Черниговский коллегиум

учебное заведение
Черниговский коллегиум
Черниговский коллегиум
Страна	Украина
Город	Чернигов
Координаты	51°29′21″ с. ш. 31°18′22″ в. д.51.48917° с. ш. 31.30611° в. д. / 51.48917; 31.30611
Конфессия	православие
Архитектурный стиль	Украинское барокко
Статус	охраняется государством
Состояние	музей

Черниговский коллегиум (лат. Collegium Czernichoviensis; также — Малороссийский коллегиум и Черниговская Училищная Коллегия) — первое в Российском царстве учебное заведение полного среднего и, впоследствии, высшего духовного образования, учреждённое на левом берегу Днепра. В период наивысшего расцвета коллегиум стал крупным образовательным и интеллектуальным центром и снискал в России славу «Черниговских Афин». В историографии Черниговский коллегиум считается одним из «первых отпрысков» Киево-Могилянского коллегиума.

Коллегиум в Чернигове в 1700 году учредил на основе славяно-латинской и славяно-математической начальных школ Новгорода-Северского архиепископ Черниговский и Новгород-Северский Иоанн Максимович Васильковский на средства гетманской канцелярии Ивана Мазепы в соответствии с указом царя Петра Великого об «учинении коллегиумов» с целью просвящения.

Здание коллегиума построено в стиле казацкого барокко.

Месторасположение

Коллегиум находится в центре Чернигова, на краю вала бывшей крепости, рядом с Борисоглебским собором.

История коллегиума

Коллегиум был основан в 1700 году Иоанном Максимовичем Васильковским, архиепископом Черниговским и Новгород-Северским, а впоследствии, архиепископом Тобольским. Первоначально Черниговский коллегиум носил название Малороссийский коллегиум. В Черниговский коллегиум были включены школы Лазаря Барановича (славяно-латинская и славяно-математическая), переведённые из Новгорода-Северска в Чернигов в 1689 году. Славянская школа изначально размещалась в Борисоглебском монастыре. Под коллегиум было отведено здание монастырской трапезной (центральная часть корпуса — первый этаж), построенное во второй половине XVII века.

В 1700—1702 гг. над западной частью корпуса была возведена двухъярусная башня-колокольня. Нижний ярус предназначался для звонов, в верхнем размещалась церковь Иоанна Богослова. В это же время ведется строительство и всей восточной части корпуса со вторым этажом, надстроенным над трапезной. Здесь разместились большой трапезный зал и церковь «Всех святых».

В коллегиуме в грамматических классах изучались языки: латынь, польский, церковнославянский, и впоследствии, с 30-х годов XVIII века, русский. Изначально в коллегиуме было открыто четыре класса, в которых преподавали грамматику и синтаксис на латинском и польском языках. Латинские курсы риторики, поэтики и философии преподавались только после прохождения грамматических классов. Полный курс обучения занимал шесть лет.

Первое время было только два преподавателя и префект, с 30-х годов, учителей стало трое. Состав учащихся был всесословным: В коллегиуме обучались не только дети духовенства, но также дворян, мещан и казаков, как и в Киево-Могилянской академии. К середине 30-х годов в Черниговском коллегиуме поэтика ещё не была выделена в отдельный класс, а излагалась вместе с риторикой, логикой и диалектикой одним учителем, а именно префектом. В курсах поэтики и риторики изучали теоретические основы античной поэзии и красноречия, учились писать поэтические произведения на латинском и польском языках, составлять и произносить речи, панегирики, проповеди и т.д. Начиная с 40-х гг. XVIII века появляются также речи на русском языке.

Согласно академической традиции, существовавшей ещё в Киево-Могилянской академии, в Черниговском коллегиуме каждый преподаватель поэтики, риторики и философии должен был подготовить свой собственный курс лекций, который он диктовал студентам. К сожалению, до наших дней сохранилось лишь незначительное количество рукописных курсов из Черниговского коллегиума. Подробная опись курсов Черниговского коллегиума впервые была проведена историком Н. И. Петровым.

В 1705 году в коллегиуме вышло в свет собрание силлабических стихов Зерцало от Божественного писания.

В 1716 году преподаватели коллегиума перевели историю Рима Тита Ливия на церковнославянский язык.

В 1717 году учитель Черниговского коллегиума архимандрит Троице-Ильинского монастыря Герман Кононович впервые в Чернигове осуществил издание Нового Завета. В нём он прокомментировал туманные для читателя места из Нового Завета.

