Иллидан

Иллидан Ярость Бури
Illidan
Титул Предатель, Владыка Пустошей, Властитель Наг, Охотник на Демонов. Раса уникальный гибрид ночного эльфа и демона Класс чародей, воин, боец, маг, охотник на демонов Ближайшие родственники Малфурион Ярость Бури (брат-близнец)

Иллидан Ярость Бури (англ. Illidan Stormrage, Иллидан , варианты перевода — Иллидан , Иллидан Свирепый) — один из основных персонажей вымышленной вселенной Warcraft. Наиболее значимо его участие в событиях, описанных в компьютерной игре Warcraft III: Reign of Chaos, а также в дополнении The Frozen Throne к ней. Также Иллидана можно встретить в World of Warcraft начиная с дополнения The Burning Crusade, ККИ Hearthstone, а также в Heroes of the Storm.

В русской локализации дали Иллидану свой голос Виктор Бохон (Warcraft III: Reign of Chaos и Warcraft III: The Frozen Throne) и Владислав Копп (World of Warcraft, Hearthstone: Heroes of Warcraft, Heroes of the Storm).

Внешность

Иллидан — как и наги, и, особенно, сатиры — является трансформировавшимся, искажённым Ночным Эльфом. Начинал же он жизнь будучи вполне нормальным представителем мужского пола своей расы: высокий, мускулистый, с острыми чертами лица, сияющими янтарными глазами, лиловой кожей и длинными заострёнными ушами.

Когда Иллидан примкнул к Саргерасу, тот сжёг его глаза пламенем, подарив ему то самое магическое зрение, от которого не могли укрыться ни демоны, ни нежить. Облик его изменился и тогда, когда он впитал мощь артефакта Черепа Гул’дана, что наполнило его демонической силой (и частью души мёртвого орка-чернокнижника). После превращения его кожа осталась лиловой, а уши — длинными и заострёнными, но появились крылья, рога и вместо ног — копыта; также он получил способность полностью превращаться в демона.

При хождении по суше он теперь оставляет выжженные, дымящиеся отпечатки копыт, а когда идёт по воде, от его следов поднимаются пузырьки.

Иллидан умеет летать.

Способности и умения

Иллидан использует тайную магию (англ. Arcane magic) и её разновидность — демоническую магию, сжигая тела и души своих врагов, а в результате поглощения силы черепа Гул’дана в прошлом, обрёл способность превращаться в демона и уничтожать противников сгустками хаотического пламени.

Иллидан появляется в The Burning Crusade и присутствует в последующих дополнениях, где применяет теневую и огненную магию.

В качестве оружия ближнего боя Иллидан использует парные клинки Аззинота — клинки демона из числа Стражей Рока, поверженного Иллиданом в Войне Древних. Будучи начисто лишён магических сил во время своего 10000-летнего заточения в темнице, Иллидан в совершенстве обучился ими пользоваться.

Биография

Жизнь до заточения

Иллидан, из расы Ночных Эльфов, вместе со своим братом-близнецом, друидом Малфурионом Ярость Бури, был одной из ключевых личностей в первой войне против демонов Пылающего Легиона. Оба брата были влюблены в их подругу детства, жрицу богини Элуны по имени Тиранда (англ. Tyrande), но взаимностью она ответила Малфуриону, чем разбила сердце Иллидана.

Иллидан рос, пребывая в зависимости от могущества волшебной энергии Колодца Вечности, изо всех сил пытаясь удержать контроль над почти победившим его голодом магии. Когда же он узнал, что победа над Пылающим Легионом разрушит Колодец, он решился на поступок, идущий вразрез с мнением большинства ночных эльфов. Незадолго до прибытия к Колодцу Вечности Малфуриона и уничтожения источника магического могущества и бессмертия эльфов он отправился к королеве Высокорожденных Азшаре, где предал брата, рассказав владычице о его плане. Когда Малфурион и его союзники ворвались во дворец, королева была готова к встрече. Во время битвы Иллидан втайне пробрался к Колодцу и набрал несколько хрустальных флаконов сияющей магией воды, чем впоследствии обрёк весь Азерот, но вернул ночным эльфам магические силы и бессмертие.

