Мельнский мир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мельнский мирный договор

Подтверждение Мельнского мира между Орденом и Польшей 8 декабря 1423 года
Тип договора Международный договор
Дата подписания 27 сентября 1422
— место Берег озера Мельно, Польша
Скрепление печатью 30 марта 1423 года
Вступление в силу 9—18 мая 1423 года
Подписали 17 сентября 1422
Стороны Тевтонский орден
Королевство Польское
Великое княжество Литовское
Место хранения Тайный государственный архив прусского культурного наследия
Язык латинский язык

Ме́льнский мир — мирный договор между Королевством Польским и Великим княжеством Литовским с одной стороны и Тевтонским орденом с другой, подписанный на берегу озера Мельно вблизи Радзыня 27 сентября 1422 года. Сейчас около этого места находится село Мелно. Договор закрепил поражение Тевтонского ордена в Голубской войне. По условиям договора Орден уступал Королевству Польскому часть Куявии с Нешавой и окончательно отказывался от претензий на Жемайтию, которая по Торуньскому миру должна была отойти Ордену после смерти великого князя литовского Витовта. Таким образом, территориальный спор между Великим княжеством Литовским и Тевтонским орденом за Жемайтию, длящийся с подписания договора на острове Салин в 1382 году, был решён. Установленная между Орденом и Великим княжеством граница оставалась практически неизменной на протяжении почти пятисот лет (до Первой мировой войны). Южная часть этой границы с незначительными изменениями сохранилась до наших дней в качестве государственной между Литовской Республикой и Калининградской областью Российской Федерации, что делает её одной из наиболее стабильных государственных границ в Европе[1].





Предыстория

Основные статьи: Голодная война, Голубская война

Первый Торуньский мир 1411 года не решил всех противоречий между Тевтонским орденом и союзными Королевством Польским и Великим княжеством Литовским. Не была определена прусско-жемайтская граница. Великий князь литовский Витовт претендовал на весь правый берег Немана, включая Мемель (Клайпеду). В свою очередь крестоносцы требовали, чтобы после смерти Витовта и польского короля Ягайлы Жемайтия была передана Ордену (одно из условий Торуньского мира)[2]. Польша претендовала на Хелминскую землю (Кульмерланд), Западное и Восточное Поморье (Померанию и Померелию)[3]. Короткая Голодная война 1414 года и последовавшие за ней переговоры на Констанцском соборе также не принесли разрешения[2].

Новый этап переговоров стартовал в 1419 году. 6 января 1420 года во Вроцлаве император Священной Римской империи Сигизмунд объявил Торуньский мир действительным и справедливым, то есть настоял на неизменности ситуации[4].Ягайло и Витовт категорически отвергли вердикт Сигизмунда и в июле 1422 года объявили войну Ордену. Начавшаяся Голубская война складывалась не слишком удачно для обеих сторон. Не дожидаясь, когда Орден получит подкрепление из Германии, Ягайло и Витовт решили начать переговоры о мире[5].

17 сентября 1422 года было заключено перемирие. Для заключения мира каждая сторона направила в польский лагерь около озера Мельно по 8 представителей, делегировав им полномочия вести переговоры[6]. 27 сентября был заключён мирный договор, известный как Мельнский мир или Мир у озера Мельно.

Положения

В соответствии с условиями договора, Орден навсегда отказывался от всех территориальных, политических и религиозно-миссионерских претензий к Великому княжеству Литовскому[2]. Жемайтия окончательно стала частью Княжества, его граница отодвигалась на северо-запад: от редконаселённых пустошей Сувалкии к приморской Паланге. Тем не менее, в руках Ордена оставалось нижнее течение Немана, а также важный торговый центр на Балтике — Мемель (Клайпеда).

Великое княжество получило выход к Балтийскому морю на участке между Палангой и Швянтоями шириной примерно 15 километров[7]. Этот пятнадцатикилометровый участок земли, перекрывающий сухопутное сообщение между Тевтонским и Ливонским орденами, не может считаться действительным выходом к морю, так как из-за неблагоприятных природных условий[8] и жесткой конкуренции со стороны Мемеля и Либавы[9] Княжеству не удалось создать собственный крупный морской порт[10].

Королевство Польское получало территорию по Висле до устья реки Дрвенцы, включая Нешаву, однако в обмен отказывалось от любых претензий на Поморье, Хелминскую (Кульмерланд) и Михаловскую земли[7]. В самой Польше договор расценивался как неудача[10].

Ратификация

На момент составления договора, стороны не имели официальных печатей, и поэтому мир был ратифицирован не сразу[6]. Пользуясь задержкой, великий магистр Пауль фон Русдорф попытался уклониться от подписания договора под предлогом невыполнения требований Ордена в срок. Он рассчитывал, что с помощью императора Сигизмунда сможет взять реванш у Польши. Однако на переговорах в Кежмарке Сигизмунд и Ягайло пришли к консенсусу: император отказывался от поддержи Ордена, а король польский — гуситов[6]. Витовт был вынужден отказаться от чешской короны[11].

Договор был скреплён печатями 30 марта 1423 года[7], 9—18 мая ратифицирован в Велёне и 10 июля одобрен папой римским Мартином V[12]. Со стороны Польши и Великого княжества Литовского к договору было привешено около 120 печатей[13].

Последствия

С подписанием мира окончилась борьба Тевтонского ордена с Великим княжеством Литовским за Жемайтию, которая с небольшими перерывами продолжалась с 1382 года, когда Жемайтия отошла Ордену по Салинскому договору. Урегулировав отношения с Орденом, Витовт мог переориентировать вектор внешней политики на восток, а также сосредоточиться на проведении централизаторских реформ[14].

