Матвеев, Николай Петрович

Николай Матвеев-Амурский
Имя при рождении:	Николай Петрович Матвеев
Псевдонимы:	Николай Амурский; Н. А.; Краб; Н. Э-ский; Странник; Гейне из Глуховки
Дата рождения:	10 (22) ноября 1865(1865-11-22)
Место рождения:	Хакодате, Япония
Дата смерти:	8 февраля 1941(1941-02-08) (75 лет)
Место смерти:	Кобе, Япония
Гражданство:	Российская империя
Род деятельности:	журналист, прозаик, поэт, переводчик
Жанр:	публицистика, проза, поэзия
Язык произведений:	русский

Никола́й Петро́вич Матве́ев (1865—1941) — российский журналист, писатель, поэт, переводчик-японист, краевед Дальнего Востока, автор первой книги по истории Владивостока. Известен также как Никола́й Матве́ев-Аму́рский.

Биография

Родился в Японии в семье фельдшера русской православной миссии. Возможно, был первым европейцем, рождённым на Хоккайдо. Его отец, Пётр Матвеев, был судовым и консульским лекарем, ранее служил на Тихом океане, после чего работал во Владивостоке модельщиком судостроительного завода. Мать, Феврония, была неграмотной камчадалкой.

Когда Николай был совсем маленьким, его кормилица-японка сбежала вместе с ним из дома и ходила с ним по деревням, показывая всем русского мальчика. Несмотря на то, что позднее Николай Матвеев много лет проведёт в России, он всегда будет любить Японию, язык которой он будет знать в совершенстве.

Образование Матвеев получил во Владивостоке, где окончил Кадровую школу Владивостокского порта и начал работать мастеровым в литейном цехе мастерских военного порта (будущего Дальзавода).

В молодости стал публиковаться в газете «Восточный Вестник», затем в газете «Владивосток» и других дальневосточных, а также сибирских изданиях. Свои заметки и статьи Матвеев подписывал разными именами: «Николай Амурский», «Н. А.», «Краб», «Н. Э-ский», «Странник», «Гейне из Глуховки» и прочими.

В самом начале нового века вышел первый сборник стихов Николая Матвеева, а в 1904 году известный российский издатель Иван Сытин выпустил в свет сборник прозы Матвеева — книгу «Уссурийские рассказы», в которой с большой точностью и наблюдательностью описаны быт и обычаи Приморья.

Во Владивостоке у Матвеева была типография, а у него дома бывали известные писатели, художники, революционеры — Николай Асеев, Давид Бурлюк и другие.

Был основателем и редактором-издателем первого в Сибири и на Дальнем Востоке научно-популярного журнала «Природа и люди Дальнего Востока». В журнале был опубликован ряд статей о деятельности Общества изучения Амурского края (ОИАК), в которой и сам Матвеев, будучи известным краеведом, активно участвовал — был секретарём, а также исполняющим обязанности председателя ОИАК. Вышло 27 номеров журнала, после чего Матвеев был арестован по обвинению в социал-демократической пропаганде. Отсидел около года, освобождён в декабре 1907 года. К журналу уже не вернулся, стал корреспондентом газеты «Далёкая окраина».

В 1910 году отмечалось 50-летие Владивостока. Матвеев, который был председателем юбилейной комиссии, отпечатал в своей типографии «Краткий исторический очерк г. Владивостока» — первую за всё время книгу по истории города.

У Николая Матвеева было 12 детей, среди которых был известный в будущем поэт-футурист Венедикт Март (Матвеев), а также поэт и писатель Николай Матвеев-Бодрый. В семье Матвеевых будет ещё несколько известных поэтов, таких как Иван Елагин, Новелла Матвеева и другие.

В марте 1919 года, после начала Гражданской войны, Николай Матвеев вместе с женой и четырьмя младшими детьми навсегда эмигрировал в Японию. Там, в городе Кобе, он и умер 8 февраля (по другим данным, 10 февраля) 1941 года, в возрасте 75 лет. Похоронен там же на Иностранном кладбище.

Библиография

• «Стихотворения, пародии, подражания» (сборник стихов) — СПб: 1903
• «Уссурийские рассказы» (сборник прозы) — М.: Типография Т-ва И. Д. Сытина, 1904
• «Краткий исторический очерк г. Владивостока» — Владивосток: типография Н. П. Матвеева, 1910

Литература

• Евтушенко В. П. Древо плодоносящее: биография уникальной литературной династии Матвеевых / Валерий Евтушенко. — Владивосток: Делин, 2004 (ПБОЮЛ Кулевцов В. П.). — 184, [2] с.

Отрывок, характеризующий Матвеев, Николай Петрович

Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.