Ква́гга (лат. Equus quagga quagga) — истреблённое непарнокопытное животное, ранее считавшееся отдельным видом зебр; по данным современных исследований — подвид бурчелловой зебры — Equus quagga quagga. Квагги жили в Южной Африке. Спереди они имели полосатую расцветку, как у зебры, сзади — гнедой окрас лошади, длина тела 180 см. Буры добывали квагг ради их прочных шкур.
Квагга — едва ли не единственное из вымерших животных, представители которого были приручены человеком и использовались для охраны стад: квагги намного раньше домашних овец, коров, кур замечали приближение хищников и предупреждали владельцев громким криком «куаха», от которого и получили своё название. Последняя дикая квагга была убита в 1878 году. Последняя квагга в мире умерла в зоопарке Амстердама в 1883 году.
Одно из четырёх сохранившихся в мире чучел квагги находится в зоологическом музее Казанского федерального университета.
Первая древняя ДНК была извлечена в 1984 году (Higuchi et al.) из высохшей мышцы квагги[1].
Проект «Квагга»
В 1987 году был запущен проект восстановления квагг как биологического (под)вида, Quagga Breeding Project. Проект организован при участии экспертов — зоологов, селекционеров, ветеринаров и генетиков. Для проекта было отобрано 19 экземпляров зебры из Намибии и Южной Африки, отличавшихся уменьшенным количеством полосок на задней части тела. На основе этой популяции были выведены селекционным путём (закрепление признака) девять животных, которых поместили для наблюдения в парк Этоша, Намибия, и в специальный лагерь, расположенный близ местечка Робертсон, Cape Nature Conservancy farm Vrolijkheid.
20 января 2005 года на свет появился представитель третьего поколения квагги — жеребец Генри, который настолько похож на типичную кваггу, что некоторые эксперты уверены, что он даже более похож на кваггу, чем некоторые музейные экспонаты этого животного, изготовленные из подлинных шкур, но с использованием черепов лошадей или ослов и другими отклонениями от оригинала. Один из родоначальников проекта, натуралист Рейнгольд Рау (англ.)русск., был уверен, что проект будет удачным, и вскоре восстановленных квагг будут расселять на просторах Южной Африки[2]. Тем не менее, стоит отметить, что генетически эти так называемые «квагги Рау» отличаются от исторических квагг, что стало поводом для критики проекта.
См. также
- Зеброид — гибрид зебры и лошади, пони или осла.
Напишите отзыв о статье "Квагга"
Примечания
- ↑ Higuchi R., Bowman B., Freiberger M., Ryder O. A., Wilson A. C. (1984). "DNA sequences from the quagga, an extinct member of the horse family". Nature.
- ↑ Edward R. Winstead. [www.genomenewsnetwork.org/articles/10_00/Quagga_project.shtml In South Africa, the Quagga Project Breeds Success] (англ.). genomenewsnetwork.org (20 October 2000). Проверено 7 августа 2013. [www.webcitation.org/6Iw3rgi22 Архивировано из первоисточника 17 августа 2013].
Ссылки
- [www.quaggaproject.org/index.htm Quagga Breeding Project]
- [youtube.com/watch?v=mVDncjzpNJI Интервью с Крейгом Ларднером, координатором по проекту возрождения квагг] на YouTube
Отрывок, характеризующий Квагга
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
