Ларец (роман)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ларец
Жанр:

Авантюрный роман с элементами мистики и криптоистории

Автор:

Елена Чудинова

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

2003

Цикл:

«Сага о Сабуровых»

Следующее:

«Лилея»

«Ларец» — историко-фантастический роман Елены Чудиновой, авантюрное повествование из эпохи Екатерины II с элементами мистики и криптоистории.





Сюжет

Фабула романа разворачивается на протяжении года (видимо, в 1783—1784 гг.) где-то в среднерусских губерниях, Петербурге, Новгороде, Сибири и Москве. Старший брат тринадцатилетней Елены (Нелли) Сабуровой, молодой гвардейский офицер Аристарх (Орест) проигрался в карты и застрелился. Чтобы покрыть его долг перед кредитором, богатым петербургским «господином по своей надобности» Венедиктовым и не уступать своих крестьян соседям, тиранам Гоморровым, родители Нелли отдают в уплату ларец с бабушкиными украшениями. Нелли привязана к этим драгоценностям необъяснимой страстью и чудесным даром: взяв камень в руку, она видит происходившее с его прежними владельцами, в том числе — с постриженной в монахини женою Василия III Соломонией Сабуровой. Уверенная, что должна отобрать ларец у Венедиктова, Нелли просит родителей отпустить её в гости к тётке-игуменье, а сама отправляется в Петербург, посвятив в заговор подруг из дворовых девочек — знахарку Парашу и красавицу Катю

«В сюжет романа входит рассказ о духовных путях русской и всемирной истории, которые преподнесены читателю в соответствии с тем, как их понимает автор.»[1]

«Легенды об Исе и Китеже как „злом“ и „добром“ городе сопоставляются в романе»,— отмечает в своей статье С. В. Шешунова[2]

Жанровые и стилистические особенности

Для фабулы романа ключевым является как мистический элемент, перекликающийся с сюжетами Пушкина («Уединённый домик на Васильевском») и Чаянова («Венедиктов…»[3]) о демоне-искусителе в петербургском свете екатерининских времён, так и криптоисторическая линия Ордена — тайных наследников великих князей Московских, противостоящих антихристианским тайным обществам.

Особую роль в романе играет православный священник-экзорцист отец Модест. Он не только активно участвует в борьбе с демонами и иными тёмными силами и является хранителем тайны Ордена, но и декларирует идеологию автора, отстаивая ценности православной и католической традиций, резко отзываясь об Иване Грозном, Реформации, французском Просвещении, заочно полемизируя с идеализаторами восточных влияний на Европу и Россию.

Антураж романа насыщен образами, характерными для художественного отображения как русского XVIII века, так и Галантного века в целом (переодевание девушек в мужское платье для достижения авантюрной цели, роковая карточная игра со вмешательством нечистой силы, «арап Петра Великого», пересечение исторических судеб России и Франции, мистические тайные общества).

Особенностью романа является стилизация под язык екатерининского века, В частности, в нём не встречаются слова, впервые употреблённые несколькими годами спустя Карамзиным в «Письмах русского путешественника», например впечатление; отчасти используются привычные для того времени написания (щастье, сериозный), способы склонения и спряжения, вновь вводятся в живую речь полностью вышедшие ныне из употребления слова и обороты. В речи персонажей и авторском тексте широко используются скрытые цитаты из дошедшей до наших дней частной переписки людей того времени. В частности, в сцене наводнения в Петербурге использована первая известная эпистолярная зарисовка этого события, оставленная поэтом-современником Михаилом Муравьёвым. При этом данный эпизод «Ларца» является по-видимому первым опытом масштабной картины петербургского наводнения в художественной прозе. Наряду с отсылками к историческим памятникам (как малоизвестным, так и знакомым достаточно широкому кругу читателей[4]), роман содержит реминисценции на популярные произведения отечественного кинематографа и памфлетные образы, перекликающиеся с современностью. Имя Венедиктова взято из повести Александра Чаянова «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей».

Создание и публикации

Роман, созданный, в том числе, под впечатлением конного путешествия по Горному Алтаю, написан в 2001—2002 гг. и четырежды издавался. Следующие романы Елены Чудиновой — «Лилея» (2006) и «Декабрь без Рождества»[5] (2012) — продолжают сагу о семье Сабуровых и идейную линию автора.

  • Чудинова Е. П. Ларец. — М.: «Авваллон», 2003.
  • Чудинова Е. П. Ларец. — М.: «Лепта», 2005.
  • Чудинова Е. П. Ларец. — М.: «Яуза», «Лепта-Книга», «Эксмо», 2006. — («Роман-Миссия») — ISBN 5-699-15688-7
  • Чудинова Е. П. Ларец. — М.: «Вече», 2012.

