Латынина, Алла Николаевна

Алла Латынина
Дата рождения:	4 июля 1940(1940-07-04) (83 года)
Место рождения:	Москва, СССР
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Род деятельности:	литературный критик, литературовед, журналист
Годы творчества:	с 1969 года
Язык произведений:	русский
Премии:	премия журнала «Новый мир» (2005), премия «Литературной газеты», премия Союза Журналистов РФ

А́лла Никола́евна Лат́ынина (род. 4 июля 1940, Москва) — литературный критик, литературовед, журналист.

Замужем за писателем Леонидом Александровичем Латыниным (с 1960). Мать публициста и писателя Юлии Латыниной.

Биография

Родилась 4 июля 1940 года в Москве в семье служащего. Окончила филологический факультет МГУ (1963) и аспирантуру философского факультета МГУ. Защитила диссертацию по теме «Критика экзистенциалистской интерпретации Достоевского»; кандидат философских наук (1970).

Печатается как критик с 1969 года. Работала в издательстве «Советский писатель» (1963—1965), в «Литературной газете» (1969—2003, зав. историко-литературным отделом, обозреватель, редактор «Литературной газеты» по разделу русской литературы); в «Общей газете» (1992—1993; зав. отделом культуры).

Колумнист в газете «Время МН» (с 2002). Руководитель направления «Литература» (1994—2001), обозреватель «Литературной газеты» (с 2001), обозреватель «Нового мира». Была членом редколлегии журнала «Московский вестник» (1989)^{[уточнить]}, общественной редколлегии книжной серии «Анонс» («Московский рабочий», 1989—1990), журнала «Стрелец», председателем жюри Букеровской премии в России (1992), премии им. Аполлона Григорьева (2001), премии им. Александра Блока (2000), «Российский сюжет» (2002).

Член СП (с 1979), Русского ПЕН-центра.

Награды

Лауреат премии «Литературной газеты», Союза Журналистов РФ (1997), лауреат премии журнала «Новый мир» (2005).

Книги

• 1986 — Всеволод Гаршин: Творчество и судьба. — М.: Художественная литература.
• 1987 — Знаки времени: Заметки о литературном процессе, 1970—1980-е годы. — М.: Советский писатель.
• 1988 — «И только правда ко двору»: «Белые пятна» нашей истории в современной прозе. — М.: Об-во «Знание» РСФСР.
• 1991 — За открытым шлагбаумом: Лит. ситуация конца 80-х. — М.: Советский писатель.
• 2009 — Комментарии: Заметки о современной литературе. — М.: Время, 2009. 704 с.

Ссылки

• [magazines.russ.ru/authors/l/latynina/ Латынина, Алла Николаевна] в «Журнальном зале»

Отрывок, характеризующий Латынина, Алла Николаевна

Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.