Казаков, Иван Семёнович

Иван Семёнович Казаков
Дата рождения:	1 февраля 1873(1873-02-01)
Место рождения:	Орловская губерния Российская империя
Дата смерти:	16 октября 1935(1935-10-16) (62 года)
Место смерти:	Ташкент
Жанр:	художник, жанровые картины, мастер пейзажной живописи, портретист.
Учёба:	Московское училище живописи ваяния и зодчества
Стиль:	картины маслом и цветными карандашами
Работы на Викискладе

Казако́в Ива́н Семёнович (1873—1935) — русский живописец и график.

Биография

Иван Семёнович Казаков (1873—1935) выходец из крестьян, родился в деревне Касилово Орловской губернии. Учился в Московском училище живописи ваяния и зодчества с 1888 года по — 1894 год. Затем продолжил своё образование в Высшем художественном училище живописи, скульптуры и архитектуры при Императорской академии художеств, где учился с 1895 года по 1898 год в мастерской В. Е. Маковского. В 1898 году он получил звание художника.

В 1899—1900 годах на стипендию Императорской академии художеств ездил в Италию, Францию и Германию. После возвращения из-за границы жил в Петербурге.

И. С. Казаков в 1890—1900 годах являлся постоянным участником академических выставок, участвовал в выставках Московского общества любителей художеств и в 1902—1910 годах (с перерывами) участвовал в Торгово-промышленных художественных выставках.

В 1906 году, предварительно списавшись с начальством Ташкентского реального училища, И. С. Казаков получил должность учителя рисования и чистописания в этом училище и переехал на жительство в Туркестан в Ташкент. Преподавал в Ташкентском реальном училища до 1910 года.

В Туркестане И. С. Казаков писал архитектурные пейзажи Самарканда, Бухары и Ташкента. Создал серию этнографических этюдов и написал картину «Чтение дастана». На этой картине И. С. Казаков изобразил группу горожан, собравшихся на центральной площади Самарканда — Регистане, которые с интересом слушают чтеца узбекского народного дастана. В период 1960—1970 годов эта картина хранилась в помещении архитектурного факультета Ташкентского политехнического института.

В период 1917—1918 годов И. С. Казаков написал картину «Ташкентский дворик», на которой он изобразил типичный дворик и дом богатого ташкентского горожанина в новом европейском Ташкенте.

В 1919 году И. С. Казаков преподавал В Туркестанской краевой художественной школе, а в 1921 году работал и преподавал в собственной студии, располагавшейся на Пушкинской улице в Ташкенте.

И. С. Казаков принимал активное участие в оформлении революционных празднеств в Ташкенте и писал картины современников, например «Портрет художника Чебакова» и «Женщина в красном» . В этот период картины И. С. Казакова экспонировался на 1-й Государственной свободной выставке произведений искусств в Петрограде (1919), 47-й Передвижной выставке картин в Москве (1922), 1-й выставке картин ташкентского филиала Академии Художеств Российской Республики (1928).

Казаков в 1926—1932 годах состоял членом Ташкентского филиала Ассоциации художников революции, являясь одним из его организаторов. Он также руководил в Ташкенте студией АХР до 17 января 1930 года. После появления в республиканской газете «Правда Востока» фельетона Михаила Донецкого (под псевдонимом Ксандр) «мАХРовая реакция под красной этикеткой», направленного против художников Еремея Григорьевича Бурцева и И. С. Казакова, и затем статьи того же автора «Ископаемые», ГПУ оперативно было возбуждено дело против них, и особое совещание коллегии ОГПУ выслало Е. Г. Бурцева в Сталинабад, в Таджикистан, сроком на три года.

И. С. Казаков с 1930 по 1935 годы работал преподавателем в Ташкентском политехническом институте.

Умер И. С. Казаков в Ташкенте 16 октября 1935 года.

Произведения Казакова находятся в ряде музейных и частных собраний, в том числе в Государственном Русском музее и Музее Искусств Узбекистана.

Ссылки

• [www.liveinternet.ru/users/artss/post154975682/ Ташкент и его художники]
• [www.liveinternet.ru/users/raisanikolaevna/post152454968/ Казаков Иван Семёнович. Художники Узбекистана]
• [www.kabinet-auktion.com/auction/rusevris/014/ Казаков Иван Семёнович (1873—1935)]
• [artru.info/ar/17864/ Художни Казаков (Козаков) Иван Семенович]

Отрывок, характеризующий Казаков, Иван Семёнович

И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.