После издания романа «Девятный Спас» (написан Г. Ш. Чхартишвили и издан под псевдонимом Анатолий Брусникин в 2007 году) Чудинова обвинила издательство АСТ в плагиате[6] и высказала претензии, что в «Девятном Спасе» использованы сюжетные элементы «Ларца»[7]: время действия, три героя, волшебный предмет, тайна рождения царского отпрыска, и т. п. Алла Латынина, сравнивая «Девятный Спас» и «Ларец», нашла, что последний «для исторического романа он слишком фантастичен, а для приключенческого — уныл».[8]

Отзывы и критика

Мария Терещенко, обозревая роман Чудиновой ещё в 2005 году и не имея возможности сравнить его с «Девятным Спасом», посчитала в то время книгу «почти новаторской для русской исторической прозы»

Параллельно с изложением основного сюжета Чудинова через разных персонажей делится прелюбопытными соображениями по поводу некоторых моментов русской истории. Так что «Ларец» Чудиновой — не просто приключенческая книжка. В начинке этого пирожка содержится много исторической, географической и этнографической информации. А также мораль, без которой уж никак не удается обойтись русским детским писателям.
Терещенко также находит, что книга «проникнута духом православия», что может отвратить от неё атеистически настроенных читателей, но также и религиозных читателей, ибо «идеи Чудиновой и форма их изложения покажутся ортодоксам, мягко говоря, сомнительными.»[9]

Сергей Пестов в статье «Странное христианство Елены Чудиновой» отмечает, что роман при всём как бы православном антураже — на деле совсем не православный:

декларирование христианских лозунгов «не делает… [роман] православной книгой, так же как навешивание на себя крестов и иконок колдунами не делает последних чадами Православной Церкви». Да, перед нами роман о торжестве магии и оккультизма, а вовсе не о духовной силе православия, которая, по сути, не показана, а духовные богатства православия не раскрыты.[1]

«Как знать, вдруг да и стоило бы поговорить о содержании „Ларца“ — но ведь так дико написано, что сравниться с Чудиновой может только Юлия Вознесенская, и то не факт»,— едко замечает обозреватель журнала «Дальний Восток», отмечая обилие и даже излишество «манерной стилизации разговора XVIII века» в тексте начиная с эпиграфа[10].

На VIII Всероссийской ярмарке «Книги России» роман Чудиновой «Ларец» номинировался на антипремию «Абзац» за худшую книгу[11].

Напишите отзыв о статье "Ларец (роман)"

Примечания

  1. 1 2 Сергей Пестов. [www.lych.ru/66-2009-07-17-14-09-57/-22012/736-2012-08-01-08-59-34 Странное христианство Елены Чудиновой.] «Литературная учёба», № 2 за 2012.
  2. Светлана Всеволодовна Шешунова [elibrary.ru/item.asp?id=9139643 Град Китеж в русской литературе: парадоксы и тенденции]. // Известия Российской академии наук: Серия литературы и языка, Том 64. Номер: 4 Год: 2005 С. 12-23.
  3. Чаянов А. В. [az.lib.ru/c/chajanow_a_w/ Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей].
  4. Например, по сборнику «[bibliotekar.ru/rusAnekdot/index.htm Русский литературный анекдот XVIII-начала XIX вв.]», сост., вступ. статья Е. Курганов, Н. Охотин — М., «Художественная литература», 1990.
  5. Роман Арбитман упоминает «Ларец» в своём Антипутиводителе, где подробно разбирает «Декабрь без Рождества». // Роман Арбитман. «Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать». — «Центрполиграф», 2014. — С. 92-96 ISBN 978-5-227-05129-5
  6. Виктор Топоров. [www.online812.ru/2012/01/26/007/ Беда Акунина в том, что у него закончились талантливые литературные «негры»] 26.01.2012
  7. Екатерина Кронгауз. [os.colta.ru/literature/names/details/951/page2/ Брусникин, Акунин, другой?] Colta.ru, 23.05.2008
  8. Алла Латынина. [magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/6/la15.html «Так смеётся маска маске». Борис Акунин и проект «Авторы».] журнал Новый Мир 2012, № 6
  9. Мария Терещенко. С чего начинается родина? GZT.RU, 03.05.2005
  10. журнал «Дальний Восток» — 2007. Выпуски 3-4 — С. 177
  11. [www.pravda.ru/economics/rules/27-04-2005/50871-chudinova-0/ Елена Чудинова. Интервью с автором «Мечети Парижской Богоматери»] «Правда. Ру», 27 апреля 2005

Ссылки

  • Галина Калинина. [www.gazetanv.ru/archive/article/?id=5165 Клюквенный Брусникин.] газета «Наше время» № 72 от 24 декабря 2007 года, стр. 46
  • Евгений Владимирович Никольский. [cyberleninka.ru/article/n/istoricheskaya-trilogiya-eleny-chudinovoy-uroki-dlya-detey-i-vzroslyh Историческая трилогия Елены Чудиновой: уроки для детей и взрослых.] // Журнал «Пушкинские чтения» № XX / 2015. — С. 125—131
  • В. М. Тризна. История в истории в романе Е. Чудиновой «Ларец» // Наукові записки Харківського національного педагогічного університету імені Г. С. Сковороди. Сер. : «Літературознавство». 2006. C. 157—161. — ISSN 2312—1076

Отрывок, характеризующий Ларец (роман)

– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.