Иродион (Жураковский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архиепископ Иродион<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Черниговский и Новгород-Северский
6 мая 1722 — 28 июля 1733
Предшественник: Антоний (Стаховский)
Преемник: Иларион (Рогалевский)
 
Имя при рождении: Иван Жураковский

Архиепи́скоп Иродио́н (в миру Ива́н Журако́вский; ум. 18 (29) сентября 1735, Межигорский монастырь) — епископ Русской Церкви, архиепископ Черниговский и Новгород-Северский.



Биография

Происходил из малорусского шляхетского рода герба «Сас», основоположником которого был сотник Сосницкий Черниговского полка Михаил Жураковский. Образование получил в Киевском коллегиуме.

Монашество принял в Киевском Межигорском Спасском монастыре.

В 1685 году рукоположен во диакона Киевского Межигорского монастыря, в 1687 году — во иеромонаха, с 1690 года — наместник этого монастыря в сане игумена. 6 января 1709 года возведён в сан архимандрита Межигорского монастыря.

3 мая 1722 года хиротонисан во епископа Черниговского с возведением в сан архиепископа.

Архиепископ Иродион, по воспоминаниям, был энергичный и настойчивый архипастырь. Он много способствовал образованию духовенства, повышению церковного благосостояния, исправлению нравов клира и стремился устранить излишнее влияние светских лиц на церковные дела. Из-за забот о благоустройстве епархии был резок и суров, что вызывало неудовольствие различных слоев общества, и нажил себе много врагов.

Владыка Иродион приложил немало усилий для развития Черниговского коллегиума. Способствовал созданию риторического курса Феофана Жолтовского (1726) "Дом Туллианового красноречия " (неопубликованный).

Интересны его грамоты и письма к гетману на украинском языке, большей частью с жалобами на притеснения духовенства. В них много любопытных подробностей о нравах и обычаях того времени и ценных сведений о состоянии школьного дела на Украине.

В 1734 году ушёл на покой в Киево-Межигорский монастырь.

Напишите отзыв о статье "Иродион (Жураковский)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Иродион (Жураковский)

Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.