Коман, Михаил Михайлович

Михаил Коман
Общая информация
Полное имя	Михаил Михайлович Коман
Родился	1 апреля 1928(1928-04-01) Люботин, Первая Чехословацкая Республика
Умер	21 февраля 2015(2015-02-21) (86 лет) Киев, Украина
Гражданство	Чехословакия (1928—1938) Венгрия Венгрия (1939—1945) СССР СССР (1945—1991) Украина Украина (1991—2015)
Рост	173 см
Позиция	нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1948	Спартак (Ужгород)	15 (12)
1949—1959	Динамо (Киев)	172 (62)
Тренерская карьера
1960—1973	Динамо (Киев)	тренер
1976	Динамо (Киев)	тренер
1977—1984	Динамо (Киев)	начальник команды
1990—1991	Динамо (Киев)	тренер
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Михаи́л Миха́йлович Ко́ман (укр. Миха́йло Миха́йлович Ко́ман; 1 апреля 1928, Люботин, Первая Чехословацкая Республика — 21 февраля 2015, Киев, Украина) — советский футболист, нападающий. Выступал в ужгородском «Спартаке» и киевском «Динамо». Серебряный призёр чемпионата СССР, обладатель Кубка СССР 1954 и бронзовый призёр Спартакиады народов СССР по футболу. Мастер спорта, заслуженный тренер УССР.

Ранние годы

Михаил родился 1 апреля 1928 года в чехословацком городе Люботин в многодетной семье. У него было 8 братьев и сестёр, с двумя из них — Андреем и Мироном Коман и начал гонять мяч. Отец Михаил Фёдорович работал на железной дороге и хорошо зарабатывал. Когда Михаилу было 6 лет его семья переехала в Виноградов. Во время учёбы в четвёртом классе украинской народной школы венгерский нападающий Геза Сюч стал тренировать школьную команду. Позже их тренером стал учитель физкультуры Петрицкий, а затем физрук Онисько. После поступления в механический техникум в 1944 году Михаил стал выступать за сборную этого учебного заведения. В 1945 в составе команды города Виноградова стал чемпионом Закарпатья.

Карьера

Некоторое время выступал за «Партизан», затем в 1947 году играл за команду «Энергетик» посёлка Буштыно. В 1948 году в составе ужгородского «Спартака» играл во Второй группе СССР. Провёл за клуб 15 матчей, забил 12 голов. В следующем году был приглашён в киевское «Динамо». За «бело-голубых» Коман играл 10 лет до окончания карьеры, провёл 172 официальных матчей чемпионатов страны и забил 62 гола. Стал обладателем Кубка СССР в 1954 году, забив победный мяч в ворота ереванского «Спартака». Трижды был в списке 33 лучших футболистов сезона в СССР и пять раз входил в наилучшую шестёрку футболистов года в УССР. Несколько раз выступал за сборную команду УССР и за вторую национальную сборную СССР.

Завершив свою футбольную карьеру, после окончания Национального университета физического воспитания и спорта Украины перешёл на тренерскую работу. Работал вторым тренером в «Динамо», с 1960 по 1973, в 1976 и с 1990 по 1991 год. С 1977 по 1984 год был начальником команды. Также был директором школы «Динамо», тренером юношеской сборной СССР, тренером «Динамо-3».

В 2004 году был награждён орденом «За заслуги» II степени.

В 1998 году был награждён орденом «За заслуги» III степени

Семья

Был женат дважды. От первого брака имеет дочь Еву, которая живёт в Венгрии. Повторно женился уже после 60-ти лет на Раисе, которая моложе его почти на 40 лет. В 1991 году у них родился сын Михаил, который учился в Национальном техническом университете Украины НТУУ «КПИ».

Достижения

• Чемпион СССР среди дублирующих составов команд первой группы: 1949
• Серебряный призёр чемпионата СССР: 1952
• Обладатель Кубка СССР: 1954
• Бронзовый призёр Спартакиады народов СССР: 1956
• В списке 33 лучших футболистов сезона в СССР (3): № 2 (1957), № 3 (1955, 1956)
• В списке 6 лучших футболистов сезона в УССР (5): № 1 (1955), (1956), № 2 (1953), (1954), (1957)

Литература

• Михаил Коман, Игорь Кириченко, Роман Денисов. «Атака… жизнь футболиста». — 2003.
• Хохлюк, Виктор. Голеадоры. — Луганск: Максим, 2012. — С. 30. — 148 с. — 5 000 экз. — ISBN 978-966-15-8934-5.

Ссылки

• [footballfacts.ru/players/106548 Профиль на сайте FootballFacts.ru]
• [football.lg.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=6509:1949klassaduble&catid=244:1949allsssr&Itemid=775 Футбол в СССР. — 1949]

Отрывок, характеризующий Коман, Михаил Михайлович

– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.