Кричевский замок
| Замок | |
Кричевский замок
Крычаўскі замак | |
 Городище «Замковая гора», юго-западная сторона | |
| Страна | Республика Беларусь |
| Город | Кричев |
| Дата постройки | конец XII — начало XIII веков |
| Состояние | не сохранился |
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[k-j.by/uploads/posts/2014-07/1406528795_2-krichevskiy-zamok.jpg Макет кричевского замка (кричевский исторический музей)] |
|
|
[dorogiby.info/files/image029.jpg План городища «Замковая гора» в Кричеве, 1967 год] |
Кричевский замок (белор. Крычаўскі замак) — укреплённое поселение на берегу Сожа. Существовал с конца XII — до конца XVIII веков, в это же время являлся центром города Кричева[1][2].
Содержание
История
До XVI века
В конце XII — начале XIII веков в Кричеве на берегу Сожа, на месте неукреплённого поселения (существовало в XI — начале XII веков) начинается строительство нового укреплённого центра (городище «Замковая гора»). Замковая гора оставалась центром города до конца XVIII века[1].
Письменные сведения о планировке замка в XII — начале XVII веков отсутствуют. Но во время археологических исследований 1974 и 1976 годов Михаил Ткачёв зафиксировал в слоях XII—XIII веков на южной стороне замковой горы остатки строений, которые размещались вдоль трассы вала. Так же по археологическим источникам известно, что в XIII веке на 3,5 метра был увеличен оборонительный вал. Между XIII и XIV веками в силу неизвестных причин были сожжены деревянные оборонительные укрепления замка[1].
Предположительно город мог посещать Витовт, исходя из того, что в замке в 1581 году упроминается «Витовтов погреб»[1].
XVI век
В результате войн с Москвой конца XV века граница Великого княжества Литовского и Московского княжества стала проходить в непосредственной близости от Кричева. Поэтому многие последующие войны с Московским государством проходили в том числе и в окрестностях Кричева.
В начале века неоднократно подвергался осадам (1507, 1508, 1514, 1535)[2]. Бернард Ваповский свидетельствует, что осенью 1507 года войска князя Василия III осадили и пробовали взять замки кричевский и мстиславский. Король Сигизмунд I послал осаждённым на помощь воевод и «московиты» отступили[3]. В 1514 году войска московского князя ненадолго овладели городом, уйдя отсюда после битвы под Оршей[2]. Во время январского похода 1535 года город Кричев и замок были московскими войсками сожжены[1].
XVII век
Во время антифеодальной войны 1648—1654 годов кричевский замок дважды (1648 и 1651 годы) выдерживал осады казаков и восставших крестьян. Организатором обороны был сам кричевский староста Николай Стефан Пац, проявивший мужество при обороне и после вложивший 20 000 злотых собственных денег на восстановление замка[1].
Во время русско-польской войны 1654—1667 годов русские войска осаждали Кричев и несколько раз шли на штурм. Кричевский замок так был охарактеризован русским командованием: «Город Кричев крепок, стоит на осыпи высокой, и ров глубок, и въезд и выезд один, а пищалей затинных и винтовочных в городе много»[2]. Горожане отчаянно оборонялись, но когда до них дошли известия, что уже пали Горы-Горки, Орша, Дубровно, Смоленск, Мстиславль, Могилёв и помощи ждать неоткуда, мещане впустили русские войска. К этому времени в городе уже начался голод. Алексей Михайлович выдал кричевской шляхте и мещанам грамоты по которым за ними сохранялись их права, имущество и привилегии. Тем не менее русские войска выгнали всех из замка, а через два месяца отряд казаков Золоторенко, которому царь отдал Кричев, сжёг замок со всем имуществом. После войны город начал быстро возрождаться и в марте 1664 года король Ян Казимир остался доволен состоянием замковых укреплений[1].
Начиная со второй половины XVII века, появляются письменные источники с описанием кричевского замка в виде инвентарных описаний Кричева. Первый сохранившийся инвентарь относится к 1673 году. По нему в замке имеется двухэтажное здание и несколько жилых и хозяйственных построек. В инвентаре 1682 года уже отмечена церковь Святого Николая, расположенная слева от входа, а также несколько новых построек, в том числе цейхгауз. В инвентаре 1694 года появляется строение для стрелков и тюрьма. Отмечено также, что у церкви есть звонница и указано наличие в замке старого колодца. В 1988 году во время раскопок были найдены остатки колодца[1].
