Битва при Ившеме
Битва при Ившеме | |||
Основной конфликт: Вторая баронская война | |||
Гибель и дальнейшее расчленение тела Симона де Монфора | |||
Дата | |||
---|---|---|---|
Место | |||
Итог |
победа королевских войск, смерть Симона де Монфора | ||
Противники | |||
| |||
Командующие | |||
| |||
Силы сторон | |||
| |||
Потери | |||
| |||
Битва при Ивешеме (англ. Battle of Evesham, Ившем, Вустершир, Англия) — одна из двух основных битв Второй войны баронов, состоявшаяся 4 августа 1265 года. Сражение между десятитысячным королевским войском под началом принца Эдуарда и войском баронов, численностью около 5000 человек, под командованием Симона де Монфора. Бароны, первоначально принявшие войско Эдуарда за подкрепление под командованием Монфора-младшего, были застигнуты врасплох и потерпели полное поражение. Симон де Монфор погиб. Поражение положило конец баронской войне и привело к реставрации Генриха III.
Содержание
Предыстория
Симон де Монфор, шестой граф Лестера, смог получить доминирующее положение в английском королевстве после победы в битве при Льюисе, а в его плену были король Генрих III, его брат Ричард Корнуоллский и принц Эдуард.[2] Но вскоре ситуация начала меняться из-за потери ключевых союзников: в феврале 1265 года граф Дерби Роберт де Феррерс был арестован и заключён в Тауэр[3], а в мае этого года граф Глостера Гилберт де Клер перешёл на сторону роялистов и помог освободить Эдуарда[4][5].
22 июня 1265 принц Гвинеда и Уэльса Лливелин ап Грифид заключил с Монфором «Пиптонский договор» о союзе, согласившемуся помочь в обмен на признание своего титула и сохранения территориальных приобретений[6]. Несмотря на возможные выгода от этого союза, подобные уступки привели к снижению популярности Монфора в самой Англии.[7] Тем временем, Эдуард возглавил осаду Глостера, павшего 29 июня.[8] Главной целью Симона теперь было объединение с силами сына Симона и дальнейшее уничтожение роялистов. Но отряды его сына слишком медленно выдвигались из Лондона, и достигнув Кенилворта понесли большие потери от сил Эдуарда.[9] Оттуда принц направился на юг, где 4 августа поймал Монфора в ловушку у реки Эйвон, преградив выход к мосту и помешав соединению с подкреплениями под руководством сына.[10] Осознав ситуацию, Монфор заявил: «Mожет быть Господь проявит милосердие к нашим душам, как и к принадлежащим им телам.»
Битва
Вдоль хребта Гринхилл, к северу от Ившема, Эдвард разместил своих людей на левом фланге, доверив Глостеру командование правым.[11] К восьми часам утра Монфор покинул город Ившем, в это же время началась мощная гроза.[12]Битву при Льюисе войска баронов смогли выиграть за счёт высокого боевого духа, во много за счёт веры в божественное предназначение, символом которой стало изображение красного креста на одежде.[13] В этот раз крест был использован уже королевскими войсками как опознавательный знак.[14] Согласно хронисту Уильяму Ришангеру, Монфор при виде наступления роялистов воскликнул, что «они не выучили этого сами, но были научены мною.»[15]
Численность королевской и баронской армий оценивается в 10 000 и 5 000 человек.[16] Видя неблагоприятное соотношение, Монфор сосредоточил людей напротив центра, рассчитывая вбить клин по всей линии противника. Несмотря на первоначальный успех, дальнейший ход сражения был не в пользу сторонников баронов из-за потери инициативы и дезертирства уэльской пехоты Лливелина ап Грифида[10]. Фланги королевского войска смогли окружить силы Монфора, и с учётом численного преимущества и типа местности дальнейшее сражение быстро превратилось в бойню[17].
