Любчанский замок

Замок
Любчанский замок белор. Любчанскі замак
Любчанский замок, 2012.
Страна	Белоруссия
Любча	Любча
Основатель	Ян Кишка
Дата основания	1581
Состояние	частично сохранился
Сайт	[lubcza.by/ Официальный сайт]

Объект Государственного списка историко-культурных ценностей Республики Беларусь, № 412Г000453

Любчанский замок (белор. Любчанскі замак) — за́мок второй половины XVI века, от которого сохранились две башни в посёлке Любча Новогрудского района Гродненской области Белоруссии, на левом берегу реки Неман, в 150 км от Минска.

История

Замок был построен в 1581 году, о чём свидетельствует обнаруженный в нём флюгер с выбитой датой «1581». Инициатором строительства замка стал владевший Любчей влиятельный магнат и вельможа Великого княжества Литовского Ян Кишка. Первоначально практически все строения замка, кроме одной каменной башни, защищавшей въезд, были деревянными. Территорию замкового комплекса, кроме земляных валов, с трёх сторон окружал ров, а с четвёртой — воды реки.

В конце XVI века новый владелец — князь Николай Радзивилл — значительно перестроил замок: были возведены ещё три каменные башни и каменные внутренние постройки, что значительно повысило фортификационные характеристики крепости.

В середине XVII века хозяином Любчанского замка стал талантливый полководец, Великий гетман литовский Януш Радзивилл, в 1648—1651 годах отличившийся в войне с казаками Богдана Хмельницкого. Однако войска гетмана Ивана Золотаренко в 1655 году захватили и сожгли Любчанский замок, разрушив две башни, после чего он навсегда утратил своё значение и как военное укрепление, и как одна из резиденций Радзивиллов.

С тех пор замок неоднократно менял владельцев, пока в XIX веке остатки внутренних построек не были снесены, а на их месте, рядом с двумя сохранившимися башнями, был возведён двухэтажный дворец в стиле английской неоготики.

В 1964 году при школе, занимавшей здание дворца, был организован краеведческий музей, создание которого способствовало сохранению истории и оставшихся построек замка.

В настоящее время силами белорусских волонтёров, создавших фонд Любчанского замка, ведутся работы по восстановлению древних башен и превращению исторической достопримечательности в объект международного туризма.

Архитектура

Возведён из кирпича и камня на укрепленном валунами высоком берегу Немана, был окружён рвом, соединенным с рекой. В плане — четырёхугольник. Угловые башни (западная — надвратная, кубическая внизу, 8-гранная вверху, накрыта шатровой крышей), дворец и крепостные стены (толщина 1,3 м) образовывали замкнутый внутренний двор. Башни использовались под жильё. Окна второго и третьего этажей были приспособлены для орудийной стрельбы, круглые бойницы вверху — для ружейной. Трёхярусная вежа-брама, накрытая шатровой крышей, имела подъемный деревянный мост. На стене, ориентированной в сторону двора, находились часы.

Литература

• Ткачёв, М. А. Замок в Любче // Замки Беларуси. — Мн.: "Полымя", 2007. — 200 с. — 10 000 экз. — ISBN 978-985-01-0706-0.

Ссылки

• [lubcza.by Официальный сайт фонда «Любчанский замок»] (белор.)

Отрывок, характеризующий Любчанский замок

«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.