Иннос, Эндель Александрович

Эндель Александрович Иннос
эст. Endel Innos
Род деятельности:	руководитель производственного объединения «Таллэкс»
Дата рождения:	19 мая 1932(1932-05-19)
Место рождения:	Таллин, Эстонская ССР
Гражданство:	Эстония Эстония СССР СССР
Дата смерти:	15 октября 1992(1992-10-15) (60 лет)
Место смерти:	Таллин, Эстония
Награды и премии:	Государственная премия ЭССР (1970)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Э́ндель Алекса́ндрович И́ннос (эст. Endel Innos; 19 мая 1932, Таллин — 15 ноября 1992, Таллин) — руководитель производственного объединения «Таллэкс», лауреат Государственной премии СССР, деятель спорта.

Внешние изображения
	[www.ra.ee/fotis/watermark.php?id=636172 Директор Э. А. Иннос выступает на собрании партийного актива Таллинского экскаваторного завода, 1971 год.]

Биография

Э. А. Иннос родился 19 мая 1932 года в Таллине, Эстонская Республика. В детство провёл в деревне Люганузе (эст. Lüganuse), Вирумаа, в 1939—1946 годах учился в 7-летней школе Пюсси, в 1946—1950 годах — в таллинской средней школе № 1 (сегодня — гимназия Густава Адольфа), которую закончил с золотой медалью. Отец Э. А. Инноса был арестован в декабре 1944 года по обвинению в том, что он воевал на стороне немецких захватчиков, и был приговорён к 10 годам тюремного заключения с последующей ссылкой. Э. А. Иннос во время учёбы в школе жил у своего дяди. Его отец был реабилитирован в 1988 году.

В 1955 году Э. А. Иннос окончил механический факультатет Таллинского политехнического института с дипломом cum laude по специальности «Технология машиностроения, металлорежущие станки и инструменты». Одновременно с учёбой и несколько лет после неё зарабатывал пением в смешанном хоре Эстонского радио.

В 1955—1960 годах работал на заводе «Металлист» мастером, главным механиком, главным инженером и, наконец, директором. В 1960—1961 годах был начальником научно-технического отдела Совета народного хозяйства ЭССР. В 1961 году назначен директором Таллинского экскаваторного завода, с 1975 по 1981 год — генеральный директор производственного объединения «Таллэкс». Оставил должность по состоянию здоровья. Новым директором предприятия стал П. И. Трейер.

С 1981 года по 1989 год — старший референт в научно-техническом отделе при управлении делами Совета министров ЭССР. В 1989—1992 годах — генеральный директор паевого товарищества Termest, относившегося к производственному объединению Eesti Kommunaalsoojusenergia («Эстонская коммунальная теплоэнергия»).

Э. А. Иннос — соавтор патентов в области машиностроения.

Э. А. Иннос был женат, жена — Эви.

Эндель Иннос скончался в 15 ноября 1992 года в Таллине и похоронен 20 ноября 1992 года на кладбище Пярнамяэ.

Личные качества

По воспоминаниям однокурсников и коллег, Э. А. Иннос всегда старался добиваться наилучших результатов, быть лучше других. Его авторитет был был очень высок как на самом «Таллэксе», в том числе и в Министерстве строительного, дорожного и коммунального машиностроения СССР, в подчинении которого находилось предприятие. Э. А. Инносу удалось сформировать кадровый состав из квалифицированного научно-технического персонала, на знания и умения которого он мог положиться. Он умел выслушивать специалистов, которыми руководил, но последнее слово принадлежало ему. Коллеги вспоминают фразу, которую директор часто повторял: «Вы входите в кабинет со своим мнением, но вы выйдете отсюда с моим мнением». Э. А. Иннос обладал хорошим чувством юмора, и его шутки помогали разряжать атмосферу в напряжённых ситуациях. Благодаря ему на заводе сложилась атмосфера взаимного уважения и понимания. Очень высок вклад Э. А. Инноса успехи «Таллэкса»: под его руководством завод стал крупным машиностроительным предприятием, продукция которого пользовалась большим спросом как внутри СССР, так и за рубежом.

Работа директором столь крупного предприятия в течение 20 лет была большим испытанием для физических сил и здоровья Э. А. Инноса. В 1980 году он перенес тяжёлую операцию на сердце и в 1982 году покинул должность по состоянию здоровья. Коллеги, однако, считали, что одной из причин его ухода с «Таллэкса» были конфликты с районным начальством.

Награды

Э. Иннос являлся заслуженным работником промышленности ЭССР (1977), он награждался многими орденами и медалями. В 1970 году ему, вместе с группой сотрудников (Э. Н. Шкневским, Х. Хунтом, В. Краузе, Э. Марком, А. Суурпере, Х. Вийроком, П. Трейером, Э. Соонвальдом, К. Гайлитом, Н. Каревом, К. Райдма), была присуждена Государственная премия ЭССР. В 1977 году Э. А. Иннос, совместно с другими работниками «Таллэкса» (главным инженером Э. Н. Шкневским, главным конструктором Ф. И. Пустынским, машинистом экскаватора К. А. Меримаа), был награждён Государственной премией СССР в области техники за создание и освоение серийного производства высокопроизводительных экскаваторов-дреноукладчиков и широкое внедрение их в мелиоративное строительство на осушаемых землях СССР.

Спортивная деятельность

Э. А. Иннос принимал активное участие в спортивной жизни Эстонской ССР. С 1966 года он являлся почетным членом спортивного общества «Калев», занимал пост председателя хоккейной федерации республики, был патроном спортивного клуба «Таллэкса» и хоккейной команды «Таллэкс» (команда четыре раза становилась чемпионом в эстонской хоккейной лиге и играла на во второй и первой лигах чемпионатов СССР). Благодаря Э. А. Инносу при ПО «Таллэкс» была создан искусственный каток для тренировки хоккеистов.

Отрывок, характеризующий Иннос, Эндель Александрович

– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.