Иржиковский, Кароль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кароль Иржиковский
Кароль Иржиковский (польск. Karol Irzykowski; 23 января 1873, дер. Бляшкова близ г. Ясло (ныне Подкарпатское воеводство, Польши) — 2 ноября 1944, Жирардув) — польский литературный критик, кинокритик, поэт, беллетрист, драматург, теоретик кинематографа, переводчик, шахматист. Член Польской академии литературы.



Биография

Шляхтич герба Остоя. Родился в фольварке своего отца.

Обучался в гимназиях Бережан и Львова. Поступил во Львовский университет, но из-за материальных трудностей учëбу в нëм не окончил. Работал учителем немецкого языка, занимался стенографированием, затем — журналистикой.

В 1908 году переехал в Краков. Сотрудничал с редакцией демократической газеты «Nowa Reforma». После окончания первой мировой войны жил в Варшаве. Руководил отчетно-стенографическим бюро Сейма. Помещал статьи в ряде литературных газет столицы(«Wiadomości Literackе» (1924—1933), в 1922—1934 — театральные рецензии в «Robotnik» — органе ППС. В 1929—1930 годах был одним из редакторов газеты «Europa».

Вошëл в число ведущих литературных критиков Польши. Вëл колонку драматургии в «Rocznik Literacki», сотрудничал с Польским радио. С 1933 года — Член Польской академии литературы.

В годы второй мировой войны проживал в Варшаве. Во время Варшавского восстания получил ранение в ногу. Был помещен в госпиталь в Жирардуве, но в результате воспаления умер.

Похоронен на Раковицком кладбище в Кракове.

Творчество

В эпоху «Молодой Польши» обратил на себя большое внимание своими романами «Палуба» и «Сны Марии Дунин» (1903). В «Палубе» он дал детальный и весьма тонкий анализ внутренней борьбы между сознательным и подсознательным началами, усугубляемой стремлением скрыть перед другими и перед самим собой действительные мотивы своих поступков («Гардероб души»). Слово «палубизм», обозначающее противоречие между осознанными и бессознательными побуждениями, стало общепринятым термином. «Сны Марии Дунин» представляют собой более раннюю попытку применить тот же по существу психологический метод. Роман «Палуба» вызвал в своё время большой интерес. Позднейшие беллетристические произведения И. интересны своеобразной постановкой психологических проблем. Как литературный критик Иржиковский — тонкий аналитик с социологическими тенденциями, но без цельного миросозерцания.

Шахматы в жизни К. Иржиковского

Кароль Иржиковский до конца жизни увлекался шахматами. Одна из его драм («Выиграш») — разыгрывается на шахматной доске. В 1895—1914 гг. входил в число ведущих польских шахматистов. С 1908 года — активный член Краковского шахматного клуба. Одно из его эссе называется «Футуризм и шахматы» (1921), в котором изложено много оригинальных мыслей на тему развития шахмат.

В 1939 году был избран в состав Высшего Совета Польского шахматного союза. В годы войны организовывал нелегальные шахматные турниры.

Избранные произведения

  • Выиграш / Zwycięstwo (драма, (1897)
  • Палуба / Pałuba — роман, 1903)
  • Сны Марии Дунин / Sny Marii Dunin — (рассказ, 1903)
  • Новеллы / Nowele (1906)
  • Стихи и драмы / Wiersze i dramaty (1907)
  • Господа злодеи / Dobrodziej złodziei.)Комедия, 1907) (в соавт.)
  • Фредерик Геббель, поэт конечности / Fryderyk Hebbel jako poeta konieczności — (монография, 1907)
  • Из-под темной звезды / Spod ciemnej gwiazdy — (новеллы, 1922)
  • Десятая муза / Dziesiąta Muza — (исследования на тему кинематографа, 1924)
  • Борьба за содержание (полемическое произведение, 1929) и др.

Напишите отзыв о статье "Иржиковский, Кароль"

Ссылки

  • [literat.ug.edu.pl/autors/irzykow.htm Karol Irzykowski] (польск.)

Отрывок, характеризующий Иржиковский, Кароль

«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.