Кондаков, Вадим Александрович

Вадим Александрович Кондаков
Место рождения:	г. Оса, Пермская губерния
Научная сфера:	география
Место работы:	Пермский университет, Молотовский государственный педагогический институт, Казанский педагогический институт
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Казанский университет
Награды и премии:

Вади́м Алекса́ндрович Кондако́в (27 марта (8 апреля) 1886, г. Оса Пермской губернии — 25 мая 1959, Казань) — известный уральский географ, педагог, профессор, преподаватель методики биолого-географических наук педагогического факультета Пермского университета (1923–1930), декан первого на Урале географического факультета Пермского индустриально-педагогического института (1930–1947), зав. кафедрой методики географии и школьного краеведения Казанского пединститута (1947–1953), член-корреспондент Академии педагогических наук РСФСР. Один из основоположников географического образования на Урале, составитель первой советской учебной карты Урала. Дед филолога Б. В. Кондакова и философа И. В. Кондакова.

Биография

<p style="text-align:justify">Родился 27 марта (8 апреля) 1886 года в семье учителя в г. Оса Пермской губернии. Окончил в 1897 году городское начальное училище, а в 1905 году — Пермскую мужскую гимназию.

<p style="text-align:justify">В 1911 году окончил физико-математический факультет Казанского университета (где обучался на стипендию пермского мецената Н. В. Мешкова). Огромное влияние на студента оказали профессор-ботаник А. Я. Гордягин и профессор физики и физической географии Д. А. Гольдгаммер.

<p style="text-align:justify">Первые годы после университета преподавал в учебных заведениях г. Уфы: Уфимской женской гимназии, городском реальном училище и учительском институте (до 1917 года).<p style="text-align:justify">В годы революции и гражданской войны преподавал в Екатеринбургском учительском институте, Томской татарской учительской семинарии и на Сибирских высших женских курсах (до 1920 года). Позже исполнял должность заместителя заведующего отделом народного образования исполкома Бийского уездного Совета (до 1922).

<p style="text-align:justify">После этого в 1922 г. Вадим Александрович вернулся в г. Пермь, где вначале работал в Пермском губоно.

<p style="text-align:justify">С 1923 по 1930 годы преподавал методику биолого-географических наук на педагогическом факультете Пермского университета. До 1932 года преподавал также в Уральском металлургическом институте и университете.

<p style="text-align:justify">В 1930 г., после преобразования педагогического факультета Пермского университета в педагогический институт, В. А. Кондаков стал первым деканом географического факультета и заведующим в кафедрой физической и экономической географии.

<p style="text-align:justify">Один из студентов, в будущем профессор биофака А. Н. Пономарев, вспоминал:

В. А. Кондаков принадлежал к числу блестящих лекторов. Лекции его были прекрасны по форме и логике, очень насыщены содержанием и отличались какой-то эмоциональной приподнятостью. Они доставляли удовольствие, от них оставалось впечатление чего-то необычного и праздничного.

<p style="text-align:justify">С 1941 года — профессор; до 1947 года совмещал должность декана географического факультета и зав. кафедрой физической и экономической географии Молотовского государственного педагогического института.

<p style="text-align:justify">Под руководством В. А. Кондакова была составлена первая советская учебная карта Урала.

<p style="text-align:justify">В 1945 году В. А. Кондакова избирают членом-корреспондентом Академии педагогических наук.

<p style="text-align:justify">В 1947 году он уехал в г. Казань и до выхода на пенсию в 1953 году работал зав. кафедрой методики географии и школьного краеведения географического факультета Казанского педагогического института.

<p style="text-align:justify">Умер 25 мая 1959 года.

Научная и общественная деятельность

Член-корреспондент АПН РСФСР с 1945 года. Состоял членом Географического общества СССР, действительным членом Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ).

Занимался общественной деятельностью, избирался депутатом Бийского городского Совета, Пермского областного и городского Советов, Дзержинского районного Совета г. Казань.

Награды

Награждён орденом Ленина, медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», знаком «Отличник народного просвещения».

Источники и ссылки

1. В. А. Кондаков: Некролог // Звезда. 1959. 28 мая.
2. Календарь-справочник Пермской области. 1966. Пермь, 1965. С. 36.
3. Зуева О. В. Географ В. А. Кондаков. — Пермь: Перм. кн. изд-во, 1977. — 56 с. — (Замечательные люди Прикамья).
4. [enc.permculture.ru/showObject.do?object=1804104714 Кондаков Вадим Александрович] // Энциклопедия «Пермский край».
5. Шилов А. В. Кондаков Вадим Александрович // Краеведы и краеведческие организации Перми: Биобиблиографический справочник / Сост., науч. ред., вступ. статья: Т. И. Быстрых, А. В. Шилов; Авторский коллектив: Н. А. Аликина, Э. П. Андерсон, Л. С. Бортник и др.; Рецензенты: В. П. Мохов, И. В. Бабченко. — Пермь: Курсив, 2000. — С. 152–153. — 360 с. — 1000 экз. — ISBN не указан. (в пер.).
6. [archive.perm.ru/showfond.php?id=792803 Фонд В. А. Кондакова] на сайте Государственного архива Пермского края.
7. Чазов Б. А. Кондаков Вадим Александрович // [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/prof_psu.pdf Профессора Пермского государственного университета: (1916–2001)]) / Гл. ред.: В. В. Маланин. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2001. 279 с. С. 63.

Отрывок, характеризующий Кондаков, Вадим Александрович

Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.