Массовое убийство в Хандерфорде

Массовое убийство в Хангерфорде
Место атаки	Хангерфорд, Беркшир, Англия, Великобритания
Дата	19 августа 1987 12:30 — 18.52
Способ атаки	массовое убийство, Самоубийство
Оружие	Карабин М1,Тип 56, Беретта 92 9мм
Погибшие	17 (включая нападавшего)
Раненые	15
Террористы	Майкл Роберт Райан

Массовое убийство в Хангерфорде — произошло в Хангерфорд, Беркшир, Англия. 19 августа 1987 года безработный 27-летний Майкл Роберт Райан, вооружившись двумя полуавтоматическими винтовками и пистолетом убил 16 и ранил 15 человек перед тем, как покончить с собой. Массовое убийство стало первым в истории Британии и привело к поправке в законе об огнестрельном оружии.

19 августа 1987

Первое убийство Райан совершил около 12.30 утра в 11 километрах к западу от своего дома в лесу, где 35-летняя Сюзен Годфри находилась на пикнике с двумя своими детьми: 4-х летней Ханной и 2-летним Джеймсом. Райан, вооруженный пистолетом «Беретта», подошёл к отдыхающим и приказал Сюзен под угрозой убийства усадить её детей в машину. После этого он отвел Сюзен подальше в лес и убил 13 выстрелами. После он скрылся с места преступления на своем «Opel Astra». Вскоре детей нашла одинокая пенсионерка Майра Рози, которой дети сказали «Миссис Рози, дядя в чёрном плаще застрелил нашу маму». Тем временем Райан подъехал к автозаправочной станции. Заправив свой автомобиль, он уступил место мотоциклисту Иану Джорджу. Затем Райан через витрину выстрелил из карабина М1 в кассиршу Дин Кэкьюб, но не попал в неё. Он собрался зайти в магазин и добить кассиршу с близкого расстояния, но случайно нажал на кнопку извлечения магазина из оружия, и магазин выпал на землю. Пока Райан перезаряжал оружие, женщине удалось запереться в магазине изнутри и сообщить в полицию. Не тронув мотоциклиста, Райан оставил заправочную станцию и поехал к своему дому в Хенгерфорде. Тем временем мотоциклист, невольно ставший свидетелем стрельбы, доехал до первого попавшегося телефона-автомата и вызвал полицию. Около 12.45 Райан припарковал машину у своего дома на «Сауз авеню» в Хангерфорде. Он застрелил свою собаку, после чего попытался уехать, но машина не заводилась. Тогда убийца поджёг свой дом, после чего отправился бродить по городу. Он убил выстрелом в голову Шелли Мейсон, которая находилась во дворе своего дома. На шум выбежал её муж, который тут же был убит шестью выстрелами. Затем Майкл пешком направился дальше в город, где ранил двух человек: Марджори Джейсон, которая наблюдала за Райаном из окна своей гостиной, и 14-летнюю Лизу Мирдерхолл, которая стояла недалеко от своего дома. Позже она рассказала что нападавший улыбнулся перед тем как ранить её в обе ноги. Вскоре Майкл Райан оказался на поле для выгулки собак, где 51-летний Кеннет Клементс и его семья выгуливали пса. Увидев вооруженного Райана Кеннет поднял руки вверх и произвел жест «Сдаюсь», но стрелок проигнорировал его и убил Клементса, а затем и его собаку, но не стал стрелять по убегающим членам семьи Кеннета. Затем стрелок вышел назад к «Сауз Авеню» где открыл огонь по подъезжающей полицейской машине, которая была вызвана в связи со стрельбой. В общей сложности он выпустил 23 пули. 4 из них попали в полицейского Роджера Бреретона, который потерял контроль над управлением, и его машина врезалась в столб. Полицейский умер от полученных ранений в машине. Затем Райан выпустил 11 пуль в «Volvo 360» в которой ехали Линда Чапман и её дочь Эллисон. Первые пули ранили Элисон в ногу и бедро, Линда была ранена в левое плечо, затем машина врезалась в дерево. Линда и Эллисон выскочили из неё и побежали прочь. Райан трижды выстрелил им вслед, одна из пуль ранила Линду в спину. После Райан открыл огонь из винтовки «Тип 56» по белой «Тоyota», в которой по случайности ехал муж раненой Райаном ранее Марджори Джейсон — Айвор Джейсон и его коллега по работе Джордж Уайт. Потеряв управление «Toyota» врезалась в патрульную машину с уже мёртвым полицейским. Джордж погиб от полученных ранений на месте, а Джейсон был тяжело ранен и притворился мертвым. Майкл Райан двинулся по «Фэрвью-роуд », он убил Абдула Рахмана Ханна, который косил газон у своего дома и ранил его соседа Алена Липетита. Затем Райан открыл огонь по машине скорой помощи, вызванной в связи со стрельбой. Он ранил фельдшера Хэйзел Хаслетт, затем выстрелил по людям на улице, а также убил свою мать Дорти, которая, узнав о происшедшем, пришла убедить сына сдаться. Затем Райан ранил Бетти Толлдей, вышедшую из своего дома на шум. Тем временем к месту были стянуты огромное количество полиции, спецназа, скорой помощи и журналистов. По радио и телевидению передали приказ никому не выходить на улицу и не подходить к окнам. За Райаном также уже следил вертолёт полиции. Несмотря на это, стрелок продолжал убивать. Он расстрелял Франциска Батлера, а также выстрелил в подростка на велосипеде Эндрю Кандела, но промахнулся и это дало парню время уехать. Затем Райан открыл огонь из винтовки «Тип 56» по такси, которым управлял Маркус Барнед, он получил множество ранений, в том числе в голову, и умер в машине. Энн Нолибол была легко ранена, когда проезжала на своей машине «Прайори авеню». Райан обстрелял фургон в котором ехал Джон Шторм, но тот лег на пол и избежал пуль. Затем Райан направился к центру города, где полиция развернула крупномасштабный план эвакуации. По дороге он убил восемью выстрелами в лобовое стекло автомобиля его водителя - 51-летнего Дугласа Уэйнрайта, и ранил в грудь и руку его жену Кетлин. Она позже скажет «Мой муж нажал на тормоза как только лобовое стекло разлетелось... ». Кейтлин Уэйнрайт увидев, что её муж убит, а стрелок перезаряжает оружие, быстро расстегнула свой ремень безопасности и убежала. (По иронии судьбы именно Дуглас Уэйнрайт подписывал лицензию на оружие Майклу Райану всего за несколько недель до стрельбы). Следующим Майкл ранил в плечо Кевина Ланса, который управлял «Ford Transit» по Хилл Торонт. Затем Райан начал стрелять по «Leyland Sherpa» которой управлял 51-летний Эрик Варди, он получил два ранения в шею и грудь и врезался в стену. Спустя полчаса Эрик умер в машине скорой помощи от полученных ранений. Около 13.30 Райан пересекая «Орчен-парк-Гардес» выстрелил один раз в красную «Renault 5», смертельно ранив 22-летнюю Сандру Хиллс. Находившийся рядом Карл Харрис подбежал к её автомобилю и извлек из салона ещё живую Сандру, но спустя считанные секунды она умерла у него на руках. Затем Майкл расстрелял «Priory Road» и убил водителя Джека Гиббса и его прикованную к инвалидному креслу жену Миртл. После чего Райан начал стрелять по окнам домов и ранил Майкла Дженгинса и Майру Гейтер. Затем он пошёл вниз по Роуд-авеню, где увидел машину «Ford Sierra», которой управлял 34-летний Ян Плейл, возвращавшийся вместе с семьей из магазина. Майкл несколько раз выстрелил в лобовое стекло и убил Яна выстрелом в шею. Карл Харрис вновь бросился к машине для оказания первой помощи раненому, но Ян был уже мертв. Затем стрелок ранил 67-летнего Уильяма Ноона, который находился во дворе своего дома. Наконец, Райан ворвался в «John O'Gaunt Community Technology College», где ранее был учеником. Там он забаррикадировался в одном из классов. Тем временем полиция окружила здание. Попытки полиции уговорить Райана сдаться не увенчались успехом. В 18.52 Майкл Роберт Райан покончил с собой выстрелом в голову. Последними его словами были «Хангерфорд должен быть немного запутанным. Я сожалею, что не остался в постели.»