В памяти роялистов события битвы при Льюисе ещё вызывали горечь и обиду, из-за чего большая часть повстанцев была убита на поле боя, хотя они и выказывали желание сдаться в плен[15].Жертвами этой резни стали сам Симон де Монфор и его сын Генри[18]. Тело главного смутьяна было расчленено, его голова, руки, ноги и яички были отрезаны[18]. Самого короля Генриха III, бывшего в заключении у Монфора и одетого в его цвета, едва смог спасти от расправы Роджер де Лейборн, в начале гражданской войны выступавший на стороне оппозиции[19].
Последствия
Роялисты жаждали поквитаться со своими противниками, и на заседании парламента в сентябре 1265 года в Винчестере все участники восстания были лишены наследства. Несмотря на поражение к Рождеству этого года мятежа сына Монфорра в Линкольншире, отдельные очаги сопротивления продолжали действовать. Главным их оплотом являлся хорошо укреплённый и практически неприступный Замок Кенилворт, осада которого стартовала летом 1266 года. В конце октября видя безуспешные итоги осады, окружение короля разработало и представило 31 октября 1266 года так-называемый Кенилвортский эдикт, дозволявший сторонникам Монфорта выкупить конфискованные владения по цене, прямо пропорциональной их участию в мятеже. Гарнизон сперва отклонил эту инициативу, но к концу года жёсткие условия осады вынудили их принять соглашение, подписанное в 1267 году[20].
Битва при Ившеме положила конец баронской оппозиции правлению Генриха III, после чего страна вступила в период единства и развития, продлившегося до начала 1290-х годов[21].
Напишите отзыв о статье "Битва при Ившеме"
Примечания
- ↑ English Heritage 1995, p. 2.
- ↑ Prestwich (1988), p. 46.
- ↑ Powicke, p. 199.
- ↑ Maddicott, pp. 327-9.
- ↑ Prestwich (1988), pp. 48-9.
- ↑ Lloyd, John Edward. A History of Wales. — Т. II. — P. 736—737.
- ↑ Maddicott, pp. 337-8.
- ↑ Maddicott, p. 335.
- ↑ Maddicott, pp. 339-40.
- ↑ 1 2 Maddicott, p. 340.
- ↑ Burne, pp. 167-8.
- ↑ Maddicott, p. 341-2.
- ↑ Maddicott, p. 271.
- ↑ Prestwich (2005), p. 116.
- ↑ 1 2 Prestwich (1988), p. 51.
- ↑ Burne, p. 168.
- ↑ Burne, pp. 170-1.
- ↑ 1 2 Maddicott, p. 342.
- ↑ Powicke, p. 202.
- ↑ Prestwich (2005), p. 117.
- ↑ Prestwich (2005), p. 121.
Ссылки
- [www.battlefieldstrust.com/resource-centre/medieval/battleview.asp?BattleFieldId=14 Битва при Ившеме на сайте UK Battlefields Resource Centre] (англ.)
- [www.britainexpress.com/History/battles/evesham.htm Битва при Ившеме на сайте Britain Express] (англ.)
- Brooks, Richard (2015) Lewes and Evesham 1264-65; Simon de Montford and the Barons' War. Osprey Campaign Series #285. Osprey Publishing. ISBN 978 1-4728-1150-9
- Burne, A. H. (1950, reprint 2002), The Battlefields of England London: Penguin ISBN 0-14-139077-8
- English Heritage (1995). [www.english-heritage.org.uk/content/imported-docs/a-e/evesham.pdf English Heritage Battlefield Report: Evesham 1265].
- Maddicott, J. R. (1994), Simon de Montfort, Cambridge: Cambridge University Press ISBN 0-521-37493-6
- Powicke, F. M. (1953), The Thirteenth Century: 1216—1307, Oxford: Clarendon. ISBN 0-19-285249-3
- Prestwich, Michael (1988), Edward I, London: Methuen London ISBN 0-413-28150-7
- Prestwich, Michael (2005), Plantagenet England: 1225—1360, Oxford: Oxford University Press ISBN 0-19-822844-9
Отрывок, характеризующий Битва при Ившеме
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.