Корелин, Михаил Сергеевич

Михаил Сергеевич Корелин
Дата рождения:	30 августа (11 сентября) 1855(1855-09-11)
Дата смерти:	3 (15) января 1899(1899-01-15) (43 года)
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	история
Альма-матер:	Московский университет
Научный руководитель:	В. И. Герье
Известные ученики:	Н. П. Чулков

Михаил Сергеевич Корелин (1855—1899) — русский историк.

Биография

Михаил Корелин родился в деревне Комлево Московской губернии в зажиточной крестьянской семье мельника. Учился в Рузском уездном училище (1866—1868), 1-й московской гимназии (1869—1876) и Московском университете, где окончил (1880) курс по историко-филологическому факультету.

Уже на студенческой скамье он занялся легендой о Фаусте и написал работу, за которую получил золотую медаль (одна глава этой работы была напечатана в «Вестнике Европы» в 1882 году). Его привлекает биографический метод, он пишет реферат «Личность царя Ивана IV Васильевича Грозного». В результате он делает вывод, что «для историка личная добродетель исторического деятеля вещь второстепенная, лишь бы только он в общественной жизни имел важное значение. Если ПетраI, например, рассматривать с моральной точки зрения, то его, конечно, нельзя было бы назвать великим».

В 1880 году В. И. Герье оставляет Корелина в университете на кафедре Всеобщей истории для подготовки к профессорскому званию. В это время он начал преподавать в гимназических классах Лазаревского института и на Московских высших женских курсах. В 1882—1885 годах он читал курс культуры в консерватории.

Главный научный интерес Корелина сначала был направлен на культурную историю, в связи с историей литературы и искусства.

В 1885—1887 годах Михаил Корелин жил за границей, преимущественно в Италии и Франции, работая над своей магистерской диссертацией. С 1889 года начал читать лекции (в первое время — по истории искусства) в Московском университете, в качестве приват-доцента, пишет целый ряд журнальных статей по итальянскому гуманизму. Корелин исследовал характер гуманистического мировоззрения, не связывая возникновение гуманизма с социально-экономическими условиями; он рассматривал его как самостоятельное идеологическое течение. В 1892 году за диссертацию «Ранний итальянский гуманизм и его историография», в виду её выдающихся достоинств, он получил сразу степень доктора всеобщей истории (см. «Историческое Обозрение», V, где дано описание диспута, и статью Н. Кареева: «Итальянский гуманизм и новый его исследователь», в «Вестнике Европы». 1893.), после чего был назначен экстраординарным профессором всеобщей истории в Московском университете, а Академия наук присудила ему одну из своих премий. Он долго и много работал над этой диссертацией, собирая и изучая редкий печатный и рукописный материал в библиотеках и архивах Италии, Франции, Германии, Англии. Первоначальный замысел был — биография гуманиста Лаврентия Валлы, которая бы начиналась введением в историю гуманизма. В результате Введение разрослось в громадную книгу, — более чем в тысячу страниц, в которой говорилось о двухстах семидесяти гуманистах или людях, родственных им по направлению, причём,говорилось много нового на основании их печатных сочинений и даже на основании рукописного материала, которые ранее почти совсем не изучались историками гуманизма.

По возвращении в Москву он преподавал в частной женской школе З. Д. Перепёлкиной, во 2-й женской гимназии, у частных лиц — Рябушинских, Сабашниковых. В 1889—1890 и 1891—1892 годах он принимал участие в систематических курсах публичных лекций («Важнейшие моменты в развитии средневекового папства» и «Культурный кризис в Римской империи»). Корелин также занимался популяризацией культурной истории в иллюстрированных лекциях, которые читал для воспитанников средних учебных заведений («Египетские боги и их храмы», «Миланский собор и его строители»). Участвовал в работе Комитета грамотности и Исторического общества при Московском университете.

Сочинения

• Западная легенда о докторе Фаусте. Опыт исторического исследования // Вестник Европы. 1882. № 11—12
• Иллюстрированные чте­ния по культурной истории. Выпуск 1. Египетские боги, их храмы и изображения. – М., 1894. – 72 с.
• Падение античного миросозерцания…. СПб, 1895
• Очерки итальянского Возрождения. 1896. с.366
• История Древнего Востока (курс 1894–1895). М., 1901. – 280 с.
• Важнейшие моменты в истории средневекового папства, СПб, 1901
• Ранний итальянский гуманизм и его историография. (2 изд., т. 1—4, 1914)

Литература

• Герье В. И. М. С. Корелин. Биографический очерк. — Вестник Европы. — М., 1900. — С. 307-315.
• Герье В. И. М. С. Корелин: Некролог. Речь и отчет, читанные в торжественном собрании императорского Московского университета 12 января 1900 г. М., 1900.
• Кареев Н. И. Корелин, Михаил Сергеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Кареев Н. И. [relig-library.pstu.ru/modules.php?name=700 М. С. Корелин, как историк гуманизма] // Русская мысль. — 1900. — Т. V. — С. 100—112.
• Кареев Н. И. Памяти двух историков // Анналы. — 1922. — С. 161.
• Иванцов М. М. С. Корелин как профессор и руководитель студенческих занятий // Русская мысль. – № 10. – С. 137–148.

Отрывок, характеризующий Корелин, Михаил Сергеевич

– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.