Карвонен, Аки

Аки Карвонен
Полное имя	Аки Тапани Карвонен
Гражданство	Финляндия Финляндия
Дата рождения	31 августа 1957(1957-08-31) (66 лет)
Место рождения	Валтимо, Финляндия
Рост	176 см
Вес	70 кг
Карьера
Клуб	Ilomantsin Urheilijat
Статус	завершил карьеру
Конец карьеры	1989
Медали
Лыжные гонки Олимпийские игры Серебро Сараево 1984 15 км Бронза Сараево 1984 50 км Бронза Сараево 1984 эстафета 4x10 км Чемпионаты мира Бронза Осло 1982 эстафета 4x10 км Серебро Оберстдорф 1987 30 км Серебро Лахти 1989 эстафета 4x10 км
Результаты
Кубок мира
Дебют в Кубке мира 9 января 1982 Побед в Кубке мира 0 Лучшая позиция в Кубке мира 11 (1983/84)
Позиции на подиуме 1 2 3 Дистанционные виды 0 2 1
Последнее обновление: 26 декабря 2011

Аки Карвонен (фин. Aki Karvonen; 31 августа 1957 года, Валтимо) — финский лыжник, призёр Олимпийских игр, чемпионатов мира и этапов Кубка мира.

Карьера

В Кубке мира Карвонен дебютировал в 1982 году, в феврале 1984 года впервые попал в тройку лучших на этапе Кубка мира. Всего в личных гонках имеет на своём счету 3 попадания в тройку лучших на этапах Кубка мира. Лучшим достижением Карвонена в общем итоговом зачёте Кубка мира является 11-е место в сезоне 1983/84.

На Олимпийских играх 1984 года в Сараево, завоевал серебряную медаль в гонке на 15 км классикой и две бронзовые медали в эстафете и гонке на 50 км классикой, кроме того был 5-м в гонке на 30 км коньком.

На Олимпийских играх 1988 года в Калгари, занял 20-е место в гонке на 15 км классикой и 19-е место в гонке на 30 км классикой.

За свою карьеру принимал участие в четырёх чемпионатах мира, на которых завоевал две серебряные и одну бронзовую медали.

Ссылки

• [www.fis-ski.com/uk/604/613.html?sector=CC&competitorid=29520&type=result Аки Карвонен] — статистика на сайте FIS  (англ.)
• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ka/aki-karvonen-1.html Аки Карвонен] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)

Отрывок, характеризующий Карвонен, Аки

Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.