Когда древний мир был разрушен, Иллидан выжил и достиг горы Хиджал задолго до Малфуриона, по пути убив несколько ночных эльфов, оставшихся сторожить древо Жизни. В своём стремлении поддержать потоки магии в мире Иллидан восстановил Колодец Вечности.

Хорошо зная, куда приведут безжалостные планы Иллидана, Малфурион решил разобраться с помешательством брата раз и навсегда. С помощью полубога Кенария, Малфурион заточил Иллидана внутри огромной подземной тюрьмы, где тот оставался бы закованным и бессильным до конца времён. Чтобы быть уверенным в заточении брата, Малфурион уполномочил молодую смотрительницу Майев Песнь Теней Смотрящая в ночь (англ. Maiev), сестру одного из убитых на горе по пути к будущему колодцу, быть личной тюремщицей Иллидана.

В подземном заточении Иллидан провёл 10 000 лет, и по некоторым последующим поступкам Иллидана можно судить, что эти годы отразились на его рассудке отнюдь не благотворно.

Альтернативная история

Известно, что в мире Азерота существуют несколько путешественников во времени, которым удалось частично переписать историю своего мира. Нас интересуют трое смельчаков — человек, орк и дракон в облике эльфа. Через временной портал на горе Хиджал они из эпохи Второй войны перенеслись на 10 000 лет назад, в эпоху Войны Древних, и попытались изменить ход истории таким образом, чтобы предотвратить вторжение Пылающего Легиона, либо как-то его ослабить.

В новой исторической реальности, несмотря на все старания троицы путешественников во времени, предотвратить вторжение Легиона так и не удалось, однако Иллидан смог обуздать свою тягу к магии и придумал план, при помощи которого можно было победить демонов. Он отправился к военачальникам Легиона — Кил’джедену и Архимонду — и сумел убедить их в своей верности захватчикам, после чего на аудиенции у Саргераса предложил тому, в обмен на дополнительную силу, добыть могущественный артефакт — Душу Дракона (впоследствии более известный как Душа Демона), который бы позволил Врагу лично появиться в Азероте. Падший титан согласился на это и в знак договора наделил Иллидана необычайным магическим зрением и демоническими силами, предварительно ослепив ночного эльфа.

Однако вместе с Иллиданом отправились солдаты Азары. Они схватили Малфуриона вместе с Душой, который потом сумел бежать, но, несмотря на просьбы эльфа, Саргерас не доверил ему диска. Иллидан был в сильном смятении, однако у него быстро созрел новый план: он наполнил в Колодце Вечности семь хрустальных флаконов, дабы при помощи заклинания поменять полярность портала, чтобы всех демонов во главе с Саргерасом выбросило из Азерота. Однако, как оказалось, это заклинание было нашептано ему Старыми Богами, и произнеси его Иллидан, оно освободило бы их из вечного заточения. Но в самый ответственный момент появился Малфурион с Душой Дракона, и братья смогли закрыть портал.

Побочным эффектом заклинания стало разрушение Колодца Вечности, и Великий Раскол всё-таки произошёл. Многие эльфы спаслись на горе Хиджал, но Высокорожденные оказались на дне водоворота и, не без помощи Старых Богов, превратились в наг.

