Китадзима, Косукэ

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Косукэ Китадзима»)
Перейти к: навигация, поиск
Косукэ Китадзима
Личная информация

Косукэ Китадзима (яп. 北島 康介; род. 22 сентября 1982 года в Токио, Япония) — японский пловец-брассист, четырёхкратный чемпион Олимпийских игр 2004 и 2008 годов. Трёхкратный чемпион и многократный призёр чемпионатов мира по плаванию на дистанциях 50, 100 и 200 м брассом и в комбинированных эстафетах. Шестикратный чемпион Азиатских игр 2002 и 2006 годов.

Экс-рекордсмен мира на дистанциях 100 и 200 брассом.

Пытался отобраться на пятые для себя Олимпийские игры 2016 года в Рио-де-Жанейро, но не сумел, после чего в апреле 2016 года объявил о завершении карьеры[1].





Косукэ Китадзима на летних Олимпийских играх

Зелёным выделены участия в финальных заплывах

Дистанция 2000 2004 2008 2012
100 метров брассом 4 5
200 метров брассом 17 4
Комбинированная эстафета 4×100 м

См. также

Напишите отзыв о статье "Китадзима, Косукэ"

Примечания

  1. [rsport.ru/aquatics/20160408/911594469.html Четырехкратный чемпион ОИ Китадзима не отобрался на Игры в Рио и завершил карьеру] — 8 апреля 2016, «Р-Спорт»

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ki/kosuke-kitajima-1.html Косукэ Китадзима] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)


Отрывок, характеризующий Китадзима, Косукэ

– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.