Леви, Людвиг
Поделись знанием:
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
| Людвиг Леви | |
| Людвиг Леви в 1886 году | |
| Основные сведения |
|---|
Лю́двиг Ле́ви (нем. Ludwig Lévy; фр. Louis Lévy; род. 18 апреля 1859, Ландау — 30 ноября 1907, Карлсруэ) — немецкий архитектор и предподаватель Университета Карлсруэ.
Содержание
Биография
Людвиг Леви родился в еврейской семье. Был шестым ребёнком. Отец — Иона Леви занимался торговлей текстилем, мать — Барбара Леви (ур. Махоль). После окончания школы в Ландау, изучал архитектуру в Технологическом университете в Карлсруэ. В 1882 году открыл собственное архитектурное бюро в Кайзерслаутерне. В знак признания его достижений, он был назначен архитектором Министерства внутренних дел земли Баден. Предподавал с 1886 года в Строительном училище и Технологическом университете в Карлсруэ. В 1890 году женился на Флоре Левингер, в браке с которой имел двух детей, Бабетту Мари (р.1891) и Эрвина Вальтера (р. 1896). В ноябре 1938 года были сожжены почти все его синагоги. Его вдова, Флора в 1940 году была интернирована из Карлсруэ в концентрационный лагерь Гюрс, оттуда летом 1942 года её депортировали в лагерь Терезин. Умерла 23 апреля 1943 года в возрасте 74 лет. Их двое детей были в то время уже мертвы и не оставили потомков. Дом Людвига Леви в Карлсруэ был конфискован во время Второй мировой войны.
Здания и сооружения
Синагоги:
- Старая синагога в Бармене (1897)
- Синагога в Баден-Бадене (1899)
- Синагога в Бингене (1905)
- Синагога в Диденхофене (ныне Тьонвиль)
- Синагога в Кайзерслаутерне (1883-1886)
- Синагога в Ла-Шо-дю-Фо (1896)
- Синагога в Люксембурге
- Старая синагога Пфорцхайма (1893)
- Синагога в Раштатте (1905)
- Синагога в Ростоке
- Старая синагога в Страсбурге (1896-1898)
- Синагога в Винвайлере
Церкви:
- 1884-1885(?): Протестантские церкви в Ольсбрюккене
- 1885: Католический дом в Кайзерслаутерне
- 1889-1893: Католическая церковь Сен-Пьер-ле-Жен в Страсбурге
- и другие протестантские церкви в Зигельбахе (ныне городской район Кайзерслаутерна), Вайлербахе, Миттельбахе (ныне городской район Цвайбрюккена, Бексбахе и Штайнвендене
Другие сооружения:
- 1885: Вилла Риттер в Кайзерслаутерне
- 1886: Вилла Бем в Нойштадте
- 1890: Бурксхоф в Нойштадте
- 1893: Вилла Стрессиус в Ландау
- 1899-1911: Министерские здания при Императорском дворе (ныне на площади Республики) в Страсбурге
- 1900-1903: Районное отделение (позднее штаб-квартире полиции) в Мангейме
- Центр психиатрии по уходу и лечению в Вислохе
- Леви-тор, так называемые «Ворота Леви» из кованого железа. Расположены в Северо-Западном углу замкового сада в Кирххаймболандене. Владельцем замка был Фредерик Брунк. Ворота по проекту архитектора Людвига Леви были выкованы в 1889 году во Франкфурте в мастерской кузнечного искусства, возможно Францем Брехенмахером. Это искусное сооружение с цветами, фруктами и гирляндами лоз, украшенных шнурами. Граничит с двумя столбами из песчаника увенчанными вазами. Ворота были восстановлены в 2009 году и оснащены защитным покрытием.
Напишите отзыв о статье "Леви, Людвиг"
Литература
- Архитектор Людвиг Леви (1853-1907) (Otto Böcher: Der Architekt Ludwig Levy (1853–1907). In: Mitteilungen des Oberhessischen Geschichtsvereins, Neue Folge, Bd. 77/1992, S. 33–46) (нем.)
- Архитектор, который придумал благородный город Ландау - к 140-летию Луи Леви. (Christine Kohl-Langer: Ein Architekt, der Landaus vornehmes Stadtbild prägte - Ludwig Levy vor 140 Jahren geboren. In: Pfälzer Tageblatt, Nr. 89 vom 18. April 1994) (нем.)
- Луи Леви - влиятельный архитектор в истории Юго-Западной Германии. (Helmut Range: Ludwig Levy - ein bedeutender Architekt des Historismus in Südwestdeutschland. In: Festschrift Martin Graßnick, Kaiserslautern 1987, S. 117–128 [noch nicht ausgewertet]) (нем.)
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Людвиг Леви - [judaisme.sdv.fr/synagog/moselle/expo/synagog.htm Синагоги Луи Леви (архив)]. (фр.)
Отрывок, характеризующий Леви, Людвиг
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