Значительно ослабел Орден: в октябре 1422 года в Пруссию прибыло последнее пополнение из Европы — далее Орден был вынужден полагаться только на собственные силы[15]. Между тем, польско-тевтонские противоречия оставались неразрешёнными. Вскоре после подписания мирного договора разгорелся спор за водяную мельницу в Любиче — стратегический пост, превращённый в крепость[16]. Возмущённый Витовт пригрозил полякам, что, если те не откажутся от претензий на Любеч, он передаст Ордену Палангу, стоящую сотню таких мельниц. Победителем из спора вышли крестоносцы[16].

В попытке разорвать польско-литовский союз, крестоносцы предложили Витовту помощь в получении им короны, однако коронация была сорвана. После смерти Витовта в Княжестве разгорелась гражданская война, в которой Орден поддержал Свидригайло Ольгердовича. Вторжение тевтонцев в Польшу положило начало неудачной для Ордена польско-тевтонской войне 1431—1435.

Установленная Мельнским миром тевтонско-литовская граница была грубой и нечёткой, что вызывало территориальные споры между государствами. В 1532 и 1545 годах граница была уточнена и просуществовала без существенных изменений до 1919 года, когда по решению Парижской конференции Клайпедский край (Мемельланд), принадлежавший до этого Германии, был передан под мандат Лиги Наций. В 1923 году край был аннексирован Литвой. Южная часть границы, установленной Мельнским миром, практически без изменений сохранилась в качестве государственной границы между Литвой и Калининградской областью России[1].

Напишите отзыв о статье "Мельнский мир"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Rašimaitė E. [www.delfi.lt/news/daily/lithuania/lietuvos-valstybes-siena-simtmeciu-vingiai.d?id=30490967 Siena: šimtmečių vingiai] (лит.) // Kelias. — 2010-03-24. — P. 60–64. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1648-7818&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1648-7818].
  2. ↑ 1 2 3 Kiaupa Z., Kiaupienė J., Kunevičius A. The History of Lithuania Before 1795. — Vilnius: Lithuanian Institute of History, 2000. — P. 142–143. — ISBN 9986-810-13-2.
  3. ↑ Jasienica P. Polska Jagiellonów. — Warsaw: Państwowy Instytut Wydawniczy, 1988. — P. 130. — ISBN 83-06-01796-X.
  4. ↑ Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didžiojo mirties. — Rome: Lietuvių katalikų mokslo akademija, 1978. — P. 354–355.
  5. ↑ Turnbull S. Tannenberg 1410: Disaster for the Teutonic Knights. — Oxford: Osprey, 2003. — P. 83–84. — ISBN 1-84176-561-9.
  6. ↑ 1 2 3 Urban W. Tannenberg and After. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2003. — P. 281-283. — ISBN 0-929700-25-2.
  7. ↑ 1 2 3 Melno taika (лит.) // Tarybų Lietuvos enciklopedija. — Vilnius: Vyriausioji enciklopedijų redakcija, 1985–1988. — T. 3. — P. 46.
  8. ↑ McLachlan G. [books.google.com/books?id=pDdqGoXvSvYC&pg=PA209 Lithuania: the Bradt travel guide]. — Bradt Travel Guides, 2008. — P. 209. — ISBN 781841622286.
  9. ↑ Semaška A. Kelionių vadovas po Lietuvą: 1000 lankytinų vietovių norintiems geriau pažinti gimtąjį kraštą. — Vilnius, 2006. — P. 498. — ISBN 9986-506-90-4.
  10. ↑ 1 2 Halecki O., Reddaway W. F., Penson J. H. [books.google.com/books?id=N883AAAAIAAJ&pg=PA222 The Cambridge History of Poland to 1696]. — Cambridge University Press. — P. 222. — ISBN 9781001288024.
  11. ↑ Mickūnaitė G. [books.google.com/books?id=a5zKQM7eEMgC&pg=PA130 Making a great ruler: Grand Duke Vytautas of Lithuania]. — Central European University Press, 2006. — P. 50. — ISBN 9789637326585.
  12. ↑ Jučas M. The Battle of Grünwald. — National Museum Palace of the Grand Dukes of Lithuania. — Vilnius, 2009. — P. 112. — ISBN 9786099507453.
  13. ↑ Petrauskas R., Kiaupienė J. Lietuvos istorija. Nauji horizontai: dinastija, visoumenė, valstybė. — Baltos lankos, 2009. — Т. IV. — P. 416–417. — ISBN 978-9955-23-239-1.
  14. ↑ Kiaupa Z., Kiaupienė J., Kunevičius A. The History of Lithuania Before 1795. — Lithuanian Institute of History. — Vilnius, 2000. — P. 144–145. — ISBN 9986-810-13-2.
  15. ↑ Christiansen E. The Northern Crusades. — Penguin Books. — London, 1997. — P. 242. — ISBN 0-14-026653-4.
  16. ↑ 1 2 Mickūnaitė G. [books.google.com/books?id=a5zKQM7eEMgC&pg=PA130 Making a great ruler: Grand Duke Vytautas of Lithuania]. — Central European University Press, 2006. — P. 131. — ISBN 9789637326585.

Литература

  • Nowak P., Pokora P., Dokumenty strony polsko-litewskiej pokoju mełneńskiego z 1422 roku. — Poznań, 2004.

Ссылки

  • [www.instytuthistoryczny.pl/m0180-ostatnie-lata-wolnej-polski/612-ucieczka-konfederatow-do-turcji Wielka wojna z zakonem krzyżackim] // Multimedialny Instytut Historyczny  (польск.)
  • [www.vedu.ru/BigEncDic/enc_searchresult.asp?S=37974 Мельнский Мир] // Большой Энциклопедический Словарь.

Отрывок, характеризующий Мельнский мир

Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Мельнский_мир&oldid=79707180»