Кёнигсбергский договор (1390)

Кёнигсбергский договор (1390)
Тип договора	Политическое, торговое и военное соглашение
Дата подписания	26 мая 1390
— место	Кёнигсберг (ныне Калининград, Российская Федерация)
Стороны	Витовт жемайты Тевтонский орден
Язык	немецкий

Кёнигсбергский догово́р 1390 года — соглашение между Витовтом и представителями Жемайтии с одной стороны и Тевтонским орденом с другой, заключённое в Кёнигсбергском замке 26 мая 1390 года во время гражданской войны в Великом княжестве Литовском 1389—1392 годов.

Условия и заключение

26 мая 1390 года в Кёнигсбергский замок прибыла делегация знатных жемайтов в составе 30-ти человек, которые представляли семь Жемайтских земель: Медники, Кальтенен, Кнетов, Кроже, Видукельн, Росиен и Эйрагола. Они были уполномочены от имени всеобщего собрания Жемайтии заключить с Орденом военный и торговый союз.

В Кёнигсбёрге было написано два документа. Один – со стороны жемайтов, второй – со стороны Тевтонского ордена, который представлял великий маршал Энгельхард Рабе.

В первом акте декларировалось право свободной торговли купцов из Жемайтии в трёх городах на территории Ордена, а торговцев из Пруссии - в Жемайтии, оговаривался порядок рассмотрения споров между жемайтами и жителями Пруссии, жемайты брали на себя обязательства соблюдать и поддерживать правопорядок во время пребывания в землях Тевтонского ордена и при необходимости приходить на помощь крестоносцам и Князю Витовту, которого признавали своим королём.

В ответном акте Энгельсхард Рабе подтверждал условия заключённого с жемайтами договора.

Текст договора

Первый документ Кёнигсбергского договора, написанный от имени представителей Жемайтии, имел следующее содержание:

«Пускай все знают, что нижеперечисленное собрание земли Жемайтской, а именно: Майсебут, Дирстел, Рукунде сын Явши, проживающие в земле Медники; Сквайбут, Эймундт, Тилен, Давкс, Рагель, Скутц, поселившиеся в земле Кальтенен; Зильпе, Пампли из земли Кнетов; Эйнур, его брат Эйвильдт, Виде, Гетц, Эйбут, Рамавит из земли Кроже; Бирмундт, Сугайло, Гелвен, Швитен из земли Видукельн; Завден, Клаусегайло, Хостейко из земли Росиен; Сунде, Вилавде, Эрим, Гинайт, Йодеке, Драмуте из земли Эйрагола; с великим маршалом и господами из Пруссии заключили следующий договор от имени всех земель Жемайтии: Обязуемся помогать королю Витовту и Великому маршалу и господам прусским [в борьбе] против всех их врагов. Люди из Пруссии по условиям мира могут свободно приезжать в Жемайтию и торговать там. Нам же позволено свободно торговать в Георгиенбурге, Рагнете и Мемеле. Если же по дороге заедем в какой-либо замок, то как мы местных жителей обижать не будем, так и они нам вреда не причинят. Если кто-нибудь из врагов нападет на них, то мы придем к ним на помощь. Они же в подобном случае помогут нашим жемайтам. В случае же недоразумений, драк, краж, ссор, между ними и нами судить их будет великий маршал из земли прусской с четырьмя дворянами, которые управляют землями, где это случилось, и, соответственно, также поступать будет Витовт с четырьмя нобилями из земель Жемайтии. Обе стороны будут высказываться в свою защиту и доказывать свою правоту, и никому не позволено будет быть схваченным без права высказаться [в свою защиту]. Так наше собрание постановило предписать и твердо того придерживаться. И сверх к написанному, поскольку нами правит наш король Витовт, просим, чтобы господина печатью сие было скреплено, поскольку мы своей собственной печати не имеем. Дано в замке Кёнигсберг в год нашего Господа [тысяча] триста и девяностый в четверг после Троицы».

Последствия

Подписание договора позволило Витовту использовать военное отряды из Жемайтии в борьбе против Скиргайло и его союзников. Уже через несколько месяцев жемайты приняли участие в походе Витовта и Энгельсхарда Рабе на столицу Великого княжества Литовского Вильно.

Литература

• Гагуа Р. [ejournal29.com/pdf.html?n=1463122089.pdf Тевтонский орден и междоусобная война между Витовтом и Скиргайло (1390—1392)] = The Teutonic Order and the civil war between Vitautas and Skirgaila (1390—1392) // Crusader, 2016, Vol.(3), Is. 1, pp. 4-36.

Отрывок, характеризующий Кёнигсбергский договор (1390)

Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.