Камада, Митиаки

Митиаки Камада
鎌田 道章
Принадлежность	Японская империя
Род войск	Императорский флот Японии
Годы службы	1911-1947
Звание	вице-адмирал
Командовал	8-й флот

Митиаки Камада (яп. 鎌田 道章 Камада Митиаки) (15 января 1890 — 18 октября 1947) — вице-адмирал императорского флота Японии.

Родился в 1890 году в префектуре Эхиме. В 1911 году закончил Кайгун хэйгакко, служил мичманом на крейсерах «Асо» и «Иватэ», подлейтенантом на эскадренном броненосце «Сикисима», крейсере «Идзумо», броненосном крейсере «Цукуба», эсминце «Кацура». В 1918 году был произведён в лейтенанты, служил на линкоре «Муцу», гидрографических судах «Мусаси» и «Ямато». В феврале 1924 года стал начальником артиллерийской части на линкоре «Исэ». После производства в декабре 1924 года в лейтенант-коммандеры служил на крейсерах «Кисо» и «Абукума», а 30 ноября 1929 года получил под командование свой первый корабль — эсминец «Ходзу».

В декабре 1930 года Митиаки Камада был произведён в коммандеры и получил назначение на линкор «Хиэй», где служил до ноября 1934 года. В ноябре 1935 года был произведён в кэптены и стал капитаном крейсера «Тэнрю». Затем он командовал крейсерами «Идзумо», «Како», «Асигара» и «Юбари». В октябре 1940 года получил назначение в Генеральный штаб Императорского флота Японии. 15 октября 1941 года был произведён в контр-адмиралы.

С октября 1942 года по декабрь 1943 года Митиаки Камада служил в командных и штабных структурах 8-го флота, действовавшего в водах Новой Гвинеи. 23 августа 1944 года он принял командование над военно-морскими силами, подчинёнными 22-й морской базе, базировавшейся в Баликпапане, что сделало его военным губернатором Нидерландского Калимантана. 1 мая 1945 года был произведён в вице-адмиралы. 8 сентября 1945 года капитулировал перед австралийским генерал-майором Эдвардом Милфордом.

После капитуляции Японии нидерландский военный трибунал в Понтианаке обвинил Митиаки Камаду в военных преступлениях: казни 1500 туземцев на западном Калимантане, и плохом обращении с 2000 нидерландских военнопленных на острове Флорес. Камаде был вынесен смертный приговор, который был приведён в исполнение 18 октября 1947 года.

Отрывок, характеризующий Камада, Митиаки

Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.