После победы Малфурион стал популярен, а Иллидан из-за странного вида, дарованного ему Саргерасом, и странно выглядевшего поведения во время вторжения, напротив, вызывал подозрения. Все его подвиги обернулись позором, и это сильно раздражало ночного эльфа. И он, предвидя новые вторжения демонов, решил создать второй Колодец Вечности, выбрав тихое озеро на вершине Хиджалских гор и вылив туда три из семи сохранённых флаконов чистой магии. За этим занятием его и застал эльфийский патруль. Во время разборки один патрульных в сердцах воскликнул: «Да если бы не твой брат, мы бы тебя…». Эти слова привели Иллидана в ярость, и, прежде чем его скрутили, он убил нескольких эльфов. На последующем суде Иллидана решили пожизненно заточить в темницу. Не согласная с приговором Майев, у которой в том патруле был убит (по другим сведениям — только ранен) брат, решила лично его сторожить.

События Warcraft III

После он был освобождён Тирандой для борьбы с вновь вторгшимися в мир Азерот демонами Пылающего Легиона. Но жажда магии с новой силой овладела им. Он поглотил энергию демонического артефакта — Черепа Гул’дана и сам стал наполовину демоном. Это дало ему силы победить Тикондруса, одного из самых могущественных Натрезимов. Но за использование магии демонов он был навечно изгнан из Ашенвальского леса собственным братом.

Спустя некоторое время он пробудил загадочный народ — наг. То были некогда Высокорождённые, ночные эльфы, которые в погоне за магией и могуществом вызвали первое нашествие Легиона. Теперь они трансформировались в змееподобных существ и могли жить как под водой, так и на суше. По приказу демона Кил’джедена Иллидан стал искать способ уничтожить вышедшего из повиновения тому Короля-лича — Нер’зула. Для этого он отправился на поиски гробницы Саргераса. Ему нужно было око повелителя Пылающего Легиона, могучий артефакт, с помощью которого Иллидан смог бы уничтожить Ледяной Трон (англ. Frozen Throne) и выполнить поставленную Кил’джеденом задачу. Однако ему помешали тюремщица Майев и его собственный брат. Иллидан был вынужден скрыться в Дреноре от гнева Кил’джедена. Майев отправилась за ним и пленила Иллидана, но уже вскоре он был освобождён объединённой армией эльфов крови во главе с принцем Келем и нагами во главе с леди Вайш. Принц присягнул на верность Иллидану. Вместе они стали планировать захват этого мира.

Иллидан поведал принцу о том, что власть в этих землях принадлежит демону Магтеридону, который ежедневно получает подкрепления через открытые Нер’зулом порталы. Поэтому в первую очередь было решено закрыть порталы. Пока Иллидан творил заклинания, Кель и его кровавые эльфы защищали его от демонов, появлявшихся из порталов. После этого они начали штурм цитадели Магтеридона. Уничтожив его охрану, они вступили в схватку с самим демоном и победили его. Магтеридон был удивлён. Склонившись перед Иллиданом, он спросил у него, не является ли тот служителем Легиона, присланным, чтобы испытать его. Иллидан рассмеялся ему в лицо и сказал, что пришёл свергнуть его, а не испытывать. Так Иллидан стал новым хозяином Дренора.

Зелёные печати Иллидана означают: «Овладевший костями Гул’дана правит его силой, и все знания переходят к владельцу его плоти».

После захвата Запределья Иллидан предпринял попытку лично разрушить Ледяной Трон, но был остановлен в последний момент принцем Артасом.

События World of Warcraft

После неудачного штурма Ледяного Трона и ранения, нанесённого рунным мечом Артаса — Фростморном (англ. Frostmourne — «Ледяная скорбь»), Иллидан вернулся в Тёмную Цитадель, где и продолжал править.

Burning Crusade

После возвращения Иллидан направил отряд кровавых эльфов на захват города Шаттрат, но этот отряд (во главе с Воренталем) предал его и перешёл на сторону Наару. Кель’тас после битвы у Ледяного Трона предал Иллидана и захватил крепость Наару. Леди Вайш заняла неопределённую позицию, осуществляя самостоятельную деятельность по созданию источника магической силы. Акама, вождь дренеев, также отошёл от своего покровителя и с помощью авантюристов из Азерота подготовил и осуществил свержение Иллидана, в котором приняла участие Майев Песнь Теней — его бывшая тюремщица. После победы над Иллиданом Майев и её подручные заключили израненное тело Иллидана в кристалл. Таким же образом были пленены все охотники на демонов. Кристаллы поместили в новую тюрьму Стражей на Расколотых Островах, где узники должны были провести вечность.