Майкл Роберт Райан

Майкл Роберт Райан
Michael Robert Ryan
Дата рождения:	18 мая 1960(1960-05-18)
Место рождения:	Мольдиборо, Уилтшир, Великобритания
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Дата смерти:	19 августа 1987(1987-08-19) (27 лет)
Место смерти:	Хандерфорд Беркшир Великобритания
Причина смерти:	Самоубийство
Убийства
Количество жертв:	16
Количество раненых:	15
Период убийств:	19 августа 1987
Основной регион убийств:	Хандерфорд Беркшир Великобритания
Способ убийств:	Расстрел
Оружие:	Карабин М1,Тип 56, Беретта 92 9мм

Совершившим преступление был безработный бывший антиквар Майкл Роберт Райан. Он родился 18 мая 1960 года в Мольдиборо, Уилтшир Великобритания. Майкл был единственным ребенком в семье. Его отцу Альфреду Генри Райану было 55 лет на момент рождения сына. Альфред Райан умер в мае 1985 года в возрасте 80 лет в Суиндоне.На момент совершения преступления Майкл жил вместе с матерью Дорти Райан, которая работала учителем в начальной школе. У СМИ были предположения, что мать сильно влияла на Райана. Впоследствии СМИ окрестили его «Маменькиным сыночком» Через неделю после происшедшего в американских газетах появились статьи в, которых было написано, что Райан был одержим фильмом Рэмбо: Первая кровь. И огнестрельным оружием. Однако доказательств правдивости этих фактов нет до сих пор. Также полиции так и не удалось найти мотивов толкнувших тихого и неприметного Майкла Райана на преступление. Орудием убийства послужили две полуавтоматические винтовки — Карабин М1 и Тип 56 (Китайская копия Автомата Калашникова) и 9 миллиметровый полуавтоматический пистолет Беретта 92. В 1978 году Райан подал прошение с просьбой выдачи лицензии на ношение огнестрельного оружия. В том же году он нелегально приобрел два помповых дробовика, которые зарегистрировал только в январе 1987 года. 11 декабря 1986 ему разрешили владеть двумя пистолетами. 30 апреля 1987 Майклу было разрешено приобрести ещё один пистолет. 14 июля он подал просьбу разрешить ему купить полуавтоматические винтовки. 30 июля его прошение было удовлетворено (впоследствии человек, подписавший разрешения, будет убит во время бойни) На момент совершения массового убийства Майкл Райан легально владел 6 видами огнестрельного оружия (в порядке приобретения):

• Помповое ружье Winchester Model 1894
• Помповое ружье 12 калибра «Zabala»
• Беретта 92 9мм
• Пистолет VZ 240,32 калибра. (на момент стрельбы был в ремонте)
• Полуавтоматическая винтовка Тип 56 калибра 7,62×39 мм
• Карабин М1 0,30 калибра.

Отрывок, характеризующий Массовое убийство в Хандерфорде

В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.