Максимов, Геннадий Григорьевич
Поделись знанием:
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
| Геннадий Григорьевич Максимов | ||||
 | ||||
| Дата рождения: | ||||
|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | ||||
| Научная сфера: | ||||
| Место работы: | ||||
| Учёная степень: | ||||
| Учёное звание: | ||||
| Альма-матер: | ||||
| Научный руководитель: | ||||
| Известные ученики: |
В. О. Красовский, | |||
| Известен как: |
создатель уфимской научной школы промышленной токсикологии | |||
| Награды и премии: |
| |||
Геннадий Григорьевич Макси́мов (род. 29 марта 1940 года,[1] Уфа, БАССР, РСФСР, СССР) — советский и российский учёный, специалист по токсикологии и гигиене труда. Доктор медицинских наук, профессор, врач высшей категории. Заслуженный врач Башкирской АССР. С 1984 по 1995 гг. — заместитель директора Уфимского НИИ гигиены и профзаболеваний (ныне — Уфимский НИИ медицины труда и экологии человека Минздрава РФ) по науке. Создатель уфимской научной школы промышленной токсикологии.[2]
Содержание
Биография
Происхождение
Предки Геннадия Григорьевича по отцовской линии отличались редкостным ростом и силой; рост деда, Никонора Григорьевича, был 205 см. Согласно семейному преданию, прадеды участвовали во взятии царской армией Берлина и Парижа; за воинскую доблесть один из них был жалован земельным наделом в Симбирской губернии. В наследство деду перешло поместье, которым он распорядился необычным образом: продал и на вырученные деньги построил в Симбирске больницу, а на её территории — дом для своей семьи. В этом доме родился и воспитывался отец Г. Г. Максимова, Григорий Никонорович (1897—1957).
Г. Н. Максимов, окончивший в 1914 году двухгодичные курсы телеграфистов, начинал службу с должности младшего телеграфиста станции Симбирск. В 1931 году окончил двухгодичные курсы электромонтёров подвижных электростанций и получил назначение в Уфу. Работал начальником радиоузла железнодорожной станции Уфа; именно он впервые организовал на уфимском вокзале трансляцию объявлений по громкой связи на башкирском языке.[3]
Григорий Никонорович был грамотным специалистом и мастером на все руки. В послевоенные годы ему приходилось заниматься сложным ремонтом электрического оборудования немецкого производства, технической документации на которое в городе не было; помимо ремонта он с успехом восстанавливал утерянные электросхемы. Отцу неоднократно предлагали повышение по службе, но он всегда отказывался — боялся не столько высокой ответственности, как возможных последствий для семьи в то очень сложное время.
Мать Г. Г. Максимова, Лидия Петровна Данилова (1899—1960), также родилась в Симбирске. Семья была небогатой, но девушке сумели дать почти полное гимназическое образование. В 1915 году она получила аттестат за 9 лет учёбы, без годичного обучения домоводству. В Симбирске/Ульяновске у родителей появились на свет сыновья:
- Гена (ум. 1918) — погиб от трагической случайности в годовалом возрасте;
- Юрий (1921—1941) — солдат Красной Армии, получивший ранение и попавший в плен в первое утро Великой Отечественной войны. Был узником концлагеря, скончался от ран;
- Игорь Григорьевич (1924—1984) — штурман военно-морской авиации.[4] После демобилизации работал в системе гражданской обороны БАССР, преподавал военное дело и ГО в техническом училище нефтехимиков;
- Николай Григорьевич (1931—2013) — инженер-конструктор,[4] специалист по организации промышленной переработки и хранения зерна. Окончил Одесский институт инженеров мукомольной промышленности и элеваторного хозяйства. Работал главным инженером на элеваторах и крупозаводах Дальнего Востока, Казахстана и Башкирии, главным конструктором Уфимского витаминного завода, директором уфимского филиала института «Промзернопроект». Многие годы на общественных началах был заместителем председателя Комитета народного контроля БАССР.
Ещё дед Г. Г. Максимова, устроитель земской лечебницы Никонор Григорьевич, хотел выучить своего сына Григория на доктора, но помешало лихолетье — мировая, а затем гражданская война. В свою очередь и отец, Григорий Никонорович, всю жизнь лелеял ту же мечту — хотел, чтобы хотя бы один из детей стал врачом. И младший из пятерых сыновей, Геннадий, исполнил волю отца и деда.
Хроника профессиональной деятельности
Геннадий Григорьевич Максимов родился в Уфе 29 марта 1940 года.
- 1957: окончил среднюю железнодорожную школу № 1 г. Уфы[4] и поступил в Башкирский медицинский институт. В годы учёбы в институте занимался и получил первые результаты самостоятельной исследовательской работы в студенческих научных кружках при двух кафедрах: фармакологии (заведующая кафедрой — доцент Д. Н. Лазарева, будущий профессор, лауреат Государственной премии РФ) и патологической физиологии (заведующий кафедрой — профессор В. А. Самцов).
«...к моменту получения диплома врача-лечебника он набрал интересный материал по влиянию гипотермии на течение анафилактической реакции у собак (на кафедре патологической физиологии) и подробно изучил фармакологическое действие марьянника гребенчатого, впервые обнаружив в нем выраженные нейроплегические свойства. Каждая из выполненных работ даже по меркам прошлых лет отвечала требованиям диссертационного исследования. Но отсутствие тщеславия и своевременных подсказок наставников привело молодого исследователя на ниву сельского здравоохранения...».— Член-корреспондент РАМН И. В. Саноцкий.[2]
- 1963: окончил Башкирский медицинский институт по специальности «лечебное дело»;
- 1963—1964: заведующий врачебной амбулаторией ст. Аксёново Куйбышевской железной дороги;[4]
- 1964—1966: главный врач Кызыльской участковой больницы Альшеевского района БАССР.
«Этот период совпал с формированием токсикологической службы Башкирии для решения важнейших проблем безопасности в нефтяной, нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности. И тогда одержимая этой задачей прекрасный организатор науки, директор НИИ гигиены и профзаболеваний профессор Гайнуш Минигайсовна Мухаметова буквально вырвала меня из сельской глубинки и направила в аспирантуру».— Профессор Г. Г. Максимов.[5]
- 1966—1969: обучение в целевой аспирантуре отдела промышленной токсикологии НИИ гигиены труда и профзаболеваний АМН СССР (Москва) под научным руководством профессора И. В. Саноцкого, будущего члена-корреспондента АМН СССР / РАМН. Защитил диссертацию на соискание учёной степени «кандидат медицинских наук» на тему: «Обоснование гигиенического ограничения содержания промышленных ядов в воздухе производственных помещений по раздражающим свойством (на примере хлорангидрида трихлоруксусной кислоты)».
«Его кандидатская диссертация, по отзывам многих специалистов, включая Б. Т. Величковского, ныне академика РАМН, „тянула“ на 2-3 кандидатские. ...Большое впечатление произвела разработанная им оригинальная затравочная камера с одновременной регистрацией нескольких показателей состояния животных...».— Член-корреспондент РАМН И. В. Саноцкий.[2]
На протяжении 27 лет Г. Г. Максимов работал в Уфимском НИИ гигиены и профзаболеваний Минздрава РСФСР:
- 1969—1972: младший научный сотрудник лаборатории промышленной токсикологии;
- 1970: присвоена учёная степень «кандидат медицинских наук»;
- 1972—1973: старший научный сотрудник;
- 1973—1984: заведующий лабораторией промышленной токсикологии;
- 1984—1995: заместитель директора института по научной работе Уфимского НИИ ГиПЗ (после переименования, с 1992 года, — Уфимского НИИ медицины труда и экологии человека);
- 1990: защитил диссертацию на тему: «Система поэтапного прогнозирования опасности химических веществ в воздухе рабочей зоны на разных стадиях их разработки»; научный консультант — член-корреспондент АМН СССР И. В. Саноцкий. Присвоена учёная степень: доктор медицинских наук по специальности «Гигиена труда»;
- 1992: профессор;
- 1995—1996: главный научный сотрудник отдела токсикологии.
Своим главным учителем в науке Г. Г. Максимов по праву считает одного из виднейших советских токсикологов, профессора Игоря Владимировича Саноцкого. Их встречи иногда случались неожиданно, но и в таком случае оставляли глубокий след в профессиональной судьбе Геннадия Григорьевича:
«Жаркое уфимское лето 1970 года, июль. ...в мой кабинет неожиданно вошел Игорь Владимирович, посетивший институт во время стоянки парохода, следовавшего по туристическому маршруту «Москва-Уфа-Москва». ...Несколько минут ожидания за моим рабочим столом он использовал очень продуктивно — ознакомился с оставленными графиками и встретил меня... ошеломившей коллег фразой: «Это чрезвычайно интересно и очень важно, доктор; срочно подготовьте доклад на союзную конференцию, издание материалов я задержу; срок Вам на все 10 дней». ...позднее, в заключительном слове при закрытии этой конференции, в адрес моих маститых московских оппонентов, которым... не понравилось вторжение в их область, он, между прочим, заметил: «Вы ходите по золотой россыпи и не видите, а молодой неизвестный пока ученый, как вы говорите с периферии, открыл её и вам только осталось нагнуться и поднять». Эта фраза тогда произвела фурор. Авторитет мой возрос неимоверно быстро».— Профессор Г. Г. Максимов.[6]
Дальнейшая профессиональная деятельность профессора Г. Г. Максимова связана с преподаванием в Башкирском государственном медицинском университете:
- 1996—2005: заведующий курсом клинической токсикологии и профессиональных болезней Института последипломного образования БГМУ;
- 2005 — по настоящее время: заведующий курсом гигиены труда и профболезней ИПО БГМУ.
