Восстания жемайтов

Жемайтийские восстания — вооружённые восстания жемайтов, направленных против владычества Тевтонского ордена и Великого княжества Литовского в период с XIII по XVI века. В 1401-1404 годах, и в 1409 году произошли восстания против крестоносцев. Жемайтия была передана крестоносцам великим князем литовским Витовтом как плата за военную поддержку в гражданской войне против правителя Польши и Литвы Ягайла. Недовольное таким исходом местное население Жемайтии подняло восстание против Ордена и попросило у Витовта защиты. Первое восстание оказалось неудачным. В результате Витовту пришлось скреплять прежние обещания договором — Рацёнжским миром (англ.). Второе восстание привело к началу Великой войны, исход которой был предрешён грандиозной по средневековым меркам Грюнвальдской битвой в 1410 году. Хотя Тевтонский орден и был разгромлен, Витовт и Ягайло не смогли извлечь всей выгоды из победы. В частности, по Торуньскому миру 1411 года Жемайтия возвращалась Литве, однако после смерти великого князя Витовта должна была перейти обратно к Ордену. Положение дел изменилось с поражением Ордена в Голубской войне 1422 года и заключением Мельнского мира, по которому рыцари навсегда отказывались от претензий на Жемайтию.

Предыстория

Ливонский орден был первым, кто предпринял попытку подчинить себе Жемайтию, однако потерпел неудачу в битве при Сауле в 1236 году и сам попал в зависимость от Тевтонского ордена. Для последнего контроль над жемайтскими землями был жизненно необходим, так как они территориально отделяли тевтонскую Пруссию от владений Ордена в Ливонии. В море господствовали Швеция и Дания, а также балтийские (Готландские) пираты — витальеры.

В 1245 году восстание было поднято Эрдивилом, против Миндовга, но было подавлено в 1246 году. В 1294 году вспыхнуло восстание жемайтских феодалов, склонявшихся к союзу с орденом. Было подавлено Витенем.

В 1381 году Великое княжество Литовское захлестнула гражданская война, в которой Тевтонский орден первоначально выступил на стороне Ягайла. В 1382 году великий магистр Ордена Конрад фон Валленрод настоял на заключении Дубисского договора, по которому рыцарям предоставлялась значительная часть Жемайтии . Впрочем, договор не был ратифицирован и так и не вступил в силу.

Не добившись ратификации договора, крестоносцы изменили тактику. Было решено оказать поддержку конкуренту Ягайла в борьбе за великокняжеский стол Витовту, который незадолго до этого бежал от преследования в орденские земли. Витовт охотно принял помощь тевтонцев, пообещав в замен Жемайтию и Ковенскую область. Передача земель была оформлена в 1384 году Кёнигсбергским и в 1390 году — Ликским договорами.

Измученная двумя гражданскими войнами, Литва не смогла удержать Жемайтию. По условиям Салинского договора 1398 года регион был передан под управление Ордена.

Восстание 1418 года

В 1418 году вспыхнуло крестьянское восстание против верховной власти Великого княжества Литовского. Было подавлено старостой жемайтским Кезгайло Волимонтовичем.

Восстание 1536-1537 годов

В 1536 году вспыхнуло крестьянское восстание против верховной власти Великого княжества Литовского, в Вешвенской, Тельшяйской, Биржиненской, Тверийской и Годигской волостей Жемайтии.

Литература

• Любавский М. К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. — 2-е издание. — М.: Московская Художественная Печатня, 1915. — 409 с.
• Koncius J. Vytautas the Great. — Miami, 1964.. — Т. 1.
• Барбашев А. И. [www.archive.org/download/Barbashev_A_I/Barbashev_A_I_Vitovt_i_ego_politika_do_Grunvaljdenskoj_bitvy_1885.pdf Витовт и его политика до Грюнвальденской битвы 1410 г]. — СПб., 1885.
• Kiaupa Z., Kiaupienė J., Kunevičius A. The History of Lithuania Before 1795. — English ed. — Vilnius: Lithuanian Institute of History, 2000. — P. 137—138. — ISBN 9986-810-13-2.

Отрывок, характеризующий Восстания жемайтов

[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.