Факты

• В финальном ролике Warcraft 3: The Frozen Throne рыцарь смерти Артас наносит удар Иллидану своим рунным клинком Фростморном, после чего Иллидан, сражённый, падает наземь. Особенностью этого клинка является порабощение души поверженного противника и многие предполагали, что Иллидан мёртв. Однако, в World of Warcraft он появляется живым и относительно здоровым, причём отнюдь не рабом Короля-лича. Позже игроки узнают, что Иллидану не был нанесён смертельный удар, а также то, что он был доставлен в Дренор нагами и эльфами крови, где и был успешно излечен.
• Иллидан, названный за свою связь с Пылающим Легионом Предателем, в World of Warcraft оказывается предан всеми.
• В сообществе игроков стала популярной фраза Иллидана, сказанная им во вступительном ролике The Burning Crusade «Вы не готовы!» (англ. «You are not prepared!»).
• В валлийском (языке жителей Уэльса) есть слово Эллилдан англ. Ellylldan, дословно «эльфийский огонь», означающее «блуждающий огонь», «болотный огонёк».
• В 1995 году Элейн Каннингем (Elaine Cunningham) написала «Дочь Дроу» (Daughter of the Drow), первую книгу трилогии «Звёздный свет и тени» (Starlight & Shadows), в которой познакомила читателей с Лириэль Бэнр (Liriel Baenre), дочерью Громфа Бэнр (Gromph Baenre), унаследовавшей от своего отца не только выдающиеся магические способности, но и редкий янтарный цвет глаз. «But most striking were the wide amber eyes, so like his own, that regarded him with intelligence and without fear» ( Но более всего поражали широкие янтарные глаза, впрочем как и у него самого, выражающие интеллект и бесстрашие ) Впрочем, автор не уточняет, связано ли одно с другим. Сравните у Кнаака: «Illidan would have been identical to Malfurion if not for his midnight blue hair and amber eyes. Children of the moon, nearly all night elves had eyes of silver. Those very few born with ones of amber were seen as destined for greatness». ( Иллидан мог бы быть сравнен с Малфурионом, если бы не его волосы цвета ночи и янтарные глаза. Практически все Дети луны - ночные эльфы, имели серебряные глаза. Лишь те немногие, рожденные с глазами цвета янтаря, считались вступившими на путь величия )
• Одним из прототипов Иллидана Ярость Бури является Джозидая Старим ([forgottenrealms.wikia.com/wiki/Josidiah_Starym Josidiah Starym]), владеющий парными клинками и огненной магией (D&D класс [forgottenrealms.wikia.com/wiki/Bladesinger Bladesinger]); персонаж рассказа Р.Э. Сальваторе (R.A. Salvatore) «Гвенвивар» («Guenhwyvar»), изд. в антологии «Realms of Magic» в дек. 1995 г.
• Способностью вести бой, не полагаясь на обычное зрение, обладает герой фильма 1989 г. «Слепая ярость» («Blind Fury»), снятого по мотивам сериала Дзатоити (Zatoichi). Также в IV эпизоде Звёздных войн «Новая надежда» есть сцена, в которой Оби-Ван Кеноби обучает Люка Скайуокера технике боя вслепую.
• На квенье «илли» означает «все», на синдарине «дан» означает «против».

Ссылки

• [www.wowwiki.com/Illidan_Stormrage Статья на wowwiki]
• [www.lki.ru/text.php?id=4123 Статья в журнале «Лучшие компьютерные игры»]
• [wow.blizzgame.ru/encyclopedia/Faces/villains/Illidan-Stormrage/ Статья на blizzgame]

Отрывок, характеризующий Иллидан

Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.