Комиссаровское техническое училище

Императорское Комиссаровское техническое училище — созданное в Москве в 1865 году техническое училище, подготовившее за время своей полувековой деятельности около 5 000 механиков.

История

В конце 1864 года среди членов 1-го Арбатского отделения Дамского попечительства о бедных в Москве возникла мысль основать при отделении двухгодичную школу для детей бедных родителей и сирот с обучением портняжному, сапожному и переплетному ремеслам. В сентябре 1865 года эта школа была основана инженером Христианом Христиановичем Мейеном на средства богатого железнодорожного предпринимателя Петра Ионовича Губонина. В 1865 году в открытую школу было принято 9 учащихся с проживанием (пансионеров) и 23 учащихся приходящих. Для помещения школы был нанят небольшой дом в Трёхпрудном переулке.

Название «Комиссаровское» учебное заведение получило спустя год, после покушения на Александра II, 4 апреля 1866 года, в честь спасшего императора Осипа Комиссарова. В 1867 году по инициативе московских промышленников школа была реорганизована в ремесленную школу с трёхгодичным сроком подготовки мастеров по обработке металла и дерева применительно к железнодорожному делу. Первоначально преподававшиеся портняжное и переплётное ремёсла были заменены слесарным, токарным, кузнечным и столярным.

Через несколько лет ремесленная школа стала одним из лучших технических училищ России: в 1870 году она была преобразована в училище; число учащихся достигло 200 человек.

8 марта 1868 года попечительством, при финансовой поддержке П. И. Губонина, было приобретено для школы владение генерал-майорши М. В. Поляковой в Благовещенском переулке — д. № 1. Оно состояло из двухэтажного (низ каменный, верх деревянный) жилого дома и одноэтажного каменного флигеля; флигель для целей школы был перестроен — расширен и надстроен вторым этажом. После переезда школы в новые здания, в 1869 году, архитектором К. В. Гриневским был составлен проект расширения здания школы. К 1870 году территория школы была расширена на юго-запад и на северо-восток за счёт присоединения смежных владений по Благовещенскому переулку, что позволило спланировать пристройку для домовой церкви. В доработке проекта участвовал П. С. Кампиони, которому удалось создать монументальный выразительный образ храма за счёт сильно выступающих высоких апсид жертвенника, дьяконника и основного алтаря. Четырехскатную кровлю храма венчал глухой барабан с небольшой шлемовидной главкой, которая являлась зрительной доминантой всего архитектурного ансамбля. Церковь, построенная на средства П. И. Губонина, была освящена митрополитом Московским и Коломенским Иннокентием 26 августа 1871 года во имя святого благоверного князя Александра Невского. В 1868 году школа отправила восемь воспитанников на практику на берлинские заводы, а 15 человек — в мастерские российских железных дорог и ей было разрешено и в последующие годы направлять на практику своих воспитанников за границу, однако, с 1873 года этой привилегией училище уже не пользовалось. Для практических занятий, на выкупленной у Новодевичьего монастыря огородной земле, примыкавшей с северо-запада к владению школы, П. И. Губонин и Х. Х. Мейен выстроили на свои средства учебно-механические мастерские. Вскоре к западу от владения Комиссаровской школы, на арендованных П. И. Губониным землях по обе стороны Большой Садовой улицы, вырос вагонный завод; завод и мастерские школы, были соединены конно-железным путём со Смоленской и Николаевской железными дорогами. Уже в 1869 году Комиссаровская школа приняла участие во Всероссийской мануфактурной выставке, на которую был представлен вагон для перевозки раненых, за что ей была присуждена бронзовая медаль.

