Колесов, Пётр Алексеевич

Пётр Алексеевич Колесов
Дата рождения:	1 (14) января 1917(1917-01-14)
Место рождения:	Емельяново, Старицкий уезд, Тверская губерния, Российская империя
Дата смерти:	29 июля 2004(2004-07-29) (87 лет)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Страна:	СССР СССР → Россия Россия
Научная сфера:	авиационное двигателестроение
Место работы:	Рыбинское КБ моторостроения
Учёная степень:	доктор технических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	МАИ имени С. Орджоникидзе
Известен как:	разработчик турбореактивных двигателей
Награды и премии:

Пётр Алексе́евич Ко́лесов (1917—2004) — советский конструктор авиационных двигателей.

Биография

Родился 1 (14) января 1917 года в селе Емельяново (ныне Тверская область). Отец — Колесов Алексей Семенович, сельский учитель. Мать — Екатерина Петровна, занималась воспитанием детей и вела домашнее хозяйство. Детей в семье было семеро — пять дочерей (Александра, Анна, Екатерина, Мария, Елизавета) и два сына (Сергей и Петр).

После окончания семилетней школы один из близких родственников дал ему справку из сельсовета, где добавил ему полтора года, чтобы он мог начать работу. Поэтому днем рождения стала считаться дата 17 августа 1915 года. Сначала его день рождения отмечали 14 января 1917 года. А начиная с 50-летнего юбилея он, семья и близкие друзья начали считать днем рождения 17 августа 1915 года.

. В конце 1932 года окончил в Москве конструкторские курсы Глававиапрома. С марта 1932 года работал в Центральном институте авиационного моторостроения в должности техника-конструктора. В 1935—1941 годах окончил Моторный факультет МАИ имени С. Орджоникидзе. В эти годы участвовал в создании редуктора для вертолёта И. П. Братухина, разрабатывал топливную аппаратуру для моторов, выполнял расчёты системы регулирования поршневого мотора М-250 разработки КБ-2 МАИ.

В марте 1941 года был направлен в опытный отдел Моторного завода № 16 в Воронеже, где 5 лет работал инженером-конструктором в группе кривошипно-шатунного механизма и картера поршневых моторов. Вместе с производством был эвакуирован в Уфу. В 1943 году ОКБ-250, где работал Колесов, переводится оттуда в Рыбинск на Завод № 36 (ныне НПО «Сатурн») и переименовывается в ОКБ-36 (ОКБ В. А. Добрынина).

С 1952 года ОКБ-36 занимается турбореактивными двигателями. В 1956 году возглавил конструкторский отдел, а в 1959-м был назначен заместителем главного конструктора. После ухода на пенсию В. А. Добрынина в 1961 году Колесов назначается главным конструктором Рыбинского КБ моторостроения, которым руководит до 1984 года.

Профессор (1976), доктор технических наук (1971).

Состоял в браке с Колесовой (Давыдовой) Надеждой Максимовной. Дети: Колесов Михаил Петрович и Колесова Кира Петровна

В 1990-е годы переехал из Рыбинска в Москву. Умер 29 июля 2004 года.

Деятельность

Автор 43 изобретений и ряда научных трудов.

В 1946 году назначен ведущим конструктором по разработке двигателя ВД-4К для стратегического бомбардировщика Ту-85. За создание этого двигателя в 1951 году Колесову в числе других конструкторов присуждена Сталинская премия первой степени.

П. А. Колесов разрабатывал турбореактивные двигатели для самолётов КБ В. М. Мясищева (ВД-5 для дозвукового стратегического бомбардировщика), ОКБ А. Н. Туполева (в том числе для Ту-144), П. О. Сухого, А. И. Микояна, А. С. Яковлева.

Вёл работу над созданием двигателями: РД-7М2 для первого советского сверхзвукового ракетоносца, РД36-41 для самолёта Т-4; РД36-51А и РД-36-51 для первого советского сверхзвукового пассажирского самолёта Ту-144Д, РД-36-51В для первого советского сверхвысотного самолёта М-17 («Стратосфера»), семейством подъёмных и бустерных двигателей. Взятые за основу двигатели ВД-7 (разработанные ОКБ под руководством В. А. Добрынина) доработанные ОКБ Колесова были установлены на экраноплане КМ.

Награды и премии

• Сталинская премия первой степени (1951) — за работу в области машиностроения
• Государственная премия СССР (1971)
• Государственная премия (1979)
• два ордена Ленина
• орден Октябрьской революции
• орден Трудового Красного Знамени
• медали

Источники

• Авиация: Энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1994.
• [www.aviaport.ru/digest/2004/08/12/82573.html Ушёл из жизни выдающийся русский конструктор П. А. Колесов] // Военно-промышленный курьер, 12.08.2004.
• Корпоративный ежемесячник «Сатурн» 08/4094 от 31 августа 2015 года (к столетию П. А. Колесова)

Отрывок, характеризующий Колесов, Пётр Алексеевич

Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.