Кенилвортский приговор

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кенилвортский приговор
лат. Dictum de Kenilworth
Создан

31 октября 1266 года

Язык оригинала

средневековая латынь

Заверители

представители Генриха III и английских баронов

Цель создания

мирный договор по итогам Второй баронской войны

Кенилвортский приговор (англ. Dictum of Kenilworth) — выпущенный 31 октября 1266 года приговор участникам второй баронской войны со стороны короля Англии.





Предыстория

После битвы при Льюисе 1264 года войска мятежных баронов под руководством графа Лестера Симона де Монфора разбили армию короля Генриха III и пленили его.[1] Следующий год власть была в руках графа, но он начал терять поддержку.[2] 4 августа 1265 года войско Монфора в битве при Ившэме было разбито принцем Эдуардом и Гилбертом де Клером[3], а сам он — убит.[4].

Часть мятежников укрылась в почти неприступном Кенилвортском замке.[5] Летом 1266 года началась осада замка, но безуспешная.[6] Существовали слухе о планах сына Симона де Монфора вторгнуться в Англию из Нормандии, что поддерживало боевой дух осаждённых.[7] В этих условиях легат Оттобуоно Фиечи (будущий римский папа Адриан V) пытался уговорить монарха к большим компромиссам.[8] В августе король созвал парламент в Кенилворте[9], над разработкой мирного договора работало ряд графов, баронов и епископов.[10]

Создание и содержание

В состав комисии входило три барона и три епископа, избравшие в свой состав дополнительного епископа, двух графов и трёх баронов.[9] В итоговый состав вошли епископы Эксетера, Бат и Уэлса, Ворчестера и Сэнт Дэвида, графы Глостера и Херефорда, и шесть баронов.[11] Комитету было поручено до 1 ноября создать документ.[12], результатом стал Кенилвортский приговор[13], опубликованный 31 октября 1266 года.[14]

Упор в документе был сделан на восстановление королевской власти.[15] Оксфордские провизии, ограничивавшие её, были отменены, и назначение министров стало полностью королевской прерогативой.[16] Король Генрих подтвердил действие Великой хартии вольности и Лесного кодекса.[17] Также были предприняты меры для борьбы с распространявшемся почитанием убитого Монфора,[18] которого начинали считать мучеником и возможным святым.[19]

Мятежники ранее успели полностью лишиться своих владений, перешедших к королю.[20] Приговор продлевал срок прощения[21] и возвращал землю предыдущим владельцам после уплаты штрафа. размер которого зависел от вовлечённости в восстание. В то время цена земли оценивалась годовым доходом от её использования зп десяти лет,[22] и большая часть повстанцев была вынуждена уплатить половину от этой суммы.[23]

Роберт де Феррерс был признан одним из главных участников восстания, и обязывался выплатить годовой доход за семь лет.[24] То же самое касалось Генри Гастингса, командующего гарнизоном Кенилвортского замка.[25] Не принимавшие участия в сражениях но, подстрекавшие к восстанию, были обязаны уплатить годовой доход за два года[26], в то время как участники сражений и игравшие минимальную роль в мятеже — за один год.[27] Часть штрафов шла на поощрение королевских сторонников,[28] некоторые из которых до этого получили часть земель повстанцев, которые теперь были вынуждена отдать.[29]

Последствия

Боевые действия не окончились после выпуска документа.[30] Гарнизон Кенилворта отказался сложить оружие, и замок был захвачен только 14 декабря благодаря сдаче гарнизона из-за лишений.[31] В апреле 1267 года граф Глостер, сыгравший решающую роль в битве при Ившэме, выступил против короля. Он занял Лондон и провозгласил себя защитником обездоленных.[32] После переговоров с участием Эдуарда Оттобуоно к июню было достигнуто соглашение.[33] Граф продавил изменение Кенилворсткого приговора, позволившего лишённым земель сначала возвратить их в собственность, а потом уплатить штраф (а не наоборот, как было изначально).[34] Летом Эдуард прибыл в контролируемый мятежниками остров Или в Кембриджшире, где убедил их к сдаче на выгодных им условиях.[35]

В ноябре 1267 года парламент собрался в городе Мальборо.[36], где был принят Статут Мальборо.[37] Документ включал в себя положения Кенилвортского приговора, Оксфордских и Вестминстерских постановлений, и был посвящён восстановлению института королевской власти и примирения роялистов и мятежников.[34][38] Этот статут стал основой для королевской власти и её отношений с другими субъектами, в чём и была его роль в английской конституциональной истории.[39]

Умиротворение и примирение с момента принятия документа продлилось на оставшееся царствование Генриха и вплоть до 1290-х годов.[34] В 1270 году принц Эдуард отправился в крестовый поход в Святую землю.[40] Его отец умер в 1272 году, и сын, выждав время из-за опасений в безопасности, только в 1274 году вернулся на родину.[41]

Напишите отзыв о статье "Кенилвортский приговор"

Примечания

  1. Prestwich (1988), pp. 45-6.
  2. Prestwich (2005), pp. 115-6
  3. Maddicott (1994), pp. 327-9.
  4. Prestwich (2005), pp. 116-7.
  5. Prestwich (1988), pp. 52-3.
  6. Powicke (1947), pp. 531-2.
  7. Powicke (1953), p. 208.
  8. Powicke (1947), pp. 526-8.
  9. 1 2 Powicke (1947), p. 532.
  10. Powicke (1953), p. 209.
  11. Rothwell (1975), p. 380.
  12. Powicke (1947), pp. 532-3.
  13. A «dictum» in this context is an edict or award, i.e. a legal ruling by an authority; [dictionary.oed.com/cgi/entry/50063594 dictum, n.]. Oxford Dictionary of English. Проверено 28 октября 2008.
  14. «on the day before the kalends of November»; Rothwell (1975), p. 380.
  15. Article 1 (the numbers refer to the articles of the Dictum as they appear in Rothwell (1975), pp. 380-4).
  16. Article 7.
  17. Article 3.
  18. Article 8.
  19. Maddicott (1994), pp. 346-7.
  20. Powicke (1953), p. 204.
  21. Article 5.
  22. Powicke (1947), p. 536.
  23. Article 12.
  24. Article 14.
  25. Article 17.
  26. Article 26.
  27. Article 27.
  28. Article 22.
  29. Powicke (1947), p. 537.
  30. Powicke (1947), p. 538.
  31. Powicke (1947), p. 539.
  32. Prestwich (1988), pp. 58-9.
  33. Prestwich (1988), p. 9.
  34. 1 2 3 Prestwich (2005), p. 121.
  35. Prestwich (1988), p. 59.
  36. Ridgeway (2004).Some authorities refer to the meeting as a great council rather than a parliament; Powicke (1953), p. 209.
  37. Powicke (1947), p. 543.
  38. Powicke (1947), p. 547.
  39. Powicke (1947), pp. 547-9.
  40. Prestwich (1988), p. 73.
  41. Prestwich (2005), pp. 122-3.

Литература

  • Maddicott, J. R. (1994), Simon de Montfort, Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-37493-6.
  • Powicke, F. M. (1947), King Henry III and the Lord Edward: The Community of the Realm in the Thirteenth Century, Oxford: Clarendon Press.
  • Powicke, F. M. (1953), The Thirteenth Century: 1216—1307, Oxford: Clarendon. ISBN 0-19-285249-3.
  • Prestwich, Michael (1988), Edward I, London: Methuen London ISBN 0-413-28150-7.
  • Prestwich, Michael (2005), Plantagenet England: 1225—1360, Oxford: Oxford University Press. ISBN 0-19-822844-9.
  • Ridgeway H.W. Henry III (1207–1272) // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004.
  • Rothwell, H. (ed.) (1975), English Historical Documents III, 1189—1327, London, Eyre & Spottiswoode. ISBN 0-413-23310-3.

Вторичная лиетратура

  • Altschul, M. (1965), A Baronial Family in Medieval England: The Clares, 1217—1314, Baltimore, Johns Hopkins Press.
  • Brand, P.A. (2003), Kings, Barons and Justices: The Making and Enforcement of Legislation in Thirteenth-Century England, Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-37246-1.
  • Carpenter, D.A. (1996), The Reign of Henry III, London: Hambledon. ISBN 1-85285-070-1.
  • Denholm-Young, N. (1947), Richard of Cornwall, Oxford: Blackwell.
  • Jacob, E.F. (1925), Studies in the Period of Baronial Reform and Rebellion, 1258—1267, Oxford, Clarendon Press.
  • Knowles, C.H. (1982), «The resettlement of England after the Barons' War», Transactions of the Royal Historical Society, 5th ser. 32.
  • Knowles, C.H. (1986), «Provision for the families of the Montfortians disinherited after the Battle of Evesham», in P.R. Coss and S.D. Lloyd (eds.) Thirteenth Century England I, Woodbridge: Boydell.
  • Lewis, A. (1939), «Roger Leyburn and the Pacification of England, 1265-7», English Historical Review, 54.
  • Lloyd, T.H. (1986), «Gilbert de Clare, Richard of Cornwall and the Lord Edward’s Crusade», Nottingham Medieval Studies, 31.
  • Maddicott, J.R. (1986), «Edward I and the lessons of baronial reform: local government, 1258-80», in P.R. Coss and S.D. Lloyd (eds.) Thirteenth Century England I, Woodbridge: Boydell.
  • Treharne, R.F. (1932), The Baronial Plan of Reform, Manchester: Manchester University Press.

Отрывок, характеризующий Кенилвортский приговор

Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.