Елецкий Успенский монастырь
| Монастырь | |
Елецкий Успенский монастырь
| |
 Елецкий Успенский монастырь. Вид с Болдиных гор. | |
| Страна | Украина |
| Город | Чернигов |
| Конфессия | Православие |
| Епархия | Черниговская и Новгород-Северская епархия |
| Тип | женский общежительный |
| Дата основания | XI век |
| Здания: Успенский собор • Надвратная колокольня • Деревянный дом свт. Феодосия Черниговского | |
| Известные насельники | прп. Антоний Печерский свт. Димитрий Ростовский свт. Феодосий Черниговский |
| Реликвии и святыни | Елецкая-Черниговская икона |
| Настоятель | игуменья Нектария |
Еле́цкий Успе́нский монасты́рь (укр. Єлецький Успенський монастир) — православный женский монастырь Черниговской епархии Украинской православной церкви (Московского Патриархата), расположенный в городе Чернигове.
Один из первых и наиболее богатых монастырей Киевской Руси. Возведение соборного Успенского храма связано с именем родоначальника династии Ольговичей, черниговского князя Олега Святославича (ум. 1115). Этот памятник почти целиком дошёл до нашего времени, хотя и с позднейшими наслоениями в стиле украинского барокко.
Местоположение и архитектура
Елецкий Успенский монастырь расположен на правом, высоком берегу реки Десна, между территорией бывшего черниговского детинца и находившимся поблизости Троице-Ильинским монастырём. Елецкий монастырь входит в число историко-архитектурных достопримечательностей Чернигова. К архитектурному ансамблю монастыря относятся:
- Успенский собор строился на рубеже XI и XII веков (точная дата неизвестна) по образцу одноимённого храма Печерского монастыря в Киеве. Это один из первых на Руси храмов, при строительстве которых применялась равнослойная кладка.[1] Чтобы компенсировать потерю декоративности фасадов, зодчие провели их затирку с последующей разбивкой поверхности на манер белокаменных квадров. Отличие от киевского храма в том, что с трёх сторон имелись небольшие притворы, а в юго-западном углу была устроена часовенка с апсидкой — наподобие тех, что известны по памятникам Старой Рязани. Фресковая живопись XII века отличается высокой художественностью, но сохранилась очень фрагментарно. В XVII веке собор был обновлён в стиле барокко, купола переложены.
- Придельная церковь св. апостола Иакова - усыпальница Якова Кондратьевича Лизогуба, 1689 года постройки (освящена 14 сентября 1701 г.). Находится с южной стороны собора
- Надвратная колокольня высотой в 36 метров (1670-75 годов). Возведена на месте более ранней, деревянной колокольни
- Трапезная и Петропавловская церковь XVIII века, построенная над Елецкими пещерами (1069 года) и кельи того же периода (наиболее раннее кирпичное жилое строение на Левобережной Украине)
- Каменные защитные стены
- Руины дома игумена XVIII века
- Деревянный дом святителя Феодосия Черниговского (1688) — старейшая деревянная постройка Левобережной Украины.
Гора, на которой стоит Елецкий Успенский монастырь, изрыта и пронизана множеством подземных ходов, пещерами и катакомбами. Так, подземная галерея длиной в 70 метров соединяет Успенский собор и Петропавловскую церковь. На территории монастыря похоронены выдающиеся деятели российской и украинской истории и культуры — А.С.Милорадович, Леонтий Полуботок, Яков Лизогуб. Рядом с монастырским комплексом находится археологический памятник середины X века, курган Чёрная могила.
История
Согласно изложенному в летописях преданию, Елецкий Успенский монастырь был основан на месте чудесно найденной на одной из елей 3 февраля (или 3 ноября) 1060 иконы Пресвятой Богородицы. От этих елей получили название и икона и обитель. Основателем монастыря считается киевский князь Святослав Ярославич. В 1069 в этом монастыре жил «отец русского монашества» преподобный Антоний Печерский. В середине XII столетия на том месте, где нашли святую икону, строится 25-метровый Успенский собор.
В 1239, в ходе монголо-татарского нашествия монастырь был разграблен и разорён. С 1445 года Черниговом владел князь Иван Можайский, который начал восстановление черниговских святынь. Тогда же был отремонтирован и Елецкий монастырь В начале XVI века, по итогам русско-литовской войны, Чернигов входит в состав Московского княжества. После того, как в 1618 Чернигов оказывается «под Польшей», монастырь вновь разоряется, монахи бегут, а Успенский собор разрушается. После 1623 польские власти передают монастырь униатам, которые его ремонтируют и восстанавливают. Униатский игумен Елецкого монастыря Кирилл Транквиллион-Ставровецкий печатает в 1646 первую в Чернигове книгу — своё сочинение Перло многоценное.
В 1649 поляки были из Чернигова окончательно изгнаны, и монастырь вновь становится православным. Среди его игуменов были такие церковные и культурные деятели, как Димитрий Ростовский, Лазарь Баранович, Феодосий Черниговский, Иоанникий Галятовский, и другие. Последний реконструировал Успенский собор, построил трапезную Петропавловскую церковь, устроил в монастыре библиотеку и заказал пышный иконостас (погиб от зажигательной бомбы в 1941 году).[2] В первой половине XVII столетия иноком монастыря Сергием составлено «Слово о некоем старце», рассказывающее о паломничестве в Святую землю.
Монастырь был богатым собственником. До 1786, когда по указу Екатерины II, была проведена секуляризация, Елецкому монастырю принадлежали почти 2,5 тысячи крепостных душ, 8 трактиров, винокурня, 9 мельниц, 7 пекарен и т.д.
В 1921 монастырь был закрыт. Вновь передан церкви в 1992. Сейчас на его территории существует женский монастырь.
См. также
Напишите отзыв о статье "Елецкий Успенский монастырь"
Примечания
- ↑ П.А. Раппопорт [www.russiancity.ru/books/b57.htm Зодчество Древней Руси] Издательство "Наука", Ленинградское отделение, Л., 1986
- ↑ [www.gorod.cn.ua/city_919.html Черниговский Елецкий свято-успенский женский монастырь]
Литература
- Елецкий Успенский монастырь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| ||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Елецкий Успенский монастырь
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.
В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