Научная и педагогическая работа
Научная деятельность профессора Г. Г. Максимова посвящена проблемам токсикологии, гигиены труда, профессиональной патологии и экологии. Теоретические и прикладные аспекты его научных интересов носят многоплановый характер: прогноз опасности токсикантов, кожная резорбция и комплексное действие ядов, экологическая токсикология, медицина труда. Диапазон внедрения его научных разработок простирается от проблем крупного предприятия Башкортостана до нефтехимического и энергетического комплексов России.
«За последние 30 лет под руководством и при непосредственном участии Геннадия Максимова сделано множество внедрений в оптимизацию условий труда людей, работающих в нефтяной, нефтеперерабатывающей, нефтехимической и химической промышленности».— Газета «Единая Россия. Башкортостан».[5]
Фундаментальные исследования в области избирательного действия и токсикокинетики ядов позволили профессору Г. Г. Максимову научно обосновать:
- критерий и количественную оценку выраженности избирательных свойств токсикантов и на этой основе разработать оригинальную методологию ускоренного обоснования гигиенических регламентов на допустимое содержание токсикантов в воздухе рабочей зоны;
- классификацию химических веществ по их избирательности действия, что позволяет Роспотребнадзору России публиковать в виде методических документов перечни веществ с различными специфическими свойствами — раздражающими, гонадотропными и др.;
- новые параметры токсикометрии — порог однократного действия веществ по специфическим показателям, зона специфического действия, которые вошли в международное учебное пособие по профилактической токсикологии, изданное в 1984 г. под эгидой ЮНЕП (Программы ООН по окружающей среде);
- систему прогноза опасности токсикантов, принятую на совместной научной сессии отделений профилактической медицины и медико-биологических наук РАМН (решение № 10-7/29 от 07 июня 1994);
- концепцию о физической стадии детоксикации ядов, имеющей практическую значимость в клинической токсикологии при проведении детоксикационных мероприятий;
- концепцию безопасного стажа работы в контрактной системе трудоустройства и новое научное направление в медицине труда — прогностическую профилактику.
Проведённые Г. Г. Максимовым исследования прикладного характера позволили разработать и внедрить:
- систему поэтапного прогнозирования опасности токсикантов от стадии их компьютерного конструирования до внедрения в производство (утверждена Министерством здравоохранения СССР, 1985);
- оригинальный способ моделирования зависимости «структура — действие ядов» сплайнами;
- систему токсико-гигиенического обеспечения безопасности работ в нефтяной промышленности (Минздрав РСФСР, 1983);
- гигиенические регламенты (ПДК) на допустимое содержание 18 токсикантов в воздухе рабочей зоны;
- серию устройств для оптимизации экспериментальных токсикологических исследований в области моделирования производственных условий;
- профилактические средства для пылеподавления на карьерах и укрепления грунтов при строительстве магистральных трубопроводов в условиях Западной Сибири (Г. Г. Максимов и его соавторы из УГНТУ удостоены бронзовой медали ВДНХ СССР);[5][7]
- исследовать особенность интермитирующего действия бензина БР-1 и хлористого метилена на организм работающих и обосновать методы контроля за безопасностью условий труда клейщиц на предприятиях РТИ;
«...на заводе РТИ некорректная оценка гигиенистами условий труда многие годы не позволяла профпатологам связать выраженную патологию здоровья клейщиц с производственной вредностью. Данная проблема была блестяще решена! Кстати, это решение позволило З.С. Терегуловой, ученице Геннадия Григорьевича, успешно защитить докторскую диссертацию».— Газета «Единая Россия. Башкортостан».[5]
- изучить действие новых термальных источников на курорте Янган-Тау,[8] что позволило обосновать возможность их применения и обеспечить дальнейшее функционирование «башкирской жемчужины» (заключение согласовано Минздравом СССР, 1983);
«Впервые в комплексном экспериментальном исследовании в сравнительном плане изучен характер биологического действия ранее действующего и новых термальных источников санатория „Янган-Тау“... Лишь один из трех оказался безопасным, его эксплуатация и обеспечила дальнейшее развитие курорта».— Газета «Единая Россия. Башкортостан».[5]
- научно обосновать (в соавторсте) территориальные комплексные схемы охраны природы (ТерКСОП) Западной Сибири, Оренбургского и Астраханского ТХК;
- исследовать и разработать первый регламент на окислитель ракетного топлива для космических полетов, а также первые импортные и отечественные реагенты для нефтяной промышленности;
- разработать рекомендации по предупреждению развития профессиональных раков кожи на ОАО «Стеклонит»;
- исследовать канцерогенные свойства ряда растворителей, в том числе диметилсульфоксида, который в последующем Фармакологическим комитетом Минздрава СССР был разрешён к применению в медицинской практике в качестве универсального растворителя и транспортёра, под названием «Димексид»;
- впервые доказать эффективность применения оксиметацила (антиоксидант) для профилактики интоксикаций в условиях химического производства (ПО «Химпром», г. Уфа, 1994).
Научные направления исследований Г. Г. Максимова: комплексное и кожно-резорбтивное действие ядов; гигиеническое регламентирование, моделирование и прогноз опасности токсикантов; токсикокинетика и токсикодинамика ядов. Он — автор концепции безопасного стажа работы в контрактной системе трудоустройства и нового направления в медицине труда — прогностической профилактики. Его приоритеты — в научном обосновании и разработке новых параметров токсикометрии в количественной токсикологии (порок острого специфического действия и зона специфического действия, как мера количественной оценки выраженности избирательных свойств токсикантов) и физической стадии детоксикации в токсикокинетике ядов; в разработке оригинальной методологии ускоренного обоснования гигиенических регламентов на допустимое содержание токсикантов в воздухе рабочей зоны, обладающих выраженным избирательным действием, и принципиально новой системы прогноза опасности токсикантов различной химической структурой на разных стадиях их разработки — от компьютерного конструирования до внедрения в производство, в конструировании новых типов затравочных камер для моделирования в эксперименте изолированного, комплексного и комбинированного действия ядов и разработке методов исследования избирательного действия ядов на органы дыхания.
«Я обычный труженик науки. Добросовестный, ответственный, одержимый, ориентированный на достижение поставленной задачи на основе творческой идеи, теоретически проработанной, с научным обоснованием ожидаемого прогноза. Так в СССР работали многие исследователи и добивались серьёзных успехов».— Профессор Г. Г. Максимов.[5]
Под руководством профессора Г. Г. Максимова защищены 9 кандидатских диссертаций, а при его научном консультировании — 3 докторские диссертации (Терегулова Закия Сагадатовна, 1994 г.; Овсянникова Людмила Борисовна, 2001 г.; Красовский Владимир Олегович, 2002 г.).
В качестве эксперта высшей квалификации и общественного деятеля профессор Геннадий Григорьевич Максимов внёс весомый вклад в работу ряда профессиональных организаций и советов:[9][10]
- член проблемной комиссии «Научные основы гигиены труда и профпатологии» АМН СССР (1970—1995);
- член Правления Всесоюзного научного общества токсикологов (1980—1990);
- председатель секции «Токсикология сероорганических соединений» проблемной комиссии ГКНТ СССР «Научные основы химии сероорганических соединений» (1985—1990);
- член Учёного медицинского совета Госкомитета санэпиднадзора РФ (1988—1995);
- заместитель председателя докторского диссертационного совета БГМУ (1998—2003);
- председатель итоговой государственной аттестационной комиссии на медико-профилактическом факультете БГМУ (2006—2009).
Конструкторские разработки
В период 1968[11]—1984 годов Г. Г. Максимовым сконструирован и внедрён на базе Уфимского НИИ ГиПЗ ряд видов экспериментального оборудования, не имевшего аналогов в оснащении токсикологических лабораторий СССР. Одним из особо значимых достижений автора стала универсальная затравочная камера собственной конструкции (на фото вверху слева). Это устройство впервые в практике научных исследований позволило осуществить полное моделирование вредных условий труда на производстве.[12]
Участие в работе комиссии по ликвидации последствий сброса фенола
Весной 1990 года в водопроводную систему г. Уфы попало значительное количество отходов нефтеперерабатывающих предприятий, прежде всего фенола. Для ликвидации последствий этого происшествия была образована Чрезвычайная комиссия, в состав которой включили заместителя директора Уфимского НИИ гигиены и профзаболеваний по научной работе Г. Г. Максимова.[13]
В ходе одного из заседаний комиссии был поставлен вопрос: должна ли была городская санэпидстанция контролировать содержание фенола не только в питьевой воде, но и в открытом водоеме ниже сброса промышленных стоков предприятий? Председатель комиссии адресовал этот вопрос Г. Г. Максимову, и тот твёрдо ответил: да, должна. После чего состоялась острая словесная пикировка между авторитетным учёным и руководителями СЭС, утверждавшими, что Максимов «неправильно трактует ГОСТ». Геннадий Григорьевич, не видя иного способа перевести обсуждение в конструктивное русло и наконец-то добиться решения проблемы с контролем сбросов промышленных предприятий, попросил председателя Чрезвычайной комиссии занести в протокол заседания пункт о необходимости вызова в Уфу крупнейших в стране специалистов по обсуждаемому насущному вопросу: главного государственного санитарного врача СССР А. И. Кондрусёва,[14] главного государственного санитарного врача РСФСР К. И. Акулова[15] и двух крупнейших учёных, специалистов по гигиене воды: члена-корреспондента АМН СССР Ю. В. Новикова[16] и профессора Г. Н. Красовского[17] (с 1994 — член-корреспондент РАМН).
Коллеги Геннадия Григорьевича усмехались, давая понять, что это пустая затея. Но через два дня Кондрусёв, Новиков и Красовский уже лично участвовали в очередном заседании Чрезвычайной комиссии; вслед за ними прибыла и комиссия Минздрава РСФСР. Итогом работы в Уфе ведущих специалистов-гигиенистов страны стало создание при уфимском «Водоканале» специальной лаборатории, укомплектованной новейшим оборудованием, позволяющим определять широкий спектр токсикантов.
«Вот вкратце вся история фенольной трагедии, а также история борьбы одного за истину для всех и всех против одного...»— Профессор Г. Г. Максимов.[18]
Научные труды
Профессор Г. Г. Максимов — автор более 440 научных трудов, в том числе 13 монографий, 8 изобретений и патентов, 18 рацпредложений отраслевого уровня (РСФСР), 18 гигиенических регламентов и 11 методических указаний союзного уровня внедрения, 23 учебных пособий, редактор 20 сборников научных трудов и материалов научных конференций.
В числе его основных научных работ:
Книги
- Химизация нефтегазодобывающей промышленности и охрана окружающей среды / Соавт.: Ф. Г. Мурзакаев. — Уфа, Башкирское книжное издательство, 1989. — 174 с. — ISBN 5-295-00160-1;
- Интоксикация органическими растворителями на предприятиях резинотехнических изделий (Современные подходы к оценке условий труда, диагностике, лечению и профилактике) / Соавт.: З. С. Терегулова; Академия наук Республики Башкортостан, Башкирский государственный медицинский университет. — Уфа, Гилем, 1999. — 227 с. — ISBN 5-7501-0128-2;
- Введение в количественную токсикологию (учебное пособие) / Башкирский государственный медицинский университет, Институт последипломного образования. — Уфа, БГМУ, 2006. — 148 с.;
- Уфимская школа промышленных токсикологов (сборник-проспект) / Редколлегия: Г. Г. Максимов, О. Н. Дубинина, В. А. Мышкин. — Уфа, Уфимский НИИ медицины труда и экологии человека, 2013. — 185 с.;
- Предварительные и периодические медицинские осмотры работников, занятых на тяжелых работах с вредными и опасными условиями труда (учебное пособие) / Соавт.: Ю. Г. Азнабаева; Башкирский государственный медицинский университет, Институт последипломного образования. — Уфа, БГМУ, 2013. — 129 с.
Статьи
- К вопросу о влиянии девясила высокого и зверобоя на заживление экспериментальных ран / Дикорастущие и интродуцируемые полезные растения в Башкирии. — Уфа, 1961. — 4 с. — Соавт.: Абдуллина Р.Н., Калмыков В.Н.;
- Проявление анафилактического шока при гипотермии / Тезисы докладов науч. конференции студентов мед. вузов РСФСР по проблеме «Аллергия». — М., 1962. — 2 с. — Соавт.: Калмыков В.Н.;
- Участие студентов в санитарном просвещении / Советское здравоохранение, 1963, № 1. — 3 с.;
- Марьянник — новое лекарственное растение / Вопросы рационального использования растительных ресурсов Южного Урала. — Уфа, 1963. — 4 с. — Соавт.: Кучеров Е.В., Каримова С.Г., Лазарева Д.Н., Зарудий Ф.С., Изгина Н.З.;
- О нейроплегическом действии марьянника гребенчатого / Там же. — 3 с. — Соавт.: Лазарева Д.Н., Зарудий Ф.С., Изгина Н.З.;
- О нейротропном действии марьянника гребенчатого / Фармакология и токсикология, 1966, № 2. — 3 с. — Соавт.: Лазарева Д.Н., Каримова С.Г., Зарудий Ф.С., Изгина Н.З.;
- Токсикологическая характеристика некоторых фторированных спиртов / Технич. и экономич. информация. Сер: Охрана труда и техника безопасности. Очистка сточных вод и отходящих газов в хим. промышленности. — М., НИИТЭХИМ, 1967. – Вып. 6. — 2 с. — Соавт.: Никитенко Т.К.;
- О значении соотношения величин интегрального порога острого действия и порога раздражающего действия при гигиеническом нормировании раздражающих веществ / Актуальные вопросы гигиены труда и профпатологии. Материалы конференции. — Рига, 1968. — 4 с.;
- К оценке методов определения порога раздражающего действия хлорангидрида трихлоруксусной кислоты (ХАТУ) / Материалы конференции молодых науч. работников (26—28 ноября 1968 г., Уфа). — Уфа, 1968. — 3 с.;
- Об особенностях изучения токсичности хлорангидрида трихлоруксусной кислоты / Гигиена труда и охрана здоровья рабочих в нефтяной и нефтехимической промышленности. — Уфа, 1968. — Т. 4. — 4 с.;
- Токсикологическая характеристика хлорангидрида трихлоруксусной кислоты / Технич. и экономич. информация. Сер: Охрана труда и техника безопасности. Очистка сточных вод и отходящих газов в хим. промышленности. — М., НИИТЭХИМ, 1969. — 2 с.;
- Особенности морфологических изменений внутренних органов экспериментальных животных при ингаляционном отравлении хлорангидрида трихлоруксусной кислоты / Гигиена труда и охрана здоровья рабочих в нефтяной и нефтехимической промышленности. — Уфа, 1969. — Т. 5. — 7 с. — Соавт.: Кочеткова Т.А.;
- Сравнительная оценка методов определения порога раздражающего действия хлорангидрида трихлоруксусной кислоты (ХАТУ) на мелких животных в остром опыте / Гигиена труда и проф. заболевания, 1969, № 7. — 3 с.;
- Затравочная камера с одновременной регистрацией дыхания и ЭКГ у мелких животных / Гигиена труда и проф. заболевания, 1969, № 6. — 2 с.;
- Материалы обоснования предельно допустимой концентрации хлорангидрида трихлоруксусной кислоты в воздухе производственных помещений / Гигиена труда и проф. заболевания, 1970, № 2. — 3 с.;
- К сравнительной оценке опасности и токсичности промышленных ядов с раздражающими свойствами / Актуальные вопросы гигиены труда, пром. токсикологии, профпатологии и коммун. гигиены в нефтяной и нефтехим. промышленности: Материалы к науч. конф. — Уфа, 1970. — 2 с.;
- Определение порога раздражения верхних дыхательных путей у мелких лабораторных животных / Методы определения токсичности и опасности хим. веществ. — М., Медицина, 1970. — 317 с. — Тираж 4000 экз. — 11 с.;
- Ингаляционная затравка животных / Там же. — 19 с. — Соавт.: Саноцкий И.В.;
- Устройство для затравки мелких лабораторных животных гидролизующимися соединениями / Гигиена и санитария, 1971, № 6. — 3 с.;
- О соотношениях между различными показателями, лежащими в основе обоснования предельно допустимых концентраций вредных веществ в воздухе населенных мест и в воде открытых водоемов / Научные основы соврем. методов гигиенического нормирования хим. веществ в окружающей среде. Материалы Всесоюз. конф. (21—22 окт. 1970 г.). — М., 1971. — 8 с.;
- Первичные реакции организма как основа прогнозирования опасности отравления промышленными ядами в окружающей среде / Применение математических методов для оценки и прогнозирования реальной опасности накопления пестицидов во внешней среде и организме. Материалы I Всесоюз. симпозиума. — Киев, 1971. — 5 с.;
- К вопросу о разработке ускоренных методов гигиенического нормирования промышленных ядов в воде открытых водоемов / Токсикология и гигиена продуктов нефтехимии и нефтехим. производств. Материалы Всесоюз. конференции. — Ярославль, 1972. — 3 с.;
- Научный симпозиум по гигиене, профпатологии и промышленной токсикологии в производстве синтетического каучука / Гигиена труда и проф. заболевания, 1973, № 12. — 2 с. — Соавт.: Капкаев Э.А.;
- Сравнительная оценка методов выявления раздражающего действия промышленных ядов / Токсикология новых промышленных хим. веществ. — М.: Медицина, 1973. — Вып. 13. — 11 с. — Соавт.: Иванов Н.Г., Германова А.Л., Клячкина А.М., Поздняков В.С.;
- Методические подходы к ускоренному гигиеническому нормированию промышленных ядов, обладающих раздражающим действием / Материалы съезда гигиенистов и сан. врачей. — Баку, 1975. 3 с.;
- Токсикологическая характеристика дифенилуксусной кислоты и трихлордифенилэтана — промежуточных продуктов производства гербицида дифенамида / Гигиена труда и охрана здоровья рабочих в нефтяной и нефтехим. промышленности. Сб. науч. трудов. — М., 1976. — Т. 9. — 4 с. — Соавт.: Стадник А.А.;
- Распределение, накопление и выведение хлористого метилена при поступлении его через кожные покровы / Кожный путь поступления промышленных ядов в организм и его профилактика. Сб. научных трудов. — М., 1977. — 5 с. — Соавт.: Мамлеева Н.К., Малярова Л.К.;
- Математическое моделирование зависимости ПДК для атмосферного воздуха от физико-химических констант и показателей биологического действия веществ / Актуальные вопросы экологической токсикологии. Сб. научных трудов. — Иваново, 1978. — Соавт.: Мурзакаев Ф.Г., Хакимов Б.В.;
- Характер биологического действия хлористого метилена при длительном поступлении в организм через кожные покровы / Гигиена производ. и окруж. среды в нефтяной инефтеперераб., нефтехим. и газовой промышленности. Сб. научных трудов. — М., 1979. — Т. 10. — 6 с. — Соавт.: Мамлеева Н.К., Малярова Л.К., Насыбуллин Р.А.;
- Прогнозирование предельно допустимых концентраций новых химических веществ по комплексу показателей с помощью сплайнов / Гигиена и санитария, 1980. — 4 с. — Соавт.: Мурзакаев Ф.Г., Хакимов Б.В.;
- Материалы экспериментального обоснования предельно допустимого уровня загрязнения кожных покровов бензином растворителем «Галоша» / Гигиена и санитария, 1981, № 10. — 3 с.;
- Распределение, накопление и выведение бензина БР-1 из организма при всасывании его через кожные покровы / Гигиена производ. и окруж. среды, охрана здоровья рабочих в нефтедоб. и нефтехим. промышленности. Сб. научных трудов. — М., 1981. — 5 с.;
- К вопросу о бластомогенной активности диэтиленгликоля, триэтиленгликоля и сульфолана / Профессиональный рак. Сборник научных трудов. — М., 1981. — Выпуск 2. — 3 с. — Соавт.: Терегулова О.В., Гилев В.Г., Губайдуллин Р.М., Пылев Л.Н.;
- Экспериментальное обоснование предельно допустимого уровня загрязнения кожи хлористым метиленом / Гигиена труда и проф. заболевания, 1982, № 5. — 3 с.;
- Прогнозирование ориентировочных безопасных уровней воздействия новых химических веществ в воздухе рабочей зоны по комплексу показателей с помощью многомерных сплайнов / Деп. ВНИИМИ, № Д-4953, 1982. — 9 с. — Соавт.: Хакимов Б.В.;
- Состояние и перспективы развития проблемы ускоренного гигиенического регламентирования вредных факторов окружающей среды / Материалы 1 Всесоюз. конференции по комплексным проблемам гигиены (Киев, 7—9 сент. 1982). — М., 1982. — 4 с. — Соавт.: Красовский В.О., Иванов Н.Г., Жолдакова З.И. и др.;
- Использование алгоритма ОКАС для конструирования малотоксичных соединений / Химические средства защиты. Тезисы докладов к Всесоюз. конф. по ХСЗР. — Уфа, 1982. — 3 с. — Соавт.: Соломинова Т.С., Парамонов Ю.С.;
- Опыт оперативного сбора и обработки на ЭВМ научно-медицинской и биологической информации / Гигиена труда и охрана здоровья рабочих в нефтегазодоб. и нефтехим. промышленности. Сб. научных трудов. — М., 1982. — 5 с. — Соавт.: Хакимов Б.В.;
- Прогнозирование токсичности органических соединений по их инфракрасным спектрам / Там же. — М., 1982. — 5 с. — Соавт.: СоломиноваТ.С., Семенова В.А., Апляев Н.А.;
- Применение методов распознания образцов для прогнозирования ОБУВ химических веществ / Гигиена и проф заболевания. — 1983, № 9. — 2 с. — Соавт.: Соломинова Т.С., Семенова В.А.;
- Морфофункциональное состояние форменных элементов крови крыс, подвергавшихся различным вариантам комплексного и изолированного воздействия бензином БР-1 / Гигиена и проф заболевания, 1983, № 12. — 4 с. — Соавт.: Осипова Л.Г.;
- Научные основы ускоренных методов обоснования санитарных стандартов в СССР / Принципы и методы установления ПДК вредных веществ. Сб. науч. трудов. — М., 1983. — 5 с. — Соавт.: Иванов Н.Г., Сидоров К.К.;
- Исследование бластомогенных свойств диэтиленгликоля / Деп. ВНИИТИ, № 6801-83, 15.12.1983. — 17 с. — Соавт.: Терегулова О.В., Пылев Л.Н., Гилев В.Г., Губайдуллин Р.М.;
- Прогнозирование острой токсичности органических соединений на основе методов распознования образцов / Химико-фармацевтич. журнал, 1984, № 2. — 8 с. — Соавт.: Соломинова Т.С., Семенов В.А.;
- Экспериментальное исследование изолированного и комплексного действия бензина БР-1 на уровне санитарных стандартов в различных объектах внешней среды / Гигиена труда и проф. заболевания, 1984, № 3. — 4 с. — Соавт.: Буренко Г.Н., Ибатуллина Р.Б.;
- Исследование бластомогенных свойств диметилсульфоксида / Гигиена труда и профзаболевания, 1984, № 5. — 2 с. — Соавт.: Терегулова О.В., Пылев Л.Н., Гилев В.Г., Губайдуллин Р.М.;
- Гигиена труда, состояние здоровья и охрана окружающей среды при добыче нефти и газа в химической и нефтехимической промышленности / Материалы VI Всероссийского съезда гигиенистов и санитарных врачей. — М., 1985. — 7 с. — Соавт.: Егоров Ю.Л., Благодатин В.М.;
- Токсикологическая характеристика присадок тиомола-С, БМА-5, ПДП-2, моторного масла М-16Г2С, ингибитора марок С и К и смазки СЭДА / Гигиена и санитария, 1985, № 5. — 2 с. — Соавт.: Терегулова О.В.;
- Перспективы использования природных факторов курорта Янган-Тау для лечения работающих в нефтяной и нефтехимической промышленности / Вопросы курортологии в Башкирии. Материалы научно-практич. конференции. — Уфа, 1985. — 4 с. — Соавт.: Карамова Л.М.;
- Токсичность и опасность ряда химических реагентов / Гигиена и санитария, 1986, № 1. — 2 с. — Соавт.: Галиев М.А., Булгаков Р.Г., Мухутдинова Р.М.;
- Система поэтапного прогнозирования безопасных уровней воздействия химических веществ / Прогнозирование безвредных уровней и содержания химических веществ в воздухе рабочей зоны. Сб. научных трудов под ред. И. В. Саноцкого. — М., 1986. — 19 с.;
- Депонирование и элиминация хлористого метилена при различных способах изолированного и комплексного воздействия на организм / Деп. ВНИИМИ, 9.06.87, № 4148-В.87. — 31 с. — Соавт.: Малярова Л.К., Ларионова Т.К.;
- Классификация химических веществ применительно к задаче математического прогнозирования ОБУВ / Гигиена производств и окружающей среды, охрана здоровья рабочих в нефтегазодоб., нефтехим. промышленности. Сб. научных трудов. — М., 1987. — 4 с. — Соавт.: Хакимов Б.В.;
- Сравнительная прогностическая значимость ряда физико-химических и биологических показателей для ускоренного обоснования гигиенических нормативов / Ускоренные методы санитарно-гигиенического нормирования вредных веществ в воздухе рабочей зоны. Тезисы докл. Всесоюз. конф. вредных веществ в воздухе рабочей зоны. — Ереван, 1988. — 2 с.;
- Опыт использования интегральных сплайн-моделей для прогнозирования ОБУВ и обоснование ПДК в воздухе рабочей зоны соединений гомологического ряда гликолей / Гигиена производств и окружающей среды, охрана здоровья рабочих в нефтедоб. и нефтехим. промышленности. Сб. научных трудов. — М., 1989. — 6 с. — Соавт.: Ларионова Т.К., Коршун М.Н., Вербилов А.А. и др.;
- Опыт работы Уфимского НИИ гигиены труда и профзаболеваний в новых экономических условиях / Гигиена труда и профзаболеваний, 1990, № 5. — 3 с. — Соавт.: Карамова Л.М.;
- Клинико-гигиеническое обоснование индивидуальных санитарно-защитных зон для крупных газохимических комплексов / Гигиена производственной и окружающей среды, охрана здоровья рабочих в нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышл. Сб. научн. трудов. — М., 1990. — 5 с. — Соавт.: Репина Э.Ф.;
- Профилактическая токсикология, задачи и перспективы / Матер. VII Всерос. съезда гигиенистов и сан. врачей. Сб. научн. тр. — М., 1991. — 4 с. — Соавт.: Рязанова Р.А., Кацнельсон Б.А. и др.;
- Система поэтапного прогнозирования опасности химических веществ в воздухе рабочей зоны на разных стадиях их разработки / Гигиена производственной окружающей среды, охрана здоровья рабочих в нефтегазодобывающ. и нефтехимической промышленности. Сб.научн.трудов. — М., 1992. — 17 с.;
- Основные критерии проявления экологической патологии в связи с глобальным загрязнением диоксинами / Здравоохранение Башкортостана, 1993, № 4. — 4 с. — Соавт.: Булатова Ф.Д.
- Охрана почв / Концепция охраны окруж. среды и рацион. использов. природных ресурсов РБ. — Уфа, 1993. — 3 с.;
- Влияние экологических факторов на состояние здоровья населения Республики Башкортостан / Государственный доклад о состоянии окруж. среды РБ в 1992 году. — Уфа, 1993. — 15 с. — Соавт.: Минин Г.Д.;
- Биологическое действие нефти, основных продуктов её трансформации и веществ, используемых при её добыче и переработке / Нефть и здоровье, часть I. — Уфа, 1993. — 23 с.;
- Сернистые соединения горючих ископаемых и гигиенические проблемы (английский язык) / Транспорт, хранение и переработка меркаптансодержащих нефтей и газоконденсантов. Записки научно-технической конференции. Казань, 26—28 окт., 1993. — Лондон, 1994. — 10 с. — Соавт.: Уждавини Э.Р.;
- Проблема защиты населения от сверхопасных веществ / Диоксины: экологич. проблемы и методы анализа. Материалы конференции от 13—17 февр. 1995. — Уфа, 1995 г. — 7 с. — Соавт.: Саноцкий И.В., Халепо А.И.;
- Оценка загрязнения пестицидами и нитратами пищевых продуктов, входящих в рацион питания жителей Уфы / Экологогигиенические проблемы уральского региона: Материалы докладов научно-практич. конф., посвящ. 40-летию Уфимск. НИИ МТ и ЭЧ (10—13 окт.1995 г.). — Уфа, 1995 г. — 7 с. — Соавт.: Баранова Л.В. и др.;
- Возможность применения оксиметацила в качестве антиоксиданта для профилактики интоксикаций в условиях производств и экологически неблагополучных регионов / Медицина труда и производствен. экология, 1995, № 12. — С. 14–17. — Соавт.: Чурмантаева С.Х., Тимашева Г.В., Макарьева Л.М.;
- Организационные проблемы химической безопасности в переходный период к рыночной экономике / Будущее нации. Основные принципы новой социальной и экологической политики, пути преодоления демографического кризиса. Научно-практич. конференция. — М., Федеральное собрание Российской Федерации, 1995. — 5 с.;
- Предварительная оценка опасности полупродуктов синтеза душистых веществ и инсектицидов / Башкирский химический журнал, 1996, т. 3, № 4. — 6 с. — Соавт.: Соломинова Т.С., Тюрина Л.А. и др.;
- История становления и развитие токсикологической службы в Республике Башкортостан / Здравоохранение Башкортостана, 1996, № 2—3. — 4 с. — Соавт.: Терегулова З.С. и др.;
- Концепция прогноза опасности токсикантов / Вестник Российской академии медицинских наук, 1996, № 5. — 4 с.;
- Теория и практика предельно допустимых концентраций / VIII съезд Всероссийского общества гигиенистов и санитарных врачей. Материалы докладов. — М., 1996. — 2 с.;
- Содержание хлорированных диоксинов и дибензофуранов в пищевых продуктах Республики Башкортостан, Россия (английский язык) / Международный симпозиум по диоксинам. — Голландия, 1996. — 4 с. — Соавт.: Хамитов Р.З., Симонова Н.И., Майстренко В.Н.;
- Токсикология / Башкортостан. Краткая энциклопедия. — Уфа, Научное изд-во «Башкирская энциклопедия», 1996. — 1 с.;
- Загрязнение вредными веществами кожных покровов работающих нефтехимических производств / Эколого-гигиенические проблемы уральского региона: материалы докладов II российской научно-практической конференции. 28—29 мая 1997 г. — Уфа, 1997. — С. 110—112. — Соавт.: Каримова Л.К., Ларионова Т.К., Косолапова Н.Д.;
- Этапы развития токсикологической службы в РБ / Актуальные проблемы токсикологии и методы детоксикации организма. Материалы 1-й республиканской научно-практической конференции, 18—19 декабря 1997 г. — Уфа, 1997. — 8—11 с. — Соавт.: Терегулова З.С.;
- Проблемы детоксикации организма в экологически неблагополучных регионах и биологически активные пищевые добавки / Там же. — 3 с. — Соавт.: Кильдебекова Р.Н., Максимова Ю.Г., Лаврентьев Ю.А., Биктимирова Г.А., Ермолаев Е.Н.;
- Экологическая и санитарно-гигиеническая обстановка в г. Уфе в период загрязнения питьевой воды фенолом и другими токсикантами в 1990 году (ретроспективный анализ) [сообщение 5] / Там же. — 3 с. — Соавт.: Терегулова З.С., Турьянов А.Х., Загидуллин Ш.З.;
- Эпидемиологическая характеристика некоторых параметров состояния здоровья и заболеваемости населения г. Уфы в ближайший период после техногенной аварии на ПО «Химпром» (сообщение 4) / Там же. — 2 с. — Соавт.: Тимербулатов В.М., Турьянов А.Х., Хисамутдинов Р.А., Загидуллин Ш.З.;
- Характеристика населением Кировского района г. Уфы органолептических свойств воды после 20 марта 1990 года и оценка приоритетов по её употреблению (сообщение 2) / Там же. — 4 с. — Соавт.: Загидуллин Ш.З., Турьянов А.Х., Терегулова З.С.;
- Проблемы загрязнения окружающей среды глобальными и региональными экотоксикантами / Там же. — 6 с. — Соавт.: Максимова Ю.Г.;
- Ретроспективный анализ экологической и санитарно-гигиенической обстановки в г. Уфе в период загрязнения питьевой воды фенолом и др. токсикантами в 1990 г. / Здравоохранение Башкортостана, 1997, № 5. — 4 с. — Соавт.: Турьянов А.Х., Загидуллин Ш.З., Минин Г.Д., Терегулова З.С.;
- Эффективность лечения работников АО «Уфанефтехим» на курорте Янган-Тау / Актуальные вопросы курортологии и физиотерапии: Материалы к межрегион. научно-практ. конф., посвящ. 60-летию курорта Янган-Тау. Под общей редакцией проф. Загидуллина Ш.З. — Уфа, 1997. — 79 с. — Соавт.: Хунафин С.Н., Галлямова И.Н., Максимова Ю.Г.;
- Приоритеты курорта Янган-Тау в реабилитации здоровья рабочих нефтяной и нефтехимической промышленности / Актуальные вопросы курортологии и физиотерапии: Материалы к межрегиональной научно-практической конференции, посвященной 60-летию курорта Янган-Тау. Под общей редакцией проф. Загидуллина Ш.З. — Уфа, 1997. — 2 с.;
- Комплексное решение экологических проблем Башкортостана в пространственно-временном единстве / Труды Межд. форума по проблемам науки, техники и образования, 7—11 дек. 1998 г., Москва, Россия. Под ред. В.П. Савиных, В.В.Вишневского. — М., 1998. — 25 с. — Соавт.: Старова Н.В., Терегулова З.С., Борисова Н.А., Абдрахманов Р.Ф., Салихов Д.Н., Мукатанов А.Х. и др.;
- Стереотипы экологического мышления жителей различных районов северо-восточного региона Башкортостана / Психология на службе республики Башкортостан. Сборник материалов. Региональная научно-практическая конференция, г. Стерлитамак, 23—25 апреля 1998 г. — Стерлитамак, 1998. — Соавт.: Белан Л.Н., Максимова Ю.Г.;
- Некоторые вопросы изучения связи между строением химических соединений и их действием на репродуктивную функцию и эмбриогенез / Токсикологический вестник, 1999, № 2. — 5 с. — Соавт.: Зулькарнаев Т.Р., Соломинова Т.С., Тюрина Л.А., Еникеев Д.А.;
- Оценка сельским населением экологического состояния северо-восточного региона Башкортостана по данным социологических исследований / Башкирский экологический вестник, 1999, № 1 (4). — 5 с. — Соавт.: Белан Л.Н., Максимова Ю.Г.;
- Вредное воздействие растворителей на организм и проблемы их гигиенического регламентирования / Интоксикация органическими растворителями на предприятиях резинотехнических изделий. — Уфа, Издат. «Гилем», 1999. — 78 с.;
- Комплексная оценка антропотехногенного воздействия на здоровье населения нефтехимического региона / Региональные проблемы профилактической медицины. Международная конференция. Великий Новгород, Россия. 20—23 сентября 1999 г. — Материалы конфер., Великий Новгород, 1999. — 1 с. — Соавт.: Овсянникова Л.Б.;
- Влияние промышленных выбросов с учетом их класса опасности на здоровье населения / Международная научно-практическая конференция «Загрязнение окружающей среды и здоровье населения», 28—29 сентября 1999 г. — Смоленск, 1999. — 1 с. — Соавт.: Овсянникова Л.Б.;
- Экологическое образование и ориентация сельского населения Башкортостана / Всероссийская научная конференция с международным участием «Актуальные проблемы профилактики неинфекционных заболеваний». Тезисы докладов, том 2. Москва, 26–27 октября 1999. — 1 с. — Соавт.: Терегулова З.С.;
- К обоснованию основных критериев профессионального риска и безопасного стажа работы операторов получения непрерывной нити стекловолокна на АО «Стеклонит» / Гигиена труда, окружающей среды, профилактика профессиональной и общей заболеваемости в ведущих отраслях промышленности. Материалы респуб. научно-практич. конфер., посвященной 70-летию центра. — Екатеринбург, 1999. — 3 с. — Соавт.: Гильманов Ш.З., Красовский В.О., Хисматуллина З.Р., Бурханова Н.Р.;
- Применение биологически активных пищевых добавок в экологически неблагоприятных регионах / Новое поколение биорегуляторов в программе «Здоровье и долголетие»: семинар-конференция, 29—30 января 1999. — Уфа, 1999. — 3 с. — Соавт.: Кильдебекова Р.Н., Лаврентьев Ю.А., Максимова Ю.Г.;
- Концепция применения пищевых добавок / Там же. 3 с. — Соавт.: Максимова Ю.Г.;
- Оценка состояния здоровья населения отдельных территорий Республики Башкортостан в связи с экогеохимической обстановкой / Здравоохранение Башкортостана, 2000, № 1—2. — 7 с. — Соавт.: Терегулова З.С., Магжанов Р.В., Борисова Н.А., Ахмадеева Э.К., Хуснутдинова Э.К., Каримова Л.И., Бадретдинов Р.Р.;
- Оценка состояния здоровья населения отдельных территорий Республики Башкортостан в связи с экологической обстановкой / Здравоохранение Башкортостана, 2000, № 12. — 7 с. — Соавт.: Терегулова З.С., Магжанов Р.В., Борисова Н.А., Ахмадеева Э.К., Хуснутдинова Э.К., Каримова Л.И., Бадретдинов Р.Р.;
- О гигиенической значимости токсико-химических исследований на предприятиях с высокотемпературными технологиями / Гигиена: Прошлое, настоящее, будущее. Научные труды федерального научного центра гигиены им. Ф. Ф. Эрисмана. Вып. 1. / Под ред. акад. РАМН, проф. А.И. Потапова. — М., 2001. — 3 с.;
- Профессиональная заболеваемость женщин в Республике Башкортостан в конце ХХ века / Актуальные проблемы материнства в медицине труда. Материалы докладов Российской научно-практической конференции; 22—23 ноября 2001 г. — Уфа, 2001. — 7 с. — Соавт.: Попков А.М., Бакиров А.Б., Красовский В.О., Ахметшина В.Т., Азнабаева Ю.Г.;
- Методология применения БАД к пище в профилактике экопатологии и реабилитации здоровья населения / Среда обитания и здоровье населения. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — Оренбург, 2001. — Т. 2. — 2 с. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г.;
- Экология, здоровье населения — биологически защитная роль питания / Сохранение здоровья и профилактика заболеваний: рациональное питание, нутриенты. Сборник докладов республиканской конференции-семинара. Под редакцией Р. Ш. Магазова. — Уфа, 2002. — 10 с. — Соавт.: Терегулова З.С., Борисова Н.А., Старова Н.В., Терегулов Б.Ф., Малиевский О.А.;
- Исследование антиоксидантных свойств в растительных сборах / Нетрадиционные природные ресурсы, инновационные технологии и продукты. Сборник научных трудов, вып. 6. — М.: РАЕН, 2002. — 8 с. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г., Фаархутдинов Р.Р., Гордеев М.В.;
- Профилактическая эффективность тиетазола и оксиметилурацила при воздействии хлорфенолов / Медицина труда и промышленная экология, 2002, № 5. — 4 с. — Соавт.: Ибатуллина Р.Б., Мышкин В.А., Сергеева С.А., Симонова Н.И., Бакиров А.Б.;
- Влияние фитосборов и физической нагрузки на свободно радикальные процессы / Эфферентная терапия, 2002, т. 8, № 2. — 4 с. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г., Фархутдинов Р.Р.;
- Растительные антиоксиданты и экспериментальный психофизический стресс / Нетрадиционные природные ресурсы, инновационные технологии и продукты. Сборник научных трудов, вып. 6. — М., РАЕН, 2002. — 345 с. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г., Фархутдинов Р.Р.;
- Актуальные вопросы практического здравоохранения г. Уфы. Тезисы докладов научно-практической конференции / Научный редактор: проф. Г. Г. Максимов. — Уфа, 2002. — 232 с.;
- Research of antioxidant activity of dietary supplements. Internation conference reactive oxygen and nitrogen species, antioxidants and human health / Smolensk, Russia, 22—25 september 2003. — Work collection. — 181 s. — Ccoauthors: Aznabaeva Yu.G., Farkhutdinov R.R.;
- Энтеросорбционная и дезинтоксикационная терапия токсических гепатопатий токсико-химической этиологии / 2-й съезд токсикологов России. Тезисы докладов. — 10—13 ноября 2003 г. — Москва, 2003. — 2 с. — Соавт.: Газизова Р.Р., Терегулова З.С., Аскарова З.Ф.;
- Парадоксальные эффекты в токсикологии и их прикладные аспекты / Гигиена производственной и окружающей среды, охрана здоровья рабочих в нефтегазодобывающей и нефтехимической промышленности. Сборник научных трудов под ред. А.Б. Бакирова. — Уфа, 2004. — Т. 23. — 5 с.;
- Прогноз безопасного стажа работающих как новая форма первичной профилактики профессиональных и производственно-обусловленных заболеваний / Биологические и социально-экономические основы формирования здоровья населения Республики Башкортостан. Сборник докладов Республиканской межведомственной научно-практической конференции — семинара. Под редакцией Р.Ш. Магазова. — Уфа, 2003. — 10 с. — Соавт.: Красовский В.О.;
- Космоэнергетика и медицина: реалии и перспективы / Человек и космос, 2004, № 9. — 5 с. — Соавт.: Багиров Э.М.;
- Физиолого-гигиеническая диагностика безвредного стажа по условиям труда / Под научной редакцией д. м. н., проф. Г.Г. Максимова. — Уфа, 2003. — 235 с. — Соавт.: Красовский В.О.;
- Медико-гигиенические аспекты здоровья сельского населения / ГУП РБ «Нефтекамская городская типография», 2005. — 128 с. — Соавт.: Шарафутдинов А.Я., Мустафин Р.М., Шарафутдинова Н.Х.;
- Исследование безопасности воздействия на организм минеральных паров и их конденсата курорта Янган-Тау по токсикологическим критериям / Всероссийская научно-практическая конференция с международным участием «Современные проблемы медицины труда». Материалы конференции, Уфа, 2005. — 3 с. — Соавт.: Дубина О.Н., Бадретдинов Р.Р., Азнабаева Ю.Г.;
- Экология и гигиена энергоинформационного обмена / Материалы II междун. конгресса, Душанбе, 2006. — С. 110—116. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г.;
- Биологическое поле человека как объект научного исследования и пользования в народном целительстве / Там же, с. 98—109. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г.;
- Комплексная проблема физического и духовного очищения как основа эффективного лечения в официальной и традиционной медицине / Там же, с. 116—120. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г.;
- Народное целительство как источник новаций современной медицинской практики / Общественное здоровье и здравоохранение ХХI века / Материалы Российской научно-практич. конференции. — Уфа, 2006. — С. 183—192. — 10 с.;
- Гигиена / Башкирская энциклопедия, т. 2. — Уфа, 2007. — С. 281—282. — Соавт.: Терегулова З.С.;
- Прогноз безопасного стажа работы на основе новой методологии моделирования производственных условий и оценки суммарного влияния на организм комплекса вредных факторов / Медицинский вестник Башкортостана, 2007, № 3—4. — С. 47—52. — Соавт.: Красовский В.О., Азнабаева Ю.Г., Абдрахманова Е.Р., Газизова И.Р.;
- Биоэлектрография в медицине и биологии: реальность и перспективы / Медицинский вестник Башкортостана, 2008, № 1. — С. 74—79. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г., Бутаев З.И.;
- Физиолого-гигиеническая диагностика «безвредного» стажа работы индивидуума в комплексной оценке условий труда / Вестник Тверского гос. университета. Научный журнал, серия «Биология и экология», 2008, № 7 (67). С. 46—52. — Соавт.: Красовский В.О., Азнабаева Ю.Г.;
- О физиологической значимости энергетических изменений, выявляемых методом газоразрядной визуализации биоэлектрографии / Наука. Информация. Сознание. XII междунар. научный конгресс по ГРВ биоэлектрографии: тезисы докладов. — Санкт-Петербург, 2008. — С. 65—67. — Соавт.: Азнабаева Ю.Г., Бутаев З.И.;
- Гигиеническая оценка внутришкольной среды в средних общеобразовательных учреждениях при традиционной и инновационной формах обучения в условиях мегаполиса (на примере Уфы) / Профилактическая медицина, 2010, № 2. — С. 19—22. — Соавт.: Тимербулатов И.Ф., Зулькарнаев Т.Р., Тимербулатов Р.Ф.;
- Токсикология / Башкирская энциклопедия. — Т. 6. — 2010. — 1 с.;
- Токсины / Башкирская энциклопедия. — Т. 6. — 2010. — 1 с.;
- Двадцатилетний мониторинг заболеваемости бронхолегочной патологией в Республике Башкортостан / Здравоохранение и социальное развитие Башкортостана, спецвыпуск, 2010. — С. 23—28. — Соавт.: Азнабаева Ю. Г., Питюк А.Н.;
- Заболеваемость взрослого населения Республики Башкортостан бронхиальной астмой в районах с нефтехимической и нефтедобывающей промышленностью / Здравоохранение и социальное развитие Башкортостана, спецвыпуск № 3, 2011. — С. 62—65. — Соавт.: Азнабаева Ю. Г., Загидуллин Ш.З., Зулкарнеев Р.Х., Питюк А.Н.;
- Медико-правовые новации в организации и проведении предварительных и периодических медицинских осмотров / Здравоохранение и социальное развитие Башкортостана, 2012, спецвыпуск № 1. — С. 150—157. — Соавт.: Азнабаева Ю. Г.;
- Предварительные и периодические медицинские осмотры работников, занятых на тяжелых работах и с вредными и опасными условиями труда / Учебное пособие. — БГМУ, Уфа, 2012. — 137 с. — Соавт.: Азнабаева Ю. Г.;
- Промышленная экология. Антропогенное воздействие токсикантов на окружающую среду / Промбезопасность — Приуралье, 2012, № 7. — С. 25—29. — Соавт.: Трубникова Л.И.;
- Профессиональные гигиенические риски на производстве / Промбезопасность — Приуралье, 2012, № 11. — С. 21—23. — Соавт.: Азнабаева Ю. Г. Красовский В.О.;
- Профессиональные заболевания, обусловленные воздействием производственной пыли (терминология, классификация пыли, классификация пневмокониозов). Силикоз / Промбезопасность — Приуралье, 2013, № 3. — С. 18—20. — Соавт.: Гимранова Г.Г. Азнабаева Ю.Г.;
- Уфимская школа промышленных токсикологов / Уфа, 2013. — 186 с. — Соавт.: Бакиров А.Б.
Авторские свидетельства и патенты
- Вспучивающая добавка в глинистое сырье для производства керамзита. Авторское свидетельство СССР № 833772. Опубликовано 30.05.81. Бюллетень № 20. Соавт.: Онацкий С.П., Ольков П.Л., Гильманов Х.Г. и др.;
- Вяжущее для укрепления грунтов. Авторское свидетельство СССР № 866045. Опубликовано 23.09.81. Бюллетень № 35. Соавт.: Мурзаков Р.М, Гимаев Р.Н., Бабин Л.А. и др.;
- Вспучивающая добавка в глинистое сырье для производства керамзита. Авторское свидетельство СССР № 897750. Опубликовано 15.01.82. Бюллетень № 2. Соавт.: Ольков П.Л., Гильманов Х.Г., Гимаев Р.Н. и др.;
- Пылесвязывающее средство против пылеобразования на карьерных автодорогах в зимний период. Авторское свидетельство SU № 1071761 А. Опубликовано 07.02.84. Бюллетень № 5. Соавт.: Ольков П.Л., Зиновьев А.П., Махов А.Ф. и др.;
- Профилактическое средство против смерзания и примерзания сыпучих материалов к транспортному оборудованию. Авторское свидетельство SU № 1096271 А. Опубликовано 07.06.84. Бюллетень № 21. Соавт.: Зиновьев А.П., Ольков П.Л., Буренко Г.Н. и др.;
- Вяжущее для укрепления грунтов. Авторское свидетельство SU № 1100298 А. Опубликовано 30.06.84. Бюллетень № 24. Соавт.: Мурзаков Р.М., Ведерникова Т.Г., Ахметов С.А. и др.;
- Способ получения пластификатора поливинилхлорида. Авторское свидетельство № 1198906. Соавт.: Куковицкий М.М., Рахимов М.Г., Хайруллин Р.Н. и др.;
- Установка для обработки озоном жидкости. Патент RU № 2006485. Дата публикации: 30.01.1994. Соавт.: Ю. М. Юмагузин, Б. К. Сушко.
Признание
- Почётный диплом I степени на студенческой конференции вузов Поволжья (Куйбышев, 1961);
- Почётный диплом I степени на Всероссийской конференции молодых учёных по проблеме «Аллергия» (Москва, 1962);
- Знак «Победитель социалистического соревнования» (1978);
- Отличник здравоохранения СССР (1980);
- Знак «Ударник XI пятилетки СССР (1983);
- Бронзовая медаль ВДНХ СССР (1985);
- Заслуженный врач БАССР (1986);
- Медаль «Ветеран труда» (1990);
- Золотой диплом Академии наук о Земле (1998) — за выявление в рамках научной программы АН РБ неблагоприятных для проживания населения геохимических условий северо-восточного региона Башкортостана.[5]
Семья, досуг
Жена Геннадия Григорьевича, Наталья Николаевна Максимова (девичья фамилия — Потёмкина; род. 1944 в Улан-Удэ), окончила Московский экономико-статистический институт, экономист и бухгалтер. Многие годы проработала на Уфимском приборостроительном заводе (ранее — завод п/я № 40, ныне ОАО «Уфимское приборостроительное производственное объединение»).
У супругов две дочери. Старшая, Лидия Геннадьевна Максимова (род. 1969 в Уфе) — экономист, окончила УГАТУ.
Традиции семьи в области медицины продолжает младшая дочь, Юлия Геннадьевна Азнабаева (Максимова; род. 1974 в Уфе) — терапевт, клиницист и учёный. В 1997 году она с отличием окончила лечебный факультет Башкирского государственного медицинского университета. В 1998—2003 гг. обучалась в клинической ординатуре при БГМУ по специальности «терапия». В 2002 году защитила диссертацию по теме «Влияние растительных сборов на состояние свободнорадикального окисления в норме и при физической нагрузке». С 2003 года по настоящее время — сотрудница кафедры пропедевтики внутренних болезней БГМУ, отвечает за учебно-методическую работу на кафедре. Кандидат медицинских наук, доцент. Автор и соавтор более 60 публикаций. Работает над докторской диссертацией.[19]
Зять, Альберт Айратович Азнабаев (род. 1974), окончил Башкирский государственный университет по специальности «физика и радиоэлектроника». Два внука, Тимур (род. 1999) и Руслан (род. 2004), учатся в школе.
В дополнение к основной врачебной специальности Геннадий Григорьевич Максимов глубоко изучает вопросы народной медицины и биоэнергетики. В свободное время занимается работой в саду, увлекается сбором грибов. В качестве хобби профессор овладел мастерством плетения корзинок из корней ивы.
Интересные факты
Спецнабор
В истории Башкирского государственного медицинского института курс, на котором учился Г. Г. Максимов (поступившие в 1957 и окончившие обучение в 1963 году) занимает особое положение. Из 324 зачисленных в вуз студентов только медалистов было 118 человек — это униакльный показатель. Для поступающих на общих основаниях конкурс был более 40 человек на одно место.
В июне 2013 года состоялась юбилейная встреча, посвящённая 50-летию со дня окончания института. Президентом оргкомитета мероприятия был профессор Г. Г. Максимов.[20][21]
Казанский акцент
В самом начале профессиональной деятельности Г. Г. Максимов работал в Альшеевском районе БАССР. На территории Кызыльского врачебного участка в с. Уразметово компактно проживали татары.
«Женщины в возрасте старше 40-45 лет не понимали ни одного слова по-русски. ...Средний медперсонал, будучи коренными жителями, также не понимали ни по-татарски, ни по-башкирски. ...Пришлось овладевать самому. Примерно через пару недель я мог уже изъясняться с пациентами по-татарски, и как многие говорили — довольно неплохо. Со временем выговор даже смахивал на казанский акцент...».— Профессор Г. Г. Максимов.[22]
Заранее не поздравляют
«Заранее не поздравляют» — это общепринятое правило было нарушено министром здравоохранения Российской Федерации, за неделю до юбилея Г. Г. Максимова выпустившим официальный приказ:
«Исполняется 50 лет со дня рождения и 25 лет врачебной, научной, организаторской и общественной деятельности заместителя директора по научной работе Уфимского научно-исследовательского института гигиены и профзаболеваний, доктора медицинских наук, заслуженного врача Башкирской АССР Максимова Геннадия Григорьевича... Сердечно желаю Геннадию Григорьевичу крепкого здоровья, большого личного счастья и творческих успехов на благо человека».— Министр здравоохранения РСФСР А. И. Потапов.[23]
И в данном случае народное правило самым убедительным образом «сработало»: ведь именно утром в день рождения Г. Г. Максимова началась известная эпопея, связанная с попаданием фенола в уфимский водопровод. По окончании рабочего дня многочисленные гости собрались за праздничным столом, а юбиляр ...участвовал в первом заседании городской Чрезвычайной комиссии.[24]
См. также
- Башкирский государственный медицинский университет;
- [www.niimt.ru/ Официальный сайт ФГБНУ «Научно-исследовательский институт медицины труда»] (в прошлом — НИИ гигиены труда и профзаболеваний АМН СССР);
- [uniim.rospotrebnadzor.ru/ Официальный сайт ФБУН «Уфимский НИИ медицины труда и экологии человека»];
- З. С. Терегулова. Клиника, диагностика и система профилактики хронической интоксикации комплексом углеводородов (на примере предприятий резино-технических изделий). Диссертация на соискание учёной степени д. м. н. / Москва, 1994. – 131 с.;
- [leb.nlr.ru/edoc/209202/Концептуальное-обоснование-критериев-здоровья-социально-гигиенического-мониторинга-в-городе-с-нефтеперерабатывающей Л. Б. Овсянникова. Концептуальное обоснование критериев здоровья социально-гигиенического мониторинга в городе с нефтеперерабатывающей, нефтехимической и химической промышленностью. Автореферат диссертации на соискание учёной степени д. м. н.] / Государственный медицинский институт усовершенствования врачей МО РФ. — Москва, 2001. — 34 с., ил.;
- [leb.nlr.ru/edoc/70071/Физиолого-гигиенические-критерии-прогнозов-профессиональной-трудоспособности-в-гигиене-труда В. О. Красовский. Физиолого-гигиенические критерии прогнозов профессиональной трудоспособности в гигиене труда. Автореферат диссертации на соискание учёной степени д. м. н.] / Уфимский НИИ медицины труда и экологии человека, Башкирский государственный медицинский университет. — Уфа, Башкирское издательство, 2002. — 46 с., ил.
Напишите отзыв о статье "Максимов, Геннадий Григорьевич"
Примечания
- ↑ День в истории. «Вечерняя Уфа», 29 марта 2013 года, № 60 (12208), стр. 24;
- ↑ 1 2 3 И. В. Саноцкий. Профессор Геннадий Григорьевич Максимов — вехи творчества. — Журнал «Медицина труда и промышленная экология», 2005, № 4, стр. 47—48;
- ↑ Г. Г. Максимов. Записки врача-исследователя. — Уфа, 2007. С. 16;
- ↑ 1 2 3 4 Уфимская школа промышленных токсикологов / Под редакцией Г. Г. Максимова, А. Б. Бакирова. — Уфа, Уфимский НИИ медицины труда и экологии человека, 2013. — 186 с. — С. 18;
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Александр Летов. Штучный товар. Геннадий Максимов, широко известный российский ученый-медик и уникальнейший специалист-токсиколог, отметил свой 70-летний юбилей. — Интервью в газете «Единая Россия. Башкортостан», № 16 (74), 29 апреля 2010, стр. 5;
- ↑ Г. Г. Максимов. Записки врача-исследователя. — Уфа, 2007. С. 409—410;
- ↑ Л. Васильева. «С помощью „Универсина“». — Интервью Г. Г. Максимова в еженедельном информационном выпуске «Новости ВДНХ СССР», 16 ноября 1985 г., № 46, стр. 12;
- ↑ Б. Х. Ахметова. Воспоминания о первых днях работы курорта Янгантау. — Уральское медицинское обозрение, № 2 (23), 1998, стр. 94—95;
- ↑ [cyberleninka.ru/article/n/maksimov-gennadii-grigorievich-k-70-letiyu-so-dnya-rozhdeniya Максимов Геннадий Григорьевич (к 70-летию со дня рождения).] Статья в журнале «Медицинский вестник Башкортостана», № 6, том 5, 2010. Стр. 143;
- ↑ [www.bashgmu.ru/obrazovanie/fakultety/100-fakultet-mediko-profilakticheskij-s-otdeleniem-mikrobiologii/gigieny-truda-i-professionalnykh-boleznej/320-sotrudniki-kafedry Сотрудники кафедры гигиены труда и профессиональных болезней] на официальном сайте БГМУ;
- ↑ Г. Г. Максимов. Затравочная камера с одновременной регистрацией дыхания и ЭКГ у мелких животных. — Журнал «Гигиена труда и профзаболевания», 1969, № 6, с. 47—48;
- ↑ Уфимская школа промышленных токсикологов / Под редакцией Г. Г. Максимова, А. Б. Бакирова. — Уфа, Уфимский НИИ медицины труда и экологии человека, 2013. — 186 с. — С. 123, 163;
- ↑ Раздел 3.5. Анализ фенольной эпопеи. — В книге: Г. Г. Максимов. Записки врача-исследователя. — Уфа, 2007. С. 217—247;
- ↑ [mednecropol.ru/k/kondrusev-ai/kondrusev-ai.htm Кондрусев Александр Иванович (1941-1997)] на сайте «Медицинский некрополь»;
- ↑ [library.lipetsk.ru/calendar/all-dates/rodilsya-konstantin-ivanovich-akulov-1925-1990 17 апреля. Родился Константин Иванович Акулов (1925-1990).] Статья в Краеведческом календаре «События и даты Липецкого края»;
- ↑ [enc-dic.com/enc_biography/Novikov-juri-vladimirovich-58937.html Новиков, Юрий Владимирович] в Большой биографической энциклопедии;
- ↑ [www.sysin.ru/about/structure/adm/krasovsky Главный научный сотрудник Красовский Гурий Николаевич] на сайте ФГБУ «Научно-исследовательский институт экологии человека и гигиены окружающей среды им. А.Н. Сысина» Минздрава России;
- ↑ Г. Г. Максимов. Записки врача-исследователя. — Уфа, 2007. С. 247;
- ↑ [www.bashgmu.ru/obrazovanie/fakultety/58-lechebnyj-fakultet/propedevtiki-vnutrennikh-boleznej-s-kursom-fizioterapii/184-sotrudniki-kafedry Сотрудники кафедры пропедевтики внутренних болезней] на официальном сайте БГМУ;
- ↑ Булат Галиев. Спецвыпуск. Полвека назад из стен мединститута вышел особый курс. — Интервью Г. Г. Максимова в газете «Республика Башкортостан», 26 июня 2013 г., № 122 (27857);
- ↑ Полувековой юбилей выпускников БГМУ. — Статья в газете Башкирского государственного медицинского университета «Медик», № 7 (53), сентябрь 2013 г., стр. 3;
- ↑ Г. Г. Максимов. Записки врача-исследователя. — Уфа, 2007. С. 391—392;
- ↑ Приказ Министра здравоохранения РСФСР А. И. Потапова, № 126-л от 22.03.1990 г.;
- ↑ Г. Г. Максимов. Записки врача-исследователя. — Уфа, 2007. С. 217.
Литература
- Г. Г. Максимов. Записки врача-исследователя. — Уфа, 2007. — 433 с.;
- Уфимская школа промышленных токсикологов / Под редакцией Г. Г. Максимова, А. Б. Бакирова. — Уфа, Уфимский НИИ медицины труда и экологии человека, 2013. — 186 с.;
- [wiki02.ru/encyclopedia/Maksimov_Gennadiy_Grigorevich/t/8333 Максимов Геннадий Григорьевич.] Биографическая статья на сайте «Энциклопедия Башкортостана»;
- [башкирская-энциклопедия.рф/index.php/read/8-statya/10405-maksimov-gennadij-grigorevich Максимов Геннадий Григорьевич.] Биографическая статья на сайте «Башкирская энциклопедия» (на башкирском языке).
Ссылки
- [cyberleninka.ru/article/n/maksimov-gennadii-grigorievich-k-70-letiyu-so-dnya-rozhdeniya Максимов Геннадий Григорьевич (к 70-летию со дня рождения).] Статья в журнале «Медицинский вестник Башкортостана», № 6, том 5, 2010. Стр. 142—143;
- [www.bashgmu.ru/zhizn-bgmu/nashi-yubilyary/2561-maksimov-gennadij-grigorevich Максимов Геннадий Григорьевич. К 75-летию со дня рождения.] Статья на официальном сайте БГМУ;
- [www.famous-scientists.ru/2609 Максимов Геннадий Григорьевич] в энциклопедии «Известные учёные»;
- [cyberleninka.ru/article/n/igor-vladimirovich-sanotskiy Игорь Владимирович Саноцкий] (к 90-летию со дня рождения). Статья в журнале «Вестник Российской академии медицинских наук», № 11, 2012. Стр. 69—70.
Отрывок, характеризующий Максимов, Геннадий Григорьевич
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».
Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…
В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.
Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