В 1696 году в Кричеве была расквартирована хоругвь хорунжего Великого княжества Литовского Григория Огинского, которая начала заниматься в городе разбоем. 8 ноября началось совместное вооружённое восстание горожан и крестьян староства. Жители заняли замок и захватили пушки из которых обстреляли хоругвь. Начался жестокий бой в результате которого хоругвь была разбита, уцелевшие воины бежали из города[1].
XVIII век
Большие разорения принесла Северная война (1700—1721), особенно компания 1708—1709 годов, тогда боевые действия между русскими и шведскими войсками проходили на восточных землях Речи Посполитой. Инвентарь 1709 года отмечает уцелевшую церковь и тюрьму, все остальные постройки подверглись разрушениям. Согласно инвентарю 1720 года в замке кроме церкви, цейхгауза и нескольких отремонтированных строений, появилась новая кухня. В инвентаре 1727 года говориться о новом двухэтажном здании для губернатора и ещё одном двухэтажном здании уже для хранения зерна[1].
В 1731 году Иероним Радзивилл передал Кричевское староство в аренду своему казначею Гдалию Ицковичу, который непомерно увеличил налоги. Начались волнения крестьян. Иероним Радзивилл несколько раз передавал управление староством разным людям, но это никак не улучшало ситуацию, наоборот восстание только разрасталось. Во главе восстания встал Василий Ващила, войт деревни Селище. В конце концов Радзивилл собрал войско, которое 15 января 1744 года вошло в город и заняло замок. 18 января повстанцы так же вошли в город, к ним также присоединились горожане, они обстреляли замок из пушек и пошли на штурм. Повстанцы были разбиты и выбиты из города, восстание было жестоко подавлено[4].
Инвентарь 1747 года отмечает, что резиденция губернатора теперь одноэтажная. В последующих инвентарях нет ничего нового, лишь в инвентаре 1756 года сказано, что в замок из города перенесена конюшня[1].
В 1772 году происходит первый раздел Речи Посполитой и Кричев оказывается в составе Российской империи. Если раньше замок был форпостом на границе с русским государством, то теперь необходимость в нём отпадает — замок приходит в запустение и постепенно разрушается. Небольшой замок, окруженный палисадом и рвом, ещё стоял в Кричеве в 1780 году, но после этого кричевские укрепления в документах больше не упоминаются[2].
Современное состояние
Замок не сохранился, но само городище в довольно хорошем состоянии. На горе находится Свято-Николаевская церковь, 50 последних лет в которой служил отец Михаил Маковцов. Так же на замчище расположено несколько жилых и хозяйственных построек, колокольня, а в северо-восточной части остатки неких укреплений. В конце сентября 2015 года при осмотре руин археолог Игорь Марзалюк предположил, что это ледник (помещение для хранения запасов продовольствия) XVIII века, но более точно можно будет сказать только после археологических исследований объекта[5].
См. также
Напишите отзыв о статье "Кричевский замок"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Мяцельскі A. A. Старадаўні Крычаў: Гістарычна-археалагічны нарыс горада ад старажытных часоў да канца XVIII ст. — Мінск: Беларуская навука, 2003. — 167 с. — ISBN 985-08-0541-2.
- ↑ 1 2 3 4 5 Ткачёв М. А. Замки Беларуси. — Минск: Беларусь, 2007. — 200 с. — ISBN 978-985-01-0706-0.
- ↑ Кром М. М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV–первой трети XVI в. — М.: Квадрига, 2010. — 320 с. — ISBN 978-5-91791-028-4.
- ↑ Игнатенко А. П. Борьба белорусского народа за воссоединение с Россией (вторая половина XVII-XVIII в.). — Минск: БГУ имени В. И. Ленина, 1974. — 192 с.
- ↑ [news.belta.by/culture/view/reportazh-unikalnyj-pamjatnik-arhitektury-hvii-xviii-vekov-obnaruzhen-na-zamkovoj-gore-v-kricheve-164369-2015/ РЕПОРТАЖ: Уникальный памятник архитектуры ХVII - XVIII веков обнаружен на замковой горе в Кричеве]
Литература
- Мяцельскі A. A. Старадаўні Крычаў: Гістарычна-археалагічны нарыс горада ад старажытных часоў да канца XVIII ст. — Мінск: Беларуская навука, 2003. — 167 с. — ISBN 985-08-0541-2.
- Ткачёв М. А. Замки Беларуси. — Минск: Беларусь, 2007. — 200 с. — ISBN 978-985-01-0706-0.
Ссылки
- [www.tverdynya.ru/srednevekovyi-krichev Средневековый Кричев] на сайте «Замкі беларускай зямлі»
| ||||||
Отрывок, характеризующий Кричевский замок
Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