Для улучшения финансового положения директор училища Х. Х. Мейен возбудил ходатайство о передаче его в ведение Министерства финансов. Это ходатайство было удовлетворено 4 августа 1873 года; училище было отделено от вагонного завода и стало получать ежегодную субсидию из государственного казначейства в сумме 16 тыс. рублей. В 1881 году оно поступила в подчинение Министерства народного просвещения. В 1876 году программы учебных предметов были пересмотрены и пополнены соответственно программами реальных училищ. По уставу 1878 года были введены счетоводство и понятия о строительных материалах, что сближало училище с открытым в том же году в Санкт-Петербурге ремесленным училищем цесаревича Николая. В соответствии с новым Уставом в первый класс поступали дети от 11 до 13 лет, «умевшие читать и писать и знавшие главнейшие молитвы и четыре действия из арифметики». Обучение велось пять лет и было направлено на подготовку мастеров для промышленных предприятий. Предметы обучения: Закон Божий, русский язык, история всеобщая и русская, естественная история, немецкий язык, арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия, начертательная геометрия, механика, физика, технология, чистописание, рисование и черчение. По окончании курса учащиеся могли переходить в особый практический класс для совершенствования в ремёслах. Окончившие училище получали звание мастера или подмастерья; звания мастера удостаивались выпускники после службы в технических или на промышленных предприятиях. Со дня создания училища и до начала 1874 года, то есть за семь лет его существования, в нем обучалось всего 412 человек, из которых наибольшее число приходилось на долю разночинцев (33 %), мещан (20 %) и крестьян (10 %). Из этого количества учащихся было отчислено из училища 3 человека. С 1875 по 1881 год учащихся было от 216 до 300 человек, в 1884 году — 387.

В 1886 году был введён новый устав, по которому курс учения — семиклассный, имевший целью сообщить среднее техническое образование в области механики; учебные планы значительно расширены, также как практические занятия в мастерских. Все преподаватели имели высшее образование. Число учащихся в 1887 году — 426, в 1889—433.

С 1865 по 1873 год директором был Христиан Христианович Мейен, основатель ремесленной школы. 16 августа 1873 года он заявил о своём желании сложить с себя обязанности директора училища и в период 1873—1875 годов директором училища был Дмитирий Петрович Рашков. В 1880—1900 годы, в обновлении классного корпуса училища принимали участие такие архитекторы как Н. А. Ипатьев и М. К. Геппенер; последний входил на правах члена-соревнователя в Попечительный совет училища.

В 1887 году территория Комиссаровского технического училища была расширена к западу за счёт приобретённой у Торгового дома «У. В. Гинзбург» земли с корпусами бывших учебно-механических мастерских и вагонного завода, вскоре снесенными. В 1891—1892 годах по проекту М. К. Геппенера было возведено несколько учебных сооружений: центральный трёхэтажный каменный учебный корпус был поставлен торцом к главному зданию училища, разделив внутреннее дворовое пространство на две части: юго-западную и северо-восточную. С северо-востока к корпусу было пристроено одноэтажное здание, к которой примыкал трёхэтажный каменный административный корпус, поставленный параллельно главному зданию училища — на верхнем этаже были квартиры директора и инспектора.

24 января 1893 года состоялось торжественное открытие новых зданий училища. Летом 1904 года центральный корпус был надстроен четвёртым этажом. К 1902 году училище имело 20 отдельных зданий; большая часть учебных корпусов сохранилась до настоящего времени. При Комисаровском училище для факультетских занятий была открыта в декабре 1911 года обсерватория, которой в 1912 году Министерство народного просвещения разрешило присвоить наименование «Астрономическая обсерватория имени Вячеслава Симфориановича Кохманского при Комисаровском техническом училище».

В 1911 году в училище было 23 класса, в которых учились 924 человека. В училище преподавали видные педагоги и учёные Х. Х. Мейн, А. О. Гунст, В. С. Кохманский, Н. И. Юденич (отец Н. Н. Юденича) и другие; законоучителем был известный московский протоиерей Василий Иванович Романовский (ум. 16.01.1895).

В училище проходили обучение В. В. Васильев, Б. В. Иогансон, В. Я. Климов, Н. П. Коломенский, В. В. Немоляев, П. А. Никитин, Д. А. Смирнов, Е. Г. Соколов, Л. А. Устругов, П. П. Фатеев, М. М. Яншин и другие. В 1870-е годы на средства П. И. Губонина обучались, прибывшие из Черногории, 11 мальчиков.

В 1916 году Комисаровскому училищу было присвоено звание Императорского, был учрежден Знак об окончании Императорского Комиссаровского технического училища.

После Октябрьской революции 1917 года, из училища была выделена отдельная часть как советская трудовая школа второй ступени (139-я школа), а училище, Постановлением Коллегии отдела народного просвещения за № 902 от 26 августа 1919 года, было преобразовано в 1-й Московский механико-электротехнический техникум имени М. В. Ломоносова (Ломоносовский техникум), с пятью отделениями: двигателей внутреннего сгорания, автомобильным, паротехническим, обработки металлов, электротехническим сильных токов. Техникум возглавил И. В. Грибов.