В 1749 году по инициативе Амвросия Дубневича был открыт философский класс, который за неимением места стали преподавать в трапезном зале. Философия вместе со следующим за ним курсом богословия составляла более высокую ступень наук superiora, чем курс риторики, предварявший философию. Философия изучалась два года. Со второй половины XVIII века в коллегиуме появились курсы немецкого, греческого и французского языков, арифметики, геометрии и планиметрии.

В 1784—1786 гг. произошла реорганизация черниговского коллегиума в Черниговскую духовную семинарию. При ней был организован музей церковной старины и церковно-археологическая комиссия. Преподаватели семинарии занимались научной работой, публиковались в «Черниговских епархиальных известиях» и журнале «Вера и жизнь».

В конце XVIII века начинаются перестройки здания в связи с размещением в нём присутственных мест.

В XIX веке во время перестройки уничтожается весь фасадный декор здания, стены гладко штукатурятся.

В 1891 году с западной стороны пристраиваются сени с крыльцом в псевдорусском стиле. Далее последовали перестройки для приспособления здания под жилье.

В 1951—1953 гг. памятник был отреставрирован.

В 1970—1980 гг. проводилась очередная реставрация здания.

В настоящее время Черниговский коллегиум входит в состав Национального архитектурно-исторического заповедника «Чернигов стародавний».

Список префектов иеромонахов Черниговского коллегиума

1. Антоний Стаховский (1700—1709)
2. Иоанн Дубинский (1721, 1724—1725)
3. Иустин Богуславский (1722)
4. Фаддей Кокуйлович (1722, 1723—1724)
5. Дмитрий Смяловський (1726—1727)
6. Варлаам Демчинский (1727—1728)
7. Ефрем Болдинский (1727, 1729—1730)
8. Мелетий Жураковский (1730—1731)
9. Товия Сморжевский (1732—1734)
10. Иосаф Липьяцкий (1735—1737)
11. Софроний Зиминский (1737—1739)
12. Панкратий Черниский (1739—1742)
13. Симон Борецкий (1742—1744)
14. Иона Нарожницкий (1744—1748)
15. Сильвестр Новопольский (1749—1752)
16. Гавриил Огинский (1753—1756)
17. Иеремия Гусаревский (1756—1758)
18. Петроний Ганкевич (1759—1761)
19. Патрикий Котельнецкий (1761—1768)
20. Каллист Звенигородский (1769—1776)
21. Иона Левицкий (1776—1778)
22. Палладий Лукашевич (1778—1782)
23. Давид (1783—1786)

Архитектурный облик

Здание представляет собой вытянутый прямоугольник в плане, ориентированный с запада на восток. Над западной частью здания расположена колокольня.

Длина здания с пристроенными сенями и крыльцом 48 м. Высота колокольни 40 м.

Кладка выполнена из желобчатого кирпича, кладка фундамента и цоколя — из огромных валунов.

Перекрытия первоначальной постройки сводчатые и плоские. Перекрытия церкви Иоанна Богослова — сомкнутый свод с гуртами, украшенными тягами с бусинами, на своде — лепной орнамент. Перекрытия остальных помещений сомкнутыми и полуциркульными сводами с распалубками. В церкви Всех Святых утрачены купола, но сохранилась опорная часть большого барабана и паруса в апсиде.

Фасад богато декорирован пилястрами, трехчетвертными колоннами, нишами, поребриком, вставками изразцов, колончатым аркатурным поясом. Обрамление окон выполнено наличниками, колоннами и кокошниками различной формы.

Фриз колокольни имеет лепные розетки и керамические сюжетные рельефы.

Архитектура и декор коллегиума — яркий образец украинского барокко, памятник национального значения.

Галерея

• Kollegium Bell tower.jpg
• Kollegium Porch.jpg
• Kollegium cupola.jpg

Ссылки

• [www.orthodox.com.ua/index.php?go=Pages&in=view&id=450 История существования Черниговского коллегиума]
• Памятники градостроительства и архитектуры Украинской ССР. Киев, изд-во «Будивэльнык», 1983—1986.
• Черниговщина. Энциклопедический справочник. Киев, изд-во «Украинска Радянска Энциклопедия», 1990 (укр. яз.).
• Посохова Л. Ю. Харківський колегіум (XVIII – перша половина XIX ст.). Харків, 1999.

Отрывок, характеризующий Черниговский коллегиум

У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.