Манчини, Луи Жюль
| Луи Жюль Манчини Мазарини, герцог Невера | |
| фр. Louis-Jules Mancini-Mazarini | |
 Бюст работы Гудона | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
25 февраля 1798 (81 год) |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Филипп-Жюльен Манчини |
| Мать: |
Мария-Анна Спинола |
Луи Жюль Манчини (фр. Louis-Jules Mancini-Mazarini; 16 декабря 1716, Париж — 25 февраля 1798, Париж) — последний герцог Невера в 1768—1789 годах, французский дипломат и писатель. Шестым по счёту в 1742 году занял четвёртое место во Французской академии.
Биография
Родился в Париже, сын Филиппа-Жюльена Манчини и Марии-Анны Спинола. Луи-Джулио Манчини получил образование в колледже Людовика Великого, женился в возрасте четырнадцати лет.
Он служил в кампаниях в Италии (1733) и Чехии (1740), но вынужден был уйти из армии по причине его слабого здоровья.
В 1748—1752 годах являлся послом Франции в Риме (1748—1752), Берлине (1755—1756) и Лондоне, где он вел переговоры о Парижском договоре. С 1787 по 1789 год он был членом Государственного совета.
В 1742 году Манчини был избран членом Французской академии за поэму «Делия» и с 1763 года посвятил большую часть своего времени художественной литературе. Он писал большие произведения, но они не имели большого значения, однако его басни являются одними из лучших постановок в театрах. Сборник его произведений «Complètes» издавали дважды и все два раза в Париже: в 1796 году, в 1807 году. Собрание писем опубликовано в Париже в 1866 году.
Герцог не эмигрировал во время революции, но потерял все свои деньги и был арестован в 1793 году. Его выпустили из тюрьмы после падения Робеспьера, умер в Париже 25 февраля 1798 года.
Напишите отзыв о статье "Манчини, Луи Жюль"
Ссылки
- Невер, Луи-Жюль // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Манчини, Луи Жюль
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
