Зуев, Александр Михайлович

Александр Михайлович Зуев (17 июля 1961 — 10 июня 2001) — бывший капитан ВВС СССР, в 1989 году совершивший угон истребителя МиГ-29 в Турцию. Получил политическое убежище в США.

Биография

Окончил Армавирское высшее военное авиационное Краснознамённое училище лётчиков в 1982 году. Служил в эскадрилье истребителей МиГ-23. Был одним из первых лётчиков, выбранных для переучивания на новый истребитель МиГ-29 (это позволило ему избежать отправки на войну в Афганистане); по некоторым сообщениям, участвовал в войсковых испытаниях самолёта.

В конце 1980-х годов у Зуева начались проблемы на службе и в личной жизни. В своей книге он описывает, как постепенно разочаровывался в советском обществе и строе. По его собственным словам, «последней каплей» для него стали события в Тбилиси 9 апреля 1989 года. В это время Военный лётчик 1-го класса капитан А. Зуев служил в 176-м истребительном авиаполку (176-й иап) на аэродроме Миха-Цхакая (Грузия). Он думал об уходе из вооружённых сил, но в конце концов сделал выбор в пользу угона новейшего советского истребителя на Запад.

Угон самолёта

В ночь на 20 мая 1989 года капитан А. М. Зуев был дежурным по приёму и выпуску самолётов. Он объявил всем находившимся на дежурстве лётчикам и техникам, что у него родился сын (в действительности рождение сына произошло через несколько дней), и по этому поводу угостил всех специально подготовленным тортом, куда была добавлена большая доза снотворного. В это время произошла пересмена часовых у дежурных самолётов, и на пост заступил механик, которому не удалось разбудить никого из товарищей. Зуев попытался обезоружить механика, потерпел неудачу, выстрелил в него из пистолета и ранил, но и сам получил ранение в руку, когда механик открыл огонь. Дежурные самолёты были почти полностью готовы к вылету, и Зуев взлетел на одном из них. После взлёта он собирался расстрелять из авиапушки другие самолёты дежурного звена, чтобы его не попытались перехватить, однако не сумел, поскольку забыл снять с пушки одну из двух блокировок.

Зуев угнал самолёт в Трабзон (Турция). Первыми его словами на турецком аэродроме были: «Я — американец!». Это он сказал охраннику аэропорта, приблизившемуся к самолету для того, чтобы одним из первых было оповещено посольство США в Турции. В Турции его судили по обвинению в угоне самолёта и оправдали, сочтя, что его действия носили политический характер. Турецкие власти в кратчайшие сроки вернули самолёт Советскому Союзу. Зуев получил политическое убежище в США.

Консультировал ВВС США перед началом военной операции «Буря в пустыне».

В 1992 году в соавторстве с Малькольмом Макконнелом опубликовал книгу о своём побеге «Fulcrum: A Top Gun Pilot’s Escape from the Soviet Empire».

Погиб в авиакатастрофе 10 июня 2001 года, разбившись на советском учебно-тренировочном самолёте Як-52 в 160 км севернее Сиэтла.

См. также

• Беленко, Виктор Иванович — советский лётчик, в 1976 году угнавший МиГ-25 в Японию.
• Список лётчиков-перебежчиков из стран советского блока

Литература

• Malcolm McConnell, Alexander Zuyev. Fulcrum: A Top Gun Pilot's Escape from the Soviet Empire. — New York: Grand Central Pub, 1992. — 358 p. — 30 000 экз. — ISBN 978-0446516488.

Ссылки

• [www.warlib.ru/index.php?id=000007 Вячеслав Фёдоров. «Перелётчики»]
• [www.testpilot.ru/review/aerouzel/overcoming/grand_tour.htm А. Ю. Гарнаев. «Аэроузел-2»] — Александр Гарнаев о встрече с Зуевым после побега

Отрывок, характеризующий Зуев, Александр Михайлович

Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.