economy and Class Structur of German Fascism. CSE Books. London o.J.
- Der Formcharakter der zweiten Natur. In: Peter Brückner u.a. Das Unvermögen der Realität. Berlin 1974. S. 185 bis 207
- Das Geld, die bare Münze des Apriori. In: Paul Mattick, Alfred Sohn-Rethel, Hellmut G. Haasis. Beiträge zur Kritik des Geldes. Frankfurt 1976. S. 35 bis 117
- Warenform und Denkform - Mit zwei Anhängen. Frankfurt 1978. Suhrkamp. Zuerst erschienen als: Warenform und Denkform. Aufsätze. Frankfurt/ Wien 1971
- The Advocacy of Materialism. in: Modern Ouarterly, Vol. 3, Nr. l (1947/48)
- Eine Kritik der Kantschen Erkenntniskritik. Im Winter 1957/58 für die japanische Zeitschrift ,Shizo' verfasst. Nachdruck in: Neues Lotes Folum, Zeitschrift Für die poesie und die revolution (Hamburg), Jg 27/ Nr. l (Mai 1975), S. 224 bis 246
- Imperialism, the Era of Dual Ecomomics. Suggestion for a Marxist Critique of Scientific Management, in: Praxis (Zagreb), Nr. 1/2,1969, S. 312 bis 322
- The Dual Economics of Transition, in: Bulletin of the Conference of Socialist Economics 2 (April 1972), S. 36 bis 65
- Mental and Manual Labour in Marxism, in: Paul Walton/Stuart Hall (Hrsg.) Situating Marx. London: Human Context Books 1972, S. 44 bis 71
- Intellectual and Manual Labour: an Attempt at a Materialistic Theory, in: Radical Philosophy 6 (Winter 1973), S. 30 bis 37
- Probing into the Lin Piao and Confucius-affair. The changing family structure in China. Zwei Aufsätze, in: China Now (London), Jg. 1975, S.2f
- ScienceasAlienated Consciousness, in: Radical Science Journal (London), Jg. 1975, Nr. 2/3, S. 72 bis 101
- Intellectual and Manual Labour. Critique of Epistemeology. Macmillan Press Ltd, 1978. London and Basingstoke, English edition. Humanisties. Ltd. American Edition.
- Das Ideal des Kaputten. Herausgegeben und mit einem Nachwort versehen von Carl Freytag. Bremen 1990 (der im Verlag Bettina Wassman SR erschienen Band enthält außerdem die beiden Erzählungen "Eine Verkehrsstockung in der Via Chiaia" und "Vesuvbesteigung 1926"
- Vesuvbesteigung 1926. Erzählung. Bremen 1982
- Soziologische Theorie der Erkenntnis. Mit einem Vorwort von Jochen Hörisch. Frankfurt 1985. Suhrkamp.
- Von der Wiedergeburt der Antike zur neuzeitlichen Naturwissenschaft. Bremer Beiträge. 17. Mai 1987. Bremen 1987. Neue Bremer Presse.
- Dudley Zoo: eine Elefantengeschichte. Bremen 1987. Wassmann.
- Sigurds Ratten. Erzählung. Bremen 1989. Wassmann.
- Geistige und körperliche Arbeit. Zur Epistemologie der abendländischen Geschichte. Revidierte und ergänzte Neuauflage. Weinheim 1989. VCH
- Das Geld, die bare Münze des Apriori. Mit einem Vorwort von Jochen Hörisch. Berlin 1990 (identisch mit dem gleichnamigen Kapitel 6 von "Geistige und körperlichen Arbeit" in der letzten Fassung von 1989)
- Theodor W. Adorno und Alfred Sohn-Rethel. Briefwechsel 1936-1969. Herausgegeben von Christoph Gödde. München 1991. Edition text + kritik.
- Industrie und Nationalsozialismus. Aufzeichnungen aus dem "Mitteleuropäischen Wirtschaftstag". Mit einer Einleitung von Carl Freytag. Berlin 1992. Verlag Klaus Wagenbach.
- Vesuvbesteigung 1926. Mit Lichtbildern von Fritz Haase. Sonderedition anlässlich des hundersten Geburtstags von Alfred Sohn-Rethel. Bremen 1998. Verlag Bettina Wassmann.
- Идеальные поломки / Предисл. К. Фрайтага; пер. с нем. А. Ярина. М.: Grundrisse, 2016.
Напишите отзыв о статье "Зон-Ретель, Альфред"
Ссылки
- [www-user.uni-bremen.de/~steglich/ Alfred Sohn-Rethel]
|
Это заготовка статьи об учёном-экономисте. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Alfred Sohn-Rethel (нем.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Зон-Ретель, Альфред
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
