Ингьяльд Коварный
| Ингьяльда Коварный Ingjaldr hinn illráði | ||
| ||
|---|---|---|
| нач. 640-х годов — нач. 650-х годов | ||
| Предшественник: | Энунд Дорога | |
| Преемник: | Ивар Широкие Объятья | |
| Рождение: | Швеция | |
| Смерть: | нач. 650-х годов остров Тостерён на озере Меларен | |
| Род: | Инглинги | |
| Отец: | Энунд Дорога | |
| Супруга: | Гаутхильд, дочь конунга гаутов | |
Ингьяльд Коварный (др.-сканд. Ingjaldr hinn illráði) — полулегендарный конунг из династии Инглингов, один из самых одиозных представителей этой династии. Пытался объединить под своей властью разрозненные территории Швеции.
Содержание
Биография
Ингьяльд Коварный упоминается сразу в ряде источников, среди которых — Сага об Инглингах, История Норвегии, Сага о Хервёр, Книга об исландцах и другие. Наиболее подробный рассказ помещен в «Сагу об Инглингах», которую, по общепринятому мнению, написал Снорри Стурлусон.
Ранние годы
Ингьяльд приходится сыном конунгу Уппсалы Энунду Дороге. Столицей державы Энунда была Старая Уппсала, где собирался тинг всех свеев и справлялись жертвоприношения. Во время одного из таких тингов Ингьяльд играл с сыновьями другого конунга и оказался слабее их. Ингьяльд так разозлился, что заплакал. Тогда его воспитатель Свипдаг Слепой приказал изжарить на вертеле сердце волка и заставил Ингьяльда его съесть. По мнению Снорри, это объясняет, почему Ингьяльд был злобным и коварным.
Завоевательная политика
Своими жизненными поступками Ингьяльд полностью оправдал данное ему (возможно, самим Снорри) прозвище. В то время в Швеции было много разных конунгов, и хотя конунги Уппсалы считались верховными, это было номинальное главенство. Конунги занимались расширением своих территорий, расчищая леса. Однако Ингьяльд пошел по другому пути. Он пригласил на тризну по своему отцу семь местных конунгов, включая своего тестя Альгаута. Шестеро из них приехали, а седьмой — конунг Судрманналанда Гранмар, — заподозрив неладное, остался дома. На пиру Ингьяльд вступил в наследство своего отца и пообещал вполовину увеличить державу. А вечером, когда конунги опьянели, Ингьяльд вышел из палат, и его люди подожгли их. Все шесть конунгов погибли, а Ингьяльд захватил их земли.
После этого последовала затяжная война с Гранмаром. Однажды Ингьяльд собрал большое войско в завоеванных им территориях и напал на Гранмара. Однако наёмники бежали, а сам Ингьяльд был ранен и еле спасся бегством. Стороны заключили перемирие. Впрочем, оно недолго продлилось. Через год Ингьяльд явился в усадьбу Гранмара, окружил дом и сжег его, покорив таким образом Судрманналанд. Сыновья Гранмара Хёгни и Хильдир еще долгое время беспокоили Ингьяльда, которому так и не удалось их убить.
Традиция возлагает на Ингьяльда вину за смерть, в общей сложности, 12 конунгов, которых он обманул обещанием мира.
Личная жизнь
Ингьяльд Коварный был женат на дочери конунга гаутов Гаутхильд. У них были дочь Аса, получившая за свои поступки, как и отец, прозвище «Коварная», и сын Олав, прозванный впоследствии «Лесорубом». Мальчик воспитывался в Западном Гаутланде.
Обстоятельства смерти
Собственно козни Асы и стали причиной гибели как её самой, так и её отца. Она вышла замуж за конунга Сканей (совр. Сконе) Гудрёда, который погиб по её вине. Снорри пишет, что до этого Гудрёд, по наущению Асы, убил своего брата Хальвдана Храброго. После этого Аса вернулась домой, а сын Хальвдана (и соответственно племянник Гудрёда) Ивар Широкие Объятья двинул свои войска из Сконе в Уппсалу. Он застал Ингьяльда и Асу врасплох на одном из островов на озере Меларен — Рэнинге (совр. Тостерён). Тогда отец и дочь приняли героическое решение запереться в палатах. Ивар поджег их, и они сгорели, но слава о том, как Ингльяльд и Аса достойно приняли смерть, дошла до наших дней. После гибели Ингьяльда Ивар захватил Уппсалу, и Инглинги навсегда потеряли власть над ней.
Напишите отзыв о статье "Ингьяльд Коварный"
Ссылки
- [ulfdalir.ru/sources/42/1839/1840/1842 Сага об Инглингах]
- [ulfdalir.ru/sources/42/1220/1884/1110 О конунах Упплёнда]
- [ulfdalir.ru/sources/42/944/1754/1755 Перечень Инглингов]
- [ulfdalir.ru/sources/42/480/483 Historia Norwegiæ] (на англ. яз.)
См. также
Отрывок, характеризующий Ингьяльд Коварный
В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