В 1930-е годы в зданиях бывшего училища размещались институты: Сельскохозяйственного машиностроения имени М. И. Калинина, Автомеханический институт имени Сталина, Автотракторный институт им. М. В. Ломоносова (будущий МАМИ), Машиностроительный институт имени И. И. Лепсе.

Комплекс зданий училища

Ансамбль зданий Комиссаровского технического училища занимал обширную территорию в квартале, ограниченном Благовещенским и Ермолаевским переулками и улицами Большой Садовой и Тверской. Он включал 11 корпусов.

Центральную часть ансамбля занимал главный корпус, поставленный по красной линии Благовещенского переулка. Здание имело в центральной части два этажа с антресолями, обращенными во двор, его боковые членения были повышены. Протяжённый вдоль линии Благовещенского переулка объём усложнён с восточной стороны тремя полукружиями апсид домового храма Св. Александра Невского; высокий четверик церкви завершался барабаном с главкой.

Западное членение главного корпуса было трёхэтажным. По центру к дворовому фасаду главного корпуса примыкало торцом четырёхэтажное здание центрального учебного корпуса. Оба корпуса соединял крытый переход по второму этажу. Центральный корпус соединялся крытым переходом с двухэтажным зданием учебных мастерских (с юго-запада) и одноэтажным каменным переходом, в котором был устроен гардероб, с административным трёхэтажным каменным корпусом (с северо-востока).

У южной границы владения на заднем дворе стояли одноэтажные каменные казармы служителей и каменный сарай. По линии Ермолаевского переулка и у пересечения его с Благовещенским находились два одноэтажных деревянных дома, занятые квартирами служащих. К северо-востоку от главного корпуса по линии Благовещенского переулка стояли двухэтажное деревянное здание больницы для воспитанников и трёхэтажный каменный с жилым подвалом дом, занятый квартирами служащих и служителей училища.

Внешние изображения
	[oldmos.ru/old/photo/view/30654 Комиссаровское Техническое училище]

У боковой северо-восточной границы располагались каменные погреба и прачечная. Нa территории училища была оборудована большая спортивная площадка, на которой были размещены кегельбан, корт для лаун-тенниса, беговая и велосипедная дорожки, площадка для катка и другие спортивные сооружения.

В 2009 году комплекс зданий бывшего Комиссаровского ремесленного училища (Садовая Б. ул., д.14, стр.2 /часть/, стр.4, стр.3, стр.6, стр.8) был внесен в реестр объектов культурного наследия регионального значения и принят под государственную охрану.

Интересно, что признание комплекса зданий памятником архитектуры, породило некоторые юридические коллизии (расторжение инвест-контракта на реставрацию между городом и инвестором) в результате которых храм Александра Невского (единственный уцелевший из 16-ти одноименных храмов в черте исторической Москвы) перешел в частную собственность и не был передан РПЦ (как то предусматривал инвестконтракт).

Реставрационные работы в основном были закончены в 2012 году, но проводились вплоть до 2015 года.

Ныне комплекс зданий бывшего училища после реставрации занимают Военно-политическая академия имени В. И. Ленина и коммерческие структуры. Храм Св. Александра Невского при бывшем Комиссаровском училище передан РПЦ, освящен 13.8.2015 году и возрождена приходская жизнь храма..

Литература

• Комиссаровское техническое училище // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003557418#?page=3 Устав Комисаровского технического училища]
• [dlib.rsl.ru/01006686926 РГБ — Комиссаровское техническое училище. Краткий исторический очерк, 1865—1893]

Ссылки

• [www.mami.ru/index_old.php?p=01-02-1 Краткая история университета («МАМИ»)]
• [d-mayakovka.ru/index.php/istoriya Историческая справка]
• [rusgenealogy.clan.su/publ/1-1-0-15 Учащиеся КТУ за 1906 год]
• [www.bogorodsk-noginsk.ru/arhiv/12000/12000-kuprianov.html Воспоминания Фёдора Куприянова]

Отрывок, характеризующий Комиссаровское техническое училище

Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.