Лебедева, Татьяна Ивановна
| Татьяна Ивановна Лебедева | |
 | |
| Имя при рождении: |
Татьяна Ивановна Лебедева |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Образование: | |
| Вероисповедание: | |
| Партия: | |
| Основные идеи: | |
| Род деятельности: |
профессиональная революционерка, террористка, акушерка. |
Татьяна Ивановна Лебедева (1850 Богородск Московская губерния Российская империя — 19 июля 1887 года Карийская каторга Российская империя) — русская революционерка, народница, террористка, участница народнических организаций, член Исполнительного комитета партии «Народная воля».
Содержание
Биография
Родилась в обеспеченной дворянской семье. Отец — судья городского суда, коллежский советник, старший брат — мировой судья.
Увлеклась народническими идеями при общении с близкими друзьями своего старшего брата и его жены. Вошла в местный кружок организации чайковцев.
Окончила курс Московского Николаевского института[1].
Позже окончила акушерские курсы.
В июне 1874 года была арестована за антиправительственную пропаганду. Содержалась в Сущёвской полицейской части г. Москвы. Была привлечена по делу о пропаганде в империи (процесс 193-х). В 1875 году переведена в Петербург в Дом предварительного заключения, в 1876 году в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, где находилась до начала суда. На время процесса подсудимых вновь перевели в Дом предварительного заключения. Процесс проходил с 18 октября 1877 года — по 23 января 1878 года под судом Особого Присутствия Правительствующего Сената. Приговором суда в качестве наказания было вменено предварительное заключение.
После освобождения, вступила в организацию «Земля и Воля» и продолжала противоправительственную пропаганду среди рабочих. После создания партии «Народная воля» в 1879 году стала членом партии и членом Исполнительного комитета.
Выполняла поручения партии по организации покушения на императора Александра II на железной дороге под Одессой осенью 1879 года.
После неудачи с покушением, была направлена в декабре 1879 году в Кишинёв для организации подкопа под здание казначейства с целью экспроприации денежных средств для партийных нужд.
В 1881 году принимала участие в снаряжении мины для подкопа по ул Малой Садовой.
Проводила работы по производству взрывчатых веществ и зарядке ими метательных снарядов (бомб) для покушения на императора Александра II 1 марта 1881 года.
Арестована 3 сентября 1881 года. Содержалась в Петропавловской крепости.Привлечена к суду над 20 народовольцами (процесс 20-ти). Состоялся в Особом Присутствии Правительствующего сената 9 — 15 февраля 1882 года. Самый значительный из народовольческих процессов. К суду были привлечены 11 член Исполнительного комитета «Народной воли» и 9 членов партии. Главным обвинением было участие в восьми покушениях на царя. Решением суда ОППС 15 февраля 1882 года приговорена к смертной казни, заменённой 17 марта 1882 года Высочайшим повелением бессрочной каторгой.
В июле 1883 года уже тяжелобольная была отправлена из Санкт-Петербурга на Карийскую каторгу. Заботливый уход товарищей по каторге за больной и кое-какое лечение продлили её жизнь на несколько лет.
Умерла от цинги и туберкулёза 19 июля 1887 года на Карийской каторге.
Муж
В литературе
Возможным прототипом революционерки Тани Репиной в романе С. М. Кравчинского «Андрей Кожухов» (1889) послужила Татьяна Ивановна Лебедева[2].
Напишите отзыв о статье "Лебедева, Татьяна Ивановна"
Ссылки
- www.bogorodsk-noginsk.ru/lyudi/4lebedeva.html
- www.hrono.info/biograf/bio_l/lebedeva_ti.html
Примечания
<references>/
Отрывок, характеризующий Лебедева, Татьяна Ивановна
– Ну, так так и скажи ему.– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.
На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.
После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
