Легион украинских националистов

Легия (Лига, Легион) украинских националистов, ЛУН (укр. Легія Українських Націоналістів — украинская националистическая организация, действовавшая в 1925—1929 гг., одна из основателей Организации украинских националистов (ОУН).

Основание ЛУН

Легия украинских националистов была основана 12 ноября 1925 г. в Праге на объединённом съезде 3-х украинских эмигрантских (в Чехословакии) организаций:

• Украинское национальное объединение (укр. Українське Національне Об’єднання);
• Союз украинских фашистов (укр. Союз Українських Фашистів);
• Союз освобождения Украины (укр. Союз Визволення України).

Большинство членов Легии составляли жители центральных и восточных регионов Украины. Состав её изначально был идеологически неоднородным — так наряду с бывшими «полуботковцами» (членами и сторонниками Украинского военного клуба им. гетмана Павла Полуботка), составлявшими большинство, в неё входили и украинские фашисты, монархисты, сторонники эмигрантского правительства УНР.

Фракцию украинских монархистов, сторонников гетмана Скоропадского, возглавлял Леонид Костарив; сторонников эмигрантского правительства УНР — полковник Архип Кмета.

Но авторитет лидера ЛУН полковника Миколы Сциборского и введённые им обязательные идеологические лекции-семинары («вышколы») для членов постепенно превратили Легию в идеологически однородную организацию, полностью перешедшее на идеологическую базу украинского национализма.

Деятельность ЛУН

В 1927 г. Центральный комитет ЛУН инициировал создание «Национально-Военного Союза в Чехо-Словацкой Республике», основной задачей которого должно было стать объединение и подготовка совместно с другими подобными военными организациями украинских военных в единую украинскую национальную военную организацию на принципах «самостийности» (суверенности и независимости) и «соборности» (единства и великодержавности) украинского государства.

В том же, 1927 году, ЛУН начала выдавать свой печатный орган — месячник «Державна Нація» («Государственная Нация»). Редактировала его коллегия в составе Мыколы Сциборского, Петра Кожевникова и Дмитра Демчука.

Руководящие органы ЛУН

Во главе ЛУН стоял Центральный Комитет, который состоял из референтов, ответственных за отдельные направления работы. Личный состав Центрального Комитета избирался Делегатским съездом, созывавшимся на основе пропорционального представительства секций.

Центр организации находился в г. Подебрады (Чехословакия) и объединялся вокруг Украинской Хозяйственной Академии, студенты и преподаватели которой составляли большую часть членства ЛУН. Но 17-18 марта 1928 г. состоялся Чрезвычайный Делегатский съезд, которым было реформировано структуру ЛУН. Высшим руководящим органом вместо Делегатского съезда, становиться Генеральная Рада, состоявшая из членов центральных органов ЛУН и лиц специально назначенных самой Генеральной Радой. В тот же день состоялось и первое заседание Генеральной Рады, которая выбрала Главой Центрального Комитета Легии Мыколу Сциборского и по его предложению утвердила такой состав Центрального Комитета ЛУН:

• Юрий Руденко (генеральный писарь);
• Леонид Костарив (политический референт);
• Петро Кожевникив (референт прессы и пропаганды);
• Кордонский (финансовый референт);
• Ярослав Герасимович (секретарь).

Секции и уполномоченные ЛУН

На местах члены ЛУН объединялись в секции, а в том случае, когда не хватало членов для формирования секции — назначался уполномоченный («видпоручник») Легии.

На протяжении своей деятельности ЛУН сформировала достаточно разветвленную секционную сеть. Так, постоянные секции ЛУН существовали в Праге, Берлине, Вене. Были попытки создания секций в Египте и Канаде (Виннипег). «Видпоручники» ЛУН постоянно действовали в Стамбуле и на Балканах, занимаясь организацией поиска и объединения украинских политических эмигрантов.

22 июля 1928 г. была создана секция ЛУН в Париже (глава — Г. Калюжный, заместитель — сотник М. Антоненко, секретари — сотник П. Васылив).

17 октября 1928 г. создана секция ЛУН в Люксембурге (глава — Твардовский, секретарь — сотник Олекса Чуб).

Членство в ЛУН

Кроме вышеупомянутых руководителей ЛУН, членами Легии были и другие выдающиеся деятели украинского националистического движения — Евген Маланюк, Леонид Мосендз, доктор Дмитро Демчук, доктор Мыкола Викул, доктор Якив Моралевич, Дмитро Троян, Олекса Жлудкин, Александр Гайдай, Григор Божик, Михайло Первак, Владимир Дрыкалович, Иван Кузнецев, О.Чехивский, Д.Малько, М.Тобилевич, М.Дударив, братья Пасичники, Хмелёвский и другие.

К ЛУН также присоединялись галицкие студенты, учившиеся в г. Подебрады (Михайло Селешко, Петро Выгнанский, Василь Выноградник, Роман Мынив и другие).

Интенсивная деятельность ЛУН со временем привела к вхождению в её состав:

• группы волынских студентов во главе с Мыколой Ныцкевичем (позднее — «видпоручник» ОУН в Болгарии) и Евгеном Омельчуком (позднее — боец УПА).
• группы «хлеборобов-демократов» во главе с профессором Леонидом Фроловым и студентами Панасом Заворыцким и Олексой Мартыновым.

Символика ЛУН

ЛУН основала традицию украинской националистической символики, которая использовалась ОУН, УПА и украинскими националистическими кругами в эмиграции.

Эмблемой ЛУН было изображение трезубца на щите украинских национальных цветов, охваченном кругом цепью (как символ «соборности»). Из-под щита выглядывает рукоять и острие меча, перекрещивающего щит. Щит также содержит девиз Легии — «Мысль — мыслью, меч — мечом» (укр. «Думка — думкою, меч — мечем»).

Кроме того, членами ЛУН также впервые было внедрено националистическое приветствие «Слава Украине!», которое было взято из военного приветствия Конного полка Чёрных Запорожцев времен Гражданской войны.

Значение ЛУН

Легия Украинских Националистов была первой в украинской истории организацией, которая идеологически оформилась как националистическая. Именно ЛУН впервые начала использовать название «националистический», вместо используемых ранее «национальный» или «государственнический» (укр. «державницький»).

В кругах ЛУН были сформированы основные принципы украинского национализма:

— признание наций, а не классов творцами истории и ставление соответственно интересов нации выше интересов классов, групп и партий;

— возобновление борьбы за создание УССД (украинская аббревиатура «Українська Самостійна Соборна Держава», означающая — Украинское Самостоятельное (в понимании суверенное и независимое) Соборное (в понимании объединяющего все украинские этнические территории) Государства);

— органическое единение и солидарность всех частей нации.

По осознанию общих идеологических платформ с Украинской Военной Организацией (УВО), Группой Украинской Национальной Молодежи (ГУНМ) и Союзом Украинской Националистической Молодежи (СУНМ), ЛУН создала вместе с этими организациями единую Организацию Украинских Националистов (ОУН).

Источники

• Ю. Артюшенко «Події і люди на моєму шляху боротьби за державу 1917—1966» — г. Чикаго, 1966 г.
• Ю. Артюшенко «Легія Українських Націоналістів» // Зб. «По торах борців за правду і волю» — г. Чикаго, 1957 г.
• З. Кныш «Становлення ОУН» — г. Київ, 1994 г.

Отрывок, характеризующий Легион украинских националистов